хобби

он мне долго рассказывал про свое хобби, собирать линейки. но мне запомнился не рассказ о его увлечении, а кривая ухмылка, которая его сопровождала.

история женщины

женщина рассказывала мне свою историю. я смотрел на ее глаза. и они слезились. я смотрел на ее нос. и он начинал хлюпать. я смотрел ей в рот. она начинала поперхиваться. я опустил взгляд на ее грудь. и пожалел об этом.

сон

мне приснился сон, что я зашел в супермаркет. и в нем не было ни одного человека. я сел на пол и стал катать консервные банки. было очень весело. а среди ночи я проснулся, почувствовал голод, достал из холодильника баночку бычков в собственном соку, открыл и стал есть бычков. и мне было очень грустно.

дверь

иногда, когда я иду по улице, я ловлю себя на мысли, что мне хочется открыть дверь, я даже вытягиваю руку вперед и словно толкаю ее. после чего проваливаюсь рукой в пустоту и спотыкаюсь. а однажды я даже упал. сидел и смотрел на людей, а они смотрели на меня. а маленькая девочка, проходящая мимо, сказала мне шепотом: «входа нет» и пошла дальше, а потом обернулась и громко крикнула: «и выхода тоже».


тетрадь

когда я учился в школе, мне запрещали вырывать из тетради листы. а мне так этого хотелось. недавно я нашел свою старую школьную тетрадь. сел на пол и стал вырывать листок за листком и смеялся, а когда вырвал все, уткнулся лицом в пустую обложку и заплакал.

лес

когда я был маленький, лес любил меня. и я собирал в лесу много грибов и ягод. а сейчас мне 51 год. у меня плохое зрение. и лес перестал меня любить.

кошка

всегда, когда я прохожу на улице мимо кошки, мне хочется остановиться возле нее, наклониться и спросить… я даже не знаю о чем… но я уверен, кошка это знает.

камни

мне когда-то сказали, что люди не умирают, а превращаются в камни. и помню, как я скептически улыбнулся про себя. а сейчас, приезжая в Крым, в Судак, я смотрю на горы и чувствую, как что-то каменеет внутри меня.

поэты

я давно понял, что поэты — самые смешные люди. но до сих пор не понимаю, почему.

окно

мне говорили: осторожно открывай окно, плохие мальчишки могут бросить камень в стекло. и я до сих пор всегда открываю окно осторожно, смотрю по сторонам и думаю про плохих мальчишек.

стыд

в детстве меня приучили стыдиться голых людей. но дело не в нудистах. а в том, что сначала ты все принимаешь на веру, а потом у тебя просто не остается выбора.

день

где-то пару месяцев назад, в один из дней, совершенно беспричинно и совершенно невообразимо, мне стало так хорошо на душе… что я теперь частенько вспоминаю этот день и думаю, что это было и будет ли… или кто-то попрощался со мной уже навсегда.


Миг и вечность

Я нахожусь внутри огромного мира.
Внутри меня находится отражение огромного мира.
В отражении огромного мира, который находится во мне,
Есть очень многое и очень многие, и в том числе я.
Во мне, находящемся внутри отражения огромного мира, который находится во мне, многократно уменьшенный, находится отраженный мир отраженного мира, который находится во мне, и является копией огромного мира, внутри которого нахожусь я.
Я пытаюсь уменьшить мир до своих размеров, он пытается увеличить меня до своих. Мы создаем копии друг друга, мы тиражируем друг друга. И отражаем друг друга в необъятном и деформированном зеркале мига и вечности.

Поднимаются руки
Движеньем простым и особым.
Поднимаются руки
Как будто ушедших зовут.
Над ребенком,
Над хлебом,
Над полем,
Над миром,
Над гробом…
Поднимаются руки
И в небо ладьями плывут.

Опускаются руки
Движеньем простым и весомым.
Опускаются руки
На руки.
На плечи,
На грудь,
На траву,
На цветок,
Так как будто они незнакомы,
Будто небо слепое
Решило на землю взглянуть.

Кто идет по следам рук людских,
Видит кто отпечатки
На руке,
На муке,
На лице
На воде,
На крови…
Кто на линию жизни
Обидчика бросил перчатки
Прежде жизни самой,
Прежде смерти
И прежде любви…

Кто ведет, кто ведом
От беды,
От тоски,
От разлуки,
Кто ведом, кто ведет
Нас за руки схватив впопыхах…
Нет ни слуха,
Ни зренья,
Есть руки и руки, и руки…
И фантомная боль,
Что зияет в пустых рукавах.

Перчатка хранит форму рукопожатья с врагом.
И оттиск удара по челюсти друга.
Перчатка лежит между будильником и утюгом,
Ампутированной частью меня. Мира. Войны. И досуга.
Я случайно увидел ее между старых вещей.
Между сломанных символов времени, лоска, порядка.
И она, словно вызов, подумалось… чей?
Вызов прошлого, брошенный старой ненужной перчаткой?..

Пусть дождь будет кратковременными
Осадками моего сознанья…
Пусть он выпадет хоть раз зернами на зеро,
В голове каждого человека есть только фундамент здания,
А из него торчит, как из шляпы писательское перо.
Я становлюсь взрослей, но не значит умнее,
Просто детство мое уснуло у какой-то старой сосны,
И я прихожу и ложусь рядом с ним, под нею,
И, по-детски, светло улыбаясь, вижу любимые сны…
Для чего, если спросите, зря, я не знаю,
Только сосен не три, мне хватило одной,
Каждой ночью зачем-то, я день вспоминаю,
Словно он поделился секретом со мной.
Мне хватило одной, я любил недотрогу,
Перечеркивал «не» для нее же самой,
Заблудившись однажды, я помнил дорогу,
Только эту дорогу, дорогу домой…

Ни в Юрьевце и ни в Кировограде
Следы его… нет, шел он босиком
По льду, по снегу собственной тетради,
Где смерть с бессмертьем рыщут косяком.
И вот смеется шрамы расправляя
И не рифмует всуе: боль — юдоль,
Он стрекозой влетает в грозы мая,
Кузнечиком садится на ладонь
Земного бога, что отстал от свиты
Богов небесных, здесь на пикнике…
Он из берЕсты держит древний свиток
В мужицкой крепкой, поднятой руке.
В другой руке — крутящийся подсолнух;
Лучи мелькают, скачут по лицу,
Он знает: триединство — это воздух
И сын, входящий в зеркало к отцу.

Небо желтое от света,
Солнца лопнувший желток
Освещают два предмета,
Две судьбы на посошок.
И витые закоулки
Тихи, гулки, как шаги,
Две судьбы играют в жмурки
И расходятся круги
Как от брошенного камня,
Как от брошенной жены,
В луже мутного сознанья
Чистой правды и вины…
Все вернется, обернется,
Пепел-Феникс — все одно.
Ослепляет блеском солнце,
Щуря черное пятно.

Верхушки деревьев
И звезды ковша…
Плывут и плывут облака…
И, кажется, рядом
Лучится душа
Загадочного чудака.
Когда-то придумал он
Звездный декор
И фоном пустил облака,
И дал человеку
Заглавную роль,
А сам отлучился пока…

Зайди на восьмой, мой этаж.
Квартира направо от лифта.
И будет, конечно, шесть дня!
В прихожей, прости, ералаш
И тень одинокого Свифта.
А пуще: прости мне меня!..
На кухне мой письменный стол,
Листочки, каракули страсти…
Мети это все за порог!
Искал и почти что нашел
Вселенскую «формулу счастья»,
Но сделать счастливой не смог…

Я ухожу все дальше в синеву
Забытых понедельно дней недели,
В пространство полимпсестов, где живу
В отверстиях и клапанах свирели,
Который год играемый тобой
В мелодиях простых и даже плоских,
Не для забав, чтоб привентивно сбой
Не допустить в твоих капризных легких.
Играемый любым или любой,
Когда любовь гоняют интраверты,
С охрипшей безголососою судьбой
Без нот, без слов, без крови и без жертвы.
…а впрочем, проведи рукой по шву,
Здесь выше сердце и пониже неба…
Где ветка проколола синеву,
Где жил и был и где не жил и не был…

По окнам шарит мертвый дождь
Руками Шивы.
Ты рядом сядешь и шепнешь:
«А мы-то живы…».
Такая ночь, поди сыщи
Небесный ковшик,
А между нами жизнь свечи
И воска крошки.
И не отчаянье, не страх,
Не мысли крики…
Все то, что есть в твоих глазах —
Лишь света блики.

И не ушла любовь и не осталась.
Качалась, как змея — туда-сюда,
И то грозила, то являла жалость,
Во лбу ее шагреневом звезда.
Все повторялось зло и неизбежно.
И бил того, кто снова визави —
И в мозг, и в сердце —
Колокол надежды,
И в мозг, и в сердце —
Маятник любви…

День от дня не ближе и не дальше,
Но зреет отчуждения броня,
Не в правде дело и отнюдь не в фальши,
А просто ты уходишь от меня.
Душою босоногой и слепою,
Как по осколкам битого стекла,
Уходишь той неведомой тропою,
Какой пришла…

Когда усну, я вспомню о тебе…
Евстахий храп сыграет на трубе, —
Сосед, сбежавший в шкуре леопарда
С моей женой за стенку миокарда.
Но боль фантомная еще живет в ребре.
И в сон вхожу, как в память о тебе.
Где вилка падает, шипит сковорода,
И плачет лук, летящий в никуда.
И бра циклопом зыркает во тьму
И выход обещает одному.
Тому, кто, может, вспомнит обо мне
В двухспальной одноместной тишине.

рабом я не был стиходельческой сохи.
и всяких кормовых не различал подвиды.
но просто будущего вспомнил я стихи,
когда в четверг, после дождя, тебя увидел.

как было просто — из вчерашней немоты
и пустоты ты вышла первой буквой, слогом…
И новым словом с окончанием на «ты»,
А жизнь моя была к нему предлогом.