Книжно-Газетный Киоск


Евгений Степанов
"Аэропорт"

 

М.: "Вест-Консалтинг", 2014

Каждая новая книга символизирует этап в жизни ее автора. "Аэропорт" Евгения Степанова — в первую очередь, книга о доме и путешествиях. Поэт живет неподалеку от метро "Аэропорт", в одном из так называемых писательских домов, что предполагает определенную направленность в лирике. С другой стороны, поэт нередко в разъездах, в том числе заграничных, и тут, как вы понимаете, без аэропорта не обойтись. Потому в книге множество стихотворений, написанных в других странах. Синкретизм — нахождение дома и вне его — создает единое поэтическое пространство, над которым находится позиция автора (как и должно в лирике, образ автора максимально сближен с образом рассказчика), а потому третий — духовный — пласт книги: личное переосмысление окружающего мира. И бытия, и локационного компонента.
Так, например, построен центральный, давший название книге, рассказ в стихах "Аэропорт". В нарочитой прозаичности скрыт лирический подтекст. Стихотворение напоминает дневник и отчасти timetable — в смысле "распорядка" встреч, графика работы и временных рамок.

Мой район — Аэропорт.
Заключительный аккорд
Моего существованья
На земле — я этим горд.

Прозаизирует полотно стиха-рассказа каждый третий не рифмующийся стих, тогда как три остальных взаиморифмованных стиха в катрене создают эффект динамики, причем рифмы-существительные отвечают за восприятие, а рифмы-глаголы — за действия. Следовательно, изначально читателя вводят в контекст посредством перцепции, затем начинается action. Кажущаяся тривиальность катрена подернута пленкой философии. Аэропорт как район — пристанище поэта, возможно, последнее; это соприкосновение с иными писательскими судьбами, оказавшимися в данном районе, например, с Татьяной Бек, для коей Аэропорт в действительности стал заключительным аккордом вдохновенной, но трагической жизни. Гордость автора происходит и от отождествления со знаменитыми поэтическими именами, и от самой возможности жизни и созидания в престижном районе Москвы. Аэропорт — это еще и в определенном смысле синоним поэзии, следовательно, гордость автора еще и метафизическая; он понимает, что является поэтом. Дальнейший текст — подтверждение изначальных тезисов.

О, застойные года!
Мемуарная страда.
Много славных персонажей
В памяти моей — всегда.

Персонажи — они же герои — появляются перед читателем. Это и Семён Липкин, и Леонид Лиходеев, и та же Татьяна Бек, и многие другие. Мост между прошлым и настоящим наведен. Воспоминания, мемуарный аспект рассказа в стихах, отступают перед днем сегодняшним. В первую очередь, он связан с одним из детищ Степанова — интернет-телеканалом "Диалог":

Приходил сюда мой друг
Мудрый Дима Цесельчук,
И Арго, и Макс Лаврентьев…
Милый, дружественный круг.

Перед нами — иная генерация поэтов. Естественно, автор не отождествляет их с условными классиками, это подчеркивается и дистанционно. Если Цесельчук, Арго, Лаврентьев — милый, дружественный круг, то есть, люди творчески и духовно близкие, то изначально перечисленные знаменитые имена, связанные с Аэропортом — скорее учителя, поэты, с которых брался пример, духовные ориентиры. Имеют место в книге встречи и с людьми эпохальными, как, например, с Евгением Рейном, одним из "ахматовских мальчиков" (наряду с Бродским, Бобышевым и Найманом):

Заходил Евгений Рейн.
Кофе пил и пил глинтвейн.
Долго рассуждал о Бродском.
Я кряхтел: "Их нихт фирштейн!".

Отчетливо понимается судьба Рейна: на большинстве встреч и в ходе многих интервью с ним речь заходит о… Бродском. Крест это или благословение?
Поэзия — это Бог, сказал поэт. Потому рассказ Степанова неминуемо пришел к мыслям о Боге, возможно, спорным, а, возможно, метафизически (в совокупности имен и судеб) итожащих вышесказанное:

О Христе возник вопрос.
Может, ересь я понес.
Но сказал, в чем я уверен:
"Человечество — Христос".

Важный нюанс: в комментарии к тексту, сказано, что "Аэропорт" печатается в сокращении. Мне кажется, в этом заключена еще одна метафора. Дело в том, что жизнь пишется каждодневно, новые встречи и стихи, размышления о бытии и сакральном неизбежно дополняют ее, таким образом, могут прирастать и катрены рассказа в стихах. На сегодняшний день их может даже и не быть, но покуда продолжается жизнь, рассказ о ней будет оставаться в сокращении, ибо никому не известно, где его итог и финал.
Коротко скажем и о композиции книги. В ней три раздела: "Век", "Женщина, которая со мной" и "Че". В первом — стихи о России (даже так: о России в себе и о себе в России), второй раздел — любовная лирика, третий же скорее "творческий" — здесь и путешествия по разным странам, и встречи с коллегами и друзьями, и текст о познании себя. Ведь "Че" — это не только "революционная" отсылка, это, в первую очередь, ЧЕ-ловек. Жизнь человека, собственный поэтический дневник с радостями и горями, с достижениями и сомнениями, выполненный в манере, как сказал автор вступления Сергей Мнацаканян, "как бы наивного искусства".
Основная сентенция книги в том, что поэт всю жизнь удивляется миру, открывает его, но мало что в нем понимает, потому что задача поэта — воспринимать. Вот строки из стихотворения, посвященного 50‑летнему юбилею автора:

теперь — терпеть! — ты — виноват
и штангу глаз не поднимаешь
что понимаешь в пятьдесят?
а ничего не понимаешь

Михаил Розенцвайг,
доктор философии,
Германия