Книжно-Газетный Киоск


Рецензии


Евгений Чигрин, «Неспящая бухта»
М., «Время» 2014

Евгений Чигрин не из тех, кто выпускает много книг. Книга для него — это этап, возможность подвести черту и начать заново что-то в себе. Его «Неспящая бухта» — это не просто книга. Это он сам, разбросанный по стихотворным квартирам, страдающий от невозможности заменить буквы на фрагменты человеческого вещества. Кто-то скажет, что тут особенного? В каждом поэтическом сборнике так или иначе заключена преимущественно личность автора. Но культурологический фокус Чигрина в том, что в его стихах ничего кроме него нет. И это не от прихоти солипсизма, а от абсолютной законченности его представления о поэзии и от его неразрывной связи с мировой культурой. Его поэтическая реальность дана нам в его ощущениях, она не приемлет примеси чего-то чересчур объективного, чего-то не зависящего от авторской воли. Для него дико отпустить лирического героя слишком далеко от себя, он чужд замкнутой в себе игры, у него все всерьез, и ему странно, что у кого-то бывает по-другому.
Евгений Чигрин не то чтобы спрятан в своих впечатлениях, он оброс ими, как елка обрастает перед Новым годом игрушками и гирляндами. В «Неспящей бухте» он от стихотворения к стихотворению, от части к части подносит каждую свою игрушку и гирлянду прямо  к читательским глазам, а в самом конце являет себя во всей своей природной красе. В первой части «Островистые земли» он предстает своеобразным «гением места», отдавая дань памяти тем ландшафтам, где протекала его жизнь в лучших и ярких своих впечатлениях. Здесь и Север, и Крым… И все то, что остается от них внутри. Поэт, органически не переносящий даже намека на банальность, в такой «поэтически апробированной» крымской теме находит свою интонацию:

Фиолетовый цвет Феодосии — сумерки… Свет
Симпатичной кофейни вблизи айвазовского моря.
Бесноватые чайки кричат с передышками бред,
Белопенные волны подобны осколкам фарфора.

Часть «Серая роза» уже своим названием намекает на нечто дождливо-парижско-волошинское. Но в стихах не только Париж. В этом разделе автор дает нам спектр своего мироощущения сквозь призму европейской живописи:

В окне пейзаж — припомнишь Писсарро —
Перешагнешь в стихи, держа руками
Видение в сиреневом: тепло
Под серыми, в изломах, облаками.

Держу в руках видение — тебя…
Весь в мареве художника ландшафтик,
В котором ветер, в дудочки трубя,
Прохожего закутал в мягкий шарфик…

 Причем иногда поэт отсылает читателя к конкретным художникам и работам, а иногда просто создает стихотворные пейзажи Старой Европы, как в цикле «Вроцлав»:

Этот город шпилей, колонн, лепнины
Сберегают гномики-краснолюды…
Три шага от центра и — мир пустынный,
Вшиты в небо звездочки-изумруды.

Далее по частям «Неспящей бухты» автор проводит нас между рифов своих музыкальных и кинематографических впечатлений, где над всеми господствуют мастера барокко и адепты рока… Есть такие изумительные по прозрачности и свежести строки, что поэтический дух захватывает…
И только в последних частях поэт обращается к нам без обиняков, напрямую рассказывает о своей боли, о своем беспомощном бытовании и всесильном Слове, без которого его жизнь лишена всякого смысла…
Сам Чигрин неоднократно отмечал, что ему близко понятие «новизна в каноне». Но  одно дело сказать, другое — доказать в творчестве. Он делает ставку на отточенность и выверенность каждого оборота, на требовательность к себе, на разнообразие поэтического словаря, на классицистскую эмоциональную сдержанность. В то же время, он весьма дерзко экспериментирует с лексическими пластами, сочетая словеса почти архаические со сленгом. И в этом он очень органично вписывается в наше эклектичное время. Не исключено, что и наоборот: он вписывает это время в себя. Вписывает по живому… Его строки, связанные с малороссийскими местами, возможно лучшие такого плана в современной российской поэзии:

Старая-старая церковь,
Рядышком мальчик. Весна.
Ворон как тутошний цербер.
Грушевый сад. Тишина.
Да облака, как номады,
В Винницу, в Киев идут…
Старые-старые кадры:
Груши и вишни цветут.

Евгений Чигрин для меня с первого знакомства с его стихами стал неким эталоном поэтического вкуса. Он как никто другой понимает, сколь высока в поэзии цена минимальной ошибки или просчета и что когда просчет допущен, это уже не поэзия. Он дал русской поэзии на сломе веков новое дыхание, доказал, что поэзию невозможно подвергнуть культурологическому геноциду, поскольку она выше и первичней очень многого в мире. Он смотрит на все без прикрас, и от этого его взгляд особенно эстетичен и красив:

Проснешься в три и смотришь за окно:
Там вьется снег, бомжара близ помойки
Да визави панельное кино
Многоэтажек как итоги стройки, —
Куда как жизнь взметнулась сильно вверх —
Куда нас всех впихнут поодиночке…
Все торопливей ночь швыряет снег,
вышептывает въедливые строчки.

Трудно говорить о поэтах его круга. Слишком уж он подчеркнуто индивидуален. Приведу в пример поэта иного поколения: вот что об этой книге написал Юрий Кублановский: «…Я читал эту книгу еще в рукописи, и у меня посегодня сохраняется светлое чувство самобытности прочитанного. Лирика Евгения Чигрина впитала в себя опыт, как нашего поколения, так и традиции поэзии прежней, включая  советскую. Это оригинальный сплав, обогащающий картину современной словесности». И при этом Евгений Чигрин невероятно литературноцентричен. Среди русских поэтов у него немало «родственников», но родство это не в поэтике, а в высоте полета. Чигрин — прекрасно рифмуется с «один». Он один в своей «Неспящей бухте».

Максим ЗАМШЕВ