Перемазаны вишни мукой
И в потемках душа не согрета,  —-
До тебя бы достать мне рукой,
Да вечерняя песня не спета,
В зеркала бы твои заглянуть,
Закулисный изведать бы шорох
И запретное бремя вернуть,
Заблудившись, как бабочка, в шторах.

Целованье твое на плаву,
Половинчатой чести застолье,
Перезревшее вновь наяву
Да лихачества львиная доля, —
Но и там по пятам воровство,
Где народ от хлопот отдышался,
Лопотанья вокруг баловство
И ларец, где венец залежался.

Как там жизнь на земле ни мала,
Все равно рассуждения вроде,
А прибрежная блажь не мила,
Благо, август уже на подходе, —
Я не лекарь тебе и не брат,
Только выход мне нужен не втайне,
Сокровеннее тысячи врат
От воротец твоих до Согдайи.

Кто составит мне твой гороскоп,
Если ужас жары не завьюжил,
Если времени злой стетоскоп
Застаревшую хворь обнаружил?
Если даже лагуны не лгут,
То кого убедим на бегу мы,
Что размок заграбастанный жгут,
Тот, который готовили гунны?

Не тебе ли седеть да сердить,
Подвенечное платье снимая?
С бесконечностью можно судить,
Чем закончилась сцена немая, —
Зафрахтовано судно твое
И рубин не поймет, где нечисто,
Если ранят времен острие,
Катапульта, таран и баллиста.

Возвращенною музыкой стон
Разузнает гульбу волевую,
И отсюда — со стен иль сторон —
Я тебя не зову, не миную, —
А тебя-то ужель не корит,
Поуставши, Святое семейство,
И в тебе-то ужель не сокрыт
Позлащенный ярлык лицедейства?

Безалаберен разве ли страх?
Так и жизнь растяжимее стала,
А была — да и есть — на ветрах,
Призывала — краса миновала, —
Пусть же память уйдет на покой,
Распростившись с оснасткой корветов,
Где построило город такой
Иллирийское племя венетов.