Перекличка поэтов
Вячеслав ХАРЧЕНКО
ПТИЧКА ГУЖЕВАЯ
* * *
* * *
Заберу остатки клубники с грядок,
сморщенные ягодки, августовские недомерки,
сяду, присяду рядом
выскочкой, высокомеркой.
Так на лавочке каждый всего-то ровня.
Так на шоссе ты кровня или бескровня.
И в твоих ладонях ягода — цвет.
Ибо жизнь без цвета, что свет без бед.
Выучишь, не проверишь, пойдешь под откос.
Все потеха, заумь, игра, не всерьез.
сморщенные ягодки, августовские недомерки,
сяду, присяду рядом
выскочкой, высокомеркой.
Так на лавочке каждый всего-то ровня.
Так на шоссе ты кровня или бескровня.
И в твоих ладонях ягода — цвет.
Ибо жизнь без цвета, что свет без бед.
Выучишь, не проверишь, пойдешь под откос.
Все потеха, заумь, игра, не всерьез.
* * *
За любовь мою земляника в ответе
на какой-нибудь самой глухой поляне,
где смешные, грузные, голопузые дети
гуртом льнут к земле, брызжут слюнЯми.
В этом лесу попиленном под названием жизнь,
В этом травяном мареве с ярлыком «отношения»
Так и готовься, так и держись
сохранить и взрастить в сражениях.
А я, шелкопер и бахвал,
сижу на пеньке, улыбаюсь дырками.
Уворовал, уворовал, уворовал.
У-у-у-у-у-у-у. Настырный.
на какой-нибудь самой глухой поляне,
где смешные, грузные, голопузые дети
гуртом льнут к земле, брызжут слюнЯми.
В этом лесу попиленном под названием жизнь,
В этом травяном мареве с ярлыком «отношения»
Так и готовься, так и держись
сохранить и взрастить в сражениях.
А я, шелкопер и бахвал,
сижу на пеньке, улыбаюсь дырками.
Уворовал, уворовал, уворовал.
У-у-у-у-у-у-у. Настырный.
* * *
Здравствуй, мой брат,
приехавший из Абакана.
Не хочется врать —
дома ни одного стакана.
Засуха, пустыня, ни крошки хлеба.
За окном осень, хмурое небо.
В общем говорить не хочется.
Что ни слово — сбудется или пророчество.
Что ни шаг — движение к запредельному
и раздумия предпостельные.
В этом мире каждый
Не то чтобы ЧЧВ,
но подумаешь дважды,
прежде чем перейти на «вы».
Только, что за таинство в слове «вы»?
Ни халвы, ни молвы, ни волхвы.
приехавший из Абакана.
Не хочется врать —
дома ни одного стакана.
Засуха, пустыня, ни крошки хлеба.
За окном осень, хмурое небо.
В общем говорить не хочется.
Что ни слово — сбудется или пророчество.
Что ни шаг — движение к запредельному
и раздумия предпостельные.
В этом мире каждый
Не то чтобы ЧЧВ,
но подумаешь дважды,
прежде чем перейти на «вы».
Только, что за таинство в слове «вы»?
Ни халвы, ни молвы, ни волхвы.
* * *
Странная привычка думать или додумывать.
Странная песня из радио или CD.
Дождь барабанит осенним думдумом,
а ты уставился в окно и сидишь.
Впрочем, всякое слушание сродни рисованию,
точнее не слушание, а смотрение.
Происходящему отыскиваешь названия
или придумываешь без зазрения.
Все мои друзья давно изменились.
Даже жена сходила в душ,
а у меня сплошная идиллия.
Сон, дым, чушь.
Странная песня из радио или CD.
Дождь барабанит осенним думдумом,
а ты уставился в окно и сидишь.
Впрочем, всякое слушание сродни рисованию,
точнее не слушание, а смотрение.
Происходящему отыскиваешь названия
или придумываешь без зазрения.
Все мои друзья давно изменились.
Даже жена сходила в душ,
а у меня сплошная идиллия.
Сон, дым, чушь.
* * *
Если в Егорьевске на пустоши
стоят сосны карабинами,
а ты бормочешь чуть слышно,
наклонившись к стволам детиной —
значит здесь какой-то исток
или иная душевная дребедень.
В какой-то отдаленный срок
мой предок, выбрав день,
оставил зарубку, заметку, кусок себя,
а ты стоишь детиной, платок теребя.
стоят сосны карабинами,
а ты бормочешь чуть слышно,
наклонившись к стволам детиной —
значит здесь какой-то исток
или иная душевная дребедень.
В какой-то отдаленный срок
мой предок, выбрав день,
оставил зарубку, заметку, кусок себя,
а ты стоишь детиной, платок теребя.
* * *
Когда приезжают гости,
а у тебя ангина,
думаешь: «Господи,
какая же я скотина!».
Когда они заболели,
Сидят без телефона,
Ты вместо просмотра телека
Едешь поспешно к оным.
А машина шинами шуршит по лужам.
А ночные рекламы твердят: «Простужен».
А жена лопочет про новый век.
А ты гордо: «Я человек!».
а у тебя ангина,
думаешь: «Господи,
какая же я скотина!».
Когда они заболели,
Сидят без телефона,
Ты вместо просмотра телека
Едешь поспешно к оным.
А машина шинами шуршит по лужам.
А ночные рекламы твердят: «Простужен».
А жена лопочет про новый век.
А ты гордо: «Я человек!».
* * *
Во избежание стрессового состояния,
когда уже и не знаешь, кто ты,
устраиваешь противостояние,
сжигая/поджигая мосты.
Так давно повелось в городах,
если не имеешь никакого покоя,
то говоришь вслух «Ах»
и отыскиваешь другое.
когда уже и не знаешь, кто ты,
устраиваешь противостояние,
сжигая/поджигая мосты.
Так давно повелось в городах,
если не имеешь никакого покоя,
то говоришь вслух «Ах»
и отыскиваешь другое.
* * *
У вселенной случается праздник.
Два человека, обняв землю,
говорят друг другу разное,
а вселенная внемлет.
Все находят себе подданного.
Обнимают за плечи, глядят в глаза,
делая первый шаг пробный
на разные голоса.
Два человека, обняв землю,
говорят друг другу разное,
а вселенная внемлет.
Все находят себе подданного.
Обнимают за плечи, глядят в глаза,
делая первый шаг пробный
на разные голоса.
* * *
Ходишь по кругу солнцем немытым.
Топ за топом, шаг за шагом.
Ручки за спиной, форточки открыты.
Гремишь погремушкой или флагом.
Что, к чему, зачем так бывает?
А любовь от этого прибывает.
Топ за топом, шаг за шагом.
Ручки за спиной, форточки открыты.
Гремишь погремушкой или флагом.
Что, к чему, зачем так бывает?
А любовь от этого прибывает.
* * *
Вот Вергилий шел, а за ним поспешно
автор неизвестный, а потому успешный.
Продвигался вглубь, чтобы проясниться,
а у нас дожди — время измениться.
автор неизвестный, а потому успешный.
Продвигался вглубь, чтобы проясниться,
а у нас дожди — время измениться.
* * *
Кремлевский штурман весело жужжит.
Кемп-Деведский воинственно брюзжит.
А за окном задумчивая осень
особенного ничего не просит.
Так одеваешься, рассеянно гадаешь,
Куда стремить и почему не улетаешь,
Куда глядеть и почему глаза слезятся,
И незаметно начинаешь притворяться.
Идешь, трясешь седою головой
Над желтою пожухлою травой.
Кемп-Деведский воинственно брюзжит.
А за окном задумчивая осень
особенного ничего не просит.
Так одеваешься, рассеянно гадаешь,
Куда стремить и почему не улетаешь,
Куда глядеть и почему глаза слезятся,
И незаметно начинаешь притворяться.
Идешь, трясешь седою головой
Над желтою пожухлою травой.
* * *
Мой серый кот исчез, что и понятно.
Ведь возвращение не то чтоб неприятно,
Но предрекает разные пути:
того готовься и того гляди.
За часом час, за поворотом поворот.
И тут народ, и там народ.
Из двух идиллий выбираешь «шиш»,
И, просыпаясь, горестно молчишь.
Ведь возвращение не то чтоб неприятно,
Но предрекает разные пути:
того готовься и того гляди.
За часом час, за поворотом поворот.
И тут народ, и там народ.
Из двух идиллий выбираешь «шиш»,
И, просыпаясь, горестно молчишь.
* * *
У меня теперь одно есть намеренье:
соответствовать времени веяньям.
Обсуждать заумно посевы пшеницы
в рваном халате на даче подле столицы,
чтоб сидеть, следить за секундной стрелкой,
выпуская дым и бия тарелки.
Стану обеспечен и узнаваем.
Порасту коростой. Поубываю.
соответствовать времени веяньям.
Обсуждать заумно посевы пшеницы
в рваном халате на даче подле столицы,
чтоб сидеть, следить за секундной стрелкой,
выпуская дым и бия тарелки.
Стану обеспечен и узнаваем.
Порасту коростой. Поубываю.
* * *
За мной придут другие времена.
Такие же, как эти, но получше,
и кто-то, развалившись на подушке,
такие же напишет письмена.
А я, давно отосланный в полет,
Гагарин нахрен, птичка гужевая,
так много предрекавший наперед,
моргну глазами неживыми.
И в этом марге будет все о том,
что вроде бы должно было случиться,
что вроде бы могло бы приключиться…
Но все-таки не суждено!
Такие же, как эти, но получше,
и кто-то, развалившись на подушке,
такие же напишет письмена.
А я, давно отосланный в полет,
Гагарин нахрен, птичка гужевая,
так много предрекавший наперед,
моргну глазами неживыми.
И в этом марге будет все о том,
что вроде бы должно было случиться,
что вроде бы могло бы приключиться…
Но все-таки не суждено!
Вячеслав Харченко — поэт, прозаик, критик. Родился в поселке Холмский Абинского района Краснодарского края. Окончил механико-математический факультет МГУ (1988–1993) и аспирантуру Московского Государственного Университета леса (1993–1996), учился в Литературном институте имени А. М. Горького (2000–2001). Участник поэтической студии «Луч» при МГУ и литературного объединения «Рука Москвы». Начал публиковаться с 1999 года. Стихи печатались в журналах «Новая Юность», «Арион», «Зинзивер», «Сетевая поэзия» и «Знамя». Малая проза печаталась в журналах «Октябрь», «Новый берег», «Крещатик», «Родомысл», «Зинзивер» и в Интернет-журнале молодых писателей «Пролог». Лауреат Волошинского фестиваля в номинации проза за 2007 год. Автор книги малой прозы «Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов» (издательство РИПОЛ-классик, 2011 г.). Книга вошла в Лонг-Лист премии «Национальный бестеселлер». Работает техническим писателем.