Истории любви разнолики и многочисленны, причудливы и одинаковы. "Одинаковы?" – спросите вы. И я отвечу: "Да!" Любая история любви – это история двух людей. Не одного и не троих. А именно история на двоих. На два голоса. На два сердечных ритма. "Менаж а труа" случается. Но это не имеет отношения к любви. Первыми в списке любовных историй мы частенько ставим Адама и Еву. Но эти двое были лишены выбора. Яблоко было средством. И змей. А объектов было всего двое. Он и она. Без выбора. Ради великой миссии продолжения рода. Это оставило отпечаток на всех последующих любовных историях мира.

На что похожи маки? На алых бабочек, каких в природе не бывает. На алые губы. Трепещущие. В порыве страсти. Или в смятении. Есть легенда, что маки выросли из слез Афродиты. Значит – смятение. Маки – олицетворение смятения? Не знаю. Но смотреть на бескрайние поля с островками маков у обочины как-то по-особому радостно. Красный на Руси издревле означал красивый. Маки красивы в своей яркости. Ветер не прощает им красоты, заставляя трепетать их лепестки от малейшего своего дуновения. Солнце усмехается, глядя на это действо зависти и смятения. А может страсти? Алая фантасмагория, созданная слезами богини.

Она стояла у мольберта и старалась постичь душу окружающего мира, чтобы на холсте он выглядел правдиво. И ожил в сочных масляных мазках. Уверенными движениями она подражает Богу и создает мир на грубом холсте. В такие минуты она и чувствовала себя богиней мира, состоящего из солнца, ветра, бескрайних полей, разбитых извилистой дорогой, и трепещущих маков. Ее рука не знает усталости, создавая новый мир, дыхание и суть которого должен почувствовать всякий, взглянувший на ее картину. Постичь непостижимое и затаиться в смятении от увиденного и ощутимого откровения. Того откровения, которое сродни бесстыдству, когда человек постигает любое таинство. И вот уже движения ее становятся более мягкими, кисть придает полутона. Полушепот, который перейдет в крик, собравший воедино краски мира. Его страсть и смятение, его правду и флер. Художники – толкователи мира.

Про птичку мы знаем с детства. Про "сы-ы-ыр" узнали позднее. Эти приемы должны вызывать у нас улыбки и сфокусированные взгляды, которые останутся в веках, чтобы наши потомки видели, какими мы были. Менялись прически и наряды, антураж и цвет. Но сфокусированные взгляды оставались неизменными. Теперь фотография вышла за рамки торжеств. Она стала повседневной и даже превратилась в селфи, которое стерло событийность и художественность фотографии и привнесло оскомину. Зато превратило нашу жизнь в фотосессию нон-стопом. Вот здесь мы едим. Здесь поем. Здесь купаемся в волнах водоемов и держим солнце на ладони. Мы даже целуемся, глядя в объектив. Праздность бытия подменила праздники жизни.

Объемные слова молодежного сленга она вдавливала в общество с удивительной непринужденностью, переборов брезгливость дочери педагога-филолога. Она всегда знала, куда деть руки на подиумных показах, как выбрать правильный ракурс на фотосессиях, грань умеренного флирта с юнцами нетрадиционной ориентации из числа стилистов, визажистов и парикмахеров. Она умело собирала вечеринки для блондинок, оформляла их десертами от малоизвестных кондитеров, делая их знаменитыми за один вечер. Она бесстрашно набирала школы моделей, сопротивляясь кривым ухмылкам о закулисье модельного бизнеса. Она превратила свою жизнь в подиум. Играла как жила и жила играя. Стремилась, догоняла, вливалась. Заслоняя всем этим горькое и бесконечное одиночество. Романы случались все реже, а зеркал было все больше, и жизнь в них протекала тягучим густым настоем. И она ее подгоняла. Эмоциями, праздниками, новыми шпильками. И все, оборачиваясь ей вслед, говорили: "Круть!"

Его жизнь делилась на зиму и лето. Зима была наполнена суетой, Тимошиными играми и чемоданами, в которые он потихоньку забирался, когда их заканчивали укладывать. Его каждый раз обнаруживали перед отъездом и возвращали в повседневную круговерть. Но он снова и снова повторял свои несостоятельные попытки увидеть горы и море, города и страны. Но снова и снова они с Тимошей залезали в шифоньер и делали вид, что едут в автобусе. Тимоша объявлял остановки, а он, Барсик, выходил и входил, не пытаясь убежать. Зная, что скоро Тимоша пойдет гулять или читать. Лето превращало его кошачью жизнь в праздник. Он жил на даче и был предоставлен самому себе в выборе занятий. Лето наполняло его жизнь колышущейся на ветру травой, разноцветными бабочками, ярким солнцем, которое заставляло его лениво щуриться. Летом он копил свои впечатления и мечты. А зимой пытался их реализовать, залезая в хозяйский чемодан. Но хозяева были добры к нему и оставляли его мечты с ним, доставая из чемодана перед дорогой и долго потом со смехом вспоминая, как Барсик пытался стать контрабандой.

У нее была одна неудержимая страсть. Страсть, выражаемая одним словом – жизнь. Она любила, попадая в новые романы, короткие встречи, мимолетные улыбки и взгляды. Она до краев наполняла мир каждого, кто становился рядом. Эмоциями, амбициями и сентенциями. Последнего трудно избежать, достигнув пенсионного возраста. На ее руках уже выступили старческие пигментные пятна. Но она считала их отблесками солнечных лучей ее жизни. Шея начала выдавать годы, но она, глядя на себя в зеркало, шею игнорировала. На людях широко улыбалась и как-то по-особенному звонко смеялась. И когда всем ее друзьям пришло сообщение: "Ко мне прилетел молодой дятел", это вызвало легкие улыбки. Чем старше она становилась, тем моложе мужчины у нее появлялись. И у всех ее друзей не вызывало сомнения, что все эти юнцы дятлы. А она сидела на террасе своего дома и счастливо наблюдала за дятлом в красной шапочке, примостившимся на сосне. Она не умела определять возраст птиц, но точно знала, что к ней может прилететь только молодой дятел.

Розы на кустах у окна настороженно смотрят на мир огромными желто-красными бутонами, стараясь понять отношение окружающего мира к ним, кого Господь создал для вечного людского любования. Утреннее солнце понимающе поглаживает бутоны и листья, приглашая сыграть в увлекательнейший спектакль нового дня. Часть из них здесь же встретит вечер и погрузится в прохладу ночи. Часть уже увядает, и к следующему утру их не станет. А часть срежут на щедрый букет для огромной старинной вазы, что испокон веков стоит на старом дубовом столе, за которым по вечерам собирается вся семья. А по выходным, когда семья уезжает на дачу, ваза и стоящие в ней цветы исподволь наблюдают за романтическим ужином на двоих: домработницы и водителя, а потом, стыдливо наклонив невидимые в полутьме шелковые лепестки, слушают шепот страсти. Их чудесный аромат становится ярче и заполняет пространство темной комнаты через край. Аромат розы – аромат страсти.

Витающая в воздухе предгрозовая нежность напоминает нежность, переходящую в исступление перед страстным актом любви. Все понимают, что сейчас грянет буря. И наслаждаются предгрозовой тишиной. Предгрозовым безветрием. Через мгновение кроны деревьев уже наполняются ветром, оголтело бьются в нем листья. Ветер спускается ниже, подхватывая с земли пыль, кидает ее в лица спешащих укрыться от непогоды людей. На ветру страдают сорванные шляпы, трепещут нежные юбки и развеваются бесстрашные шарфы. Эти порывы, как попытка побороть стыдливость при всеобщем обозрении. В такие минуты весь мир наполняется страстью, как паруса наполняет ветер. Покой возвращался с первыми каплями дождя.  Жизнь продолжается. Скоро выглянет солнце и сотрет с лица планеты все следы дождя. Он останется только в недолгих воспоминаниях людей.

За завтраком самый легкий кофе – капучино. И к ноутбуку. Эта книга давалась ей нелегко. И она частенько хитрила, просиживая в кафе подольше. Потом, преодолевая сто тридцать шесть каменных ступеней, ведущих из города к отелю, она представляла, как древние римляне ходили по этим же ступеням, смотрели на то же небо. И знали количество ступеней. Сто тридцать шесть. Лестница изгибалась среди зарослей акаций и сосен, шишки от которых были рассыпаны на ее ступенях. Кое-где из каменных плит пробивались маки. В отеле ее ждала книга. Еще в ноутбуке. Еще не дописанная. Сюжет еще не впитал в себя все шампанское и его пузырьки, весь цвет акаций и россыпи сосновых шишек. Сюжет еще не до конца наполнен птичьим пением и звуками города. До краев этой книги осталось чуть-чуть. Еще немного ее фантазии. И эмоции выплеснутся через край. И только тогда они увлекут и взволнуют читателей. Но не сейчас. Она не любила торопиться. Сюжет романа не терпит суеты. От суеты сюжет комкается. Послевкусие теряет свою головокружительную остроту.

Вафли, опера и Моцарт. Немыслимое головокружение от позолоченных канделябров, музыки и вкусовых ощущений. Люди любят, когда их любят. Здесь их любят взасос. Без остатка. И не кто-нибудь, а сама жизнь. Местное жизнеустройство. Местные улицы, скверы, кафе, трамваи. И даже местные коты, которые по-доброму щурятся, глядя тебе в лицо. И ты понимаешь, что счастлив. Счастье оказалось не птицей. А вполне осязаемым состоянием, наполненным ароматом кофе и свежеиспеченных вафель. Звуками органа и скрипок. Уютом кафешек и лавочек. Помпезностью памятников и чинностью старинных кондитерских. Удовольствием подержать в сувенирных лавочках абсолютно ненужные вещицы. И купив безделицу, сжимаешь ее в своих руках, как когда-то в детстве сжимал что-то очень вожделенное, что наконец-то тебе купили родители. Вена – Новый год взрослой жизни!

Варенье из клубники распространяет по квартире невероятный аромат, залезая к соседям и абсолютно безвозмездно даря им ощущение радости. Пузатенькие баночки ждут сладкой ароматной массы, чтобы сберечь ее до зимы. Зимой клубничное варенье вызывает у нас ностальгические воспоминания о чем-то эфемерно-прекрасном. Пить чай с вареньем зимой этот так по-русски. Купеческая роскошь, которой мы порой не замечаем. Равно как герань на подоконниках и баранки, пироги с рыбой и с ягодами. Мы сменили шали на палантины, но желание элегантно закутаться в кусок красивой ткани живо в русских женщинах на уровне подсознания. Эти обыденные для нас элементы прошлой жизни доказывают, что традиции – это генетика.
Французский рецепт
Сегодня она варила французский суп из картошки и лука-порея с маслом и петрушкой. Они выпили по бокалу белого вина и съели по тарелке ее супа. Он был норвежец, сдержанный во всем. Когда у нее был взрывной техасец, их роман она сопровождала жареным мясом и не жалела перца для своих блюд. Первый ее парень любил всяческие бургеры и не понимал толк в хорошей еде. С ним все было быстрым и забытым через минуту.
Норвежец пил вино медленно. Его шея с движущимся кадыком напоминала этот высокий бокал с вином. Она уже понимала, что самое яркое событие этого вечера – ее картофельный суп по французскому рецепту. Французы знают толк и в любви, и в кулинарии. И умеют спасти положение. Она улыбнулась самой себе. А может быть, бокалу, так похожему на шею скучного любовника.

Жизнь как-то быстро кружила события, даты и эмоции. Он помнил свое детство на одной из железнодорожных станций Донбасса, а потом на Урале, в лагере политзаключенных, куда они ходили с мамой и братом к отцу раз в неделю. Помнил, но не вспоминал. Детство превратилось в юность, затем в семейную жизнь, в детей, в войну, в послевоенную разруху, в смерть двух дочерей, в рождение новых детей, в партийную путевку на восстановление народного хозяйства в одной из союзных республик, во внуков, в болезни военных ран, в ежедневные походы за хлебом в магазин через дорогу, в ежегодные больничные обследования, в трогательную заботу близких и в неутихающее горе от смерти жены, с которой прожил семьдесят лет. И теперь уже не хотелось ходить за хлебом для того, чтобы ходить. Он подолгу лежал в постели и вспоминал свое детство.

Милые дамы! Шоколад имеет ту же суть, что и женская душа: сладость и нежность, приятность и ощущение счастья. Шоколадные торты и пирожные, как наши красивые наряды. Они притягивают взгляды, так же, как и мы. Шоколад дарит нам наслаждение, а мы дарим наслаждение миру. Художники и поэты воспевают нашу красоту, явно приукрашая наши достоинства. Равно так же, как обертки от шоколада и фантики от конфет придают тому, что внутри, особую желанность. И всегда шоколадные торты и пирожные украшены красивым декором, равно как и мы, женщины, украшаем себя серьгами, кольцами, брошами. Вкус шоколада ярче раскрывается с сопутствующими ощущениями: вкусом кофе и чая, вина, мороженого, муссов и десертов. И мы становимся разными с разными спутниками. Вы не согласны? Тогда можете не читать эту книгу до конца.

Так называется фотография моей подруги на фоне города и неба. И комментарий к фото: "Тебе идет". Теперь сижу и думаю, что же ей идет? Мирное небо или городские кварталы? Или просто каждому человеку идет мир? И город, в котором он живет. И дом, в котором живет его счастье и его мечты, и его надежды. Или счастливые глаза на фоне тихого вечернего неба. Прожит еще один день. С сиренами, но без разрухи, смертей и горя. Или каждому человеку идет надежда на лучшее. На чудо, которое спасет мир. От войны. От разлук. От беды. Женщины не выносят разлук. Такова их сущность. Они должны быть ежеминутно, ежечасно рядом с теми, кого любят. И мирное небо теперь как один из гарантов жизни без разлук.

Множество цитат приписывают различным известным людям. В том числе и Мэрилин Монро. Читая их, понимаешь, что сама она им не следовала. Она была в принципе незатейливого ума девушкой. Просто, как и все девушки, она хотела счастья и имела некоторую жизненную смекалку. Которая, впрочем, ей не помогла... Равно как и спетая ею песенка о том, что лучшие друзья девушек бриллианты, не соответствовала ее жизненной действительности. Сама Мэрилин всегда носила жемчуг. От японских ювелиров. Мир жесток к мечтательным девушкам. Мир расступается только перед целеустремленными. Сантименты остаются далеко позади. Или в песнях, которые мы поем. Но одно осталось неизменным – мужчины по-прежнему предпочитают блондинок.

Все люди мечтают быть Абрамовичами и Прохоровыми. Никто не мечтает быть токарем Васей, основателем рабочей династии токарей. Вы спросите: почему? Ответ очевиден. И он тоже вопрос: когда вы в последний раз видели в программе новостей репортаж о токаре-передовике? Не можете вспомнить? И не старайтесь. Последний такой репортаж был в прошлом столетии. Нам много и подробно рассказывают о Роме, купившем "Челси", и о волейбольном стадионе, построенном в Америке русским парнем по имени Саша. А про Васю ни слова. И о его токарном станке тоже. Табу на мелочные процессы, без которых невозможен ни один стадион в том числе. Вася, крепись!

Соседей не выбирают. Это понимает каждый из нас. Я расскажу вам историю про женщину, страстно заботившуюся о голубях. Она покупала им огромное количество пшеницы и семечек и кормила их по утрам из окна своей квартиры. К слову сказать, проживала женщина на шестом этаже. Была молода и красива. Но соседи эту ее душевность не поддерживали по причине того, что их окна, подоконники и кондиционеры напоминали исторические памятники любого европейского города. Все было в голубином помете. Куда только соседи не жаловались! Из различных инстанций городской птичнице присылали угрожающие письма, приходили чиновники и проводили с ней увещевательные беседы. Но все закончилось тем, что она написала письмо в ООН, которое завершалось так: "Помогите мне кормить этих несчастных птиц! Я не могу быть одна святее Папы Римского!"

В 80-х годах прошлого столетия я впервые поняла, чем репродукция отличается от подлинника, об эмоциях и неописуемом душевном восторге при их созерцании. Почти нереальным ощущением в моей подростковой душе явилась картина Куинджи "Лунная ночь на Днепре". Здесь ночь женского рода. Она окутала великую реку мужского рода. Потому как Днепр могуч и велик. Так рассказывал Гоголь. Так нарисовал Куинджи. И я уверовала в это. Благодаря таланту этих людей. Ночь в интерпретации Куинджи, чудака, кормившего ворон на крыше, обрела душу, образ и даже физические ощущения свежести, прохлады и еще чего-то таинственного, неотделимого от ее лунности. Может быть, размер картины так повлиял на мое юношеское восприятие? Или феномен творчества?

Пушкин удивителен для всех и всегда: пронзительный лирик, легкий циник, уникальный психолог и неподражаемый художник слова! Благодарность Господу за то, что он был. Благодарность книгам за то, что он есть! В моем детстве дома была книга о Пушкине с красочными фотографиями портретов людей из его окружения. Девочкой-подростком я недоумевала, как такие красавицы российского света могли любить этого неказистого и некрасивого мужчину. Практически прожив полвека, я поняла истину и тайну этой пленительности поэта. Более того, поняла, что и в наши дни такие мужчины есть. Но мало. А женщины остались прежними: красивыми и влюбчивыми, тщеславными завоевательницами. Арсенал каждой из нас гораздо многообразнее, чем любой музей вооружения. Ай да Пушкин! Он подарил нам, женщинам, счастье быть женщинами через века.

День, состоящий из дождя, с оттенками лета из черешни и огурцов. Грустный кофе с печенькой и желание к перемене мест. Люди, как птицы, хотят улететь с наступлением плохой погоды. Может быть, мы произошли не от обезьян? Мне приятнее думать, что меня создал Бог, чем наслаждаться теорией Дарвина о происхождении видов. Хотя у Дарвина все по-честному. Вожаки животных стай не знают лжи. Они вожаки только потому, что сильнее, умнее, выносливее. А может, и добрее. Душа гориллы потемки. Хотя… печенька помогает и тем и другим переосмыслить настоящее. Нас отличает только способность пить кофе?..

Деревянные ворота с резным узором. Кот, спящий на диване при входе. Сразу было видно, что он местный и не робкого десятка. Ободранный лоб был тому ярким доказательством. Царские кудри и яблоня в центре двора создают атмосферу уюта и удаленности от мира. Цветы эти и в доме на полотнах знаменитого уфимского художника, видевшего из окна и белых и красных. Герани на окнах, наполненных солнцем. Сюда, в этот домик на горе приезжал к Тюлькину сам Бурлюк. Когда Тюлькин сказал ему, что здесь ему нечего писать, то Бурлюк ответил: "Пиши все, что видишь. Картина интересна техникой и мироощущением художника". И Тюлькин писал яркие пейзажи губернии. Странный человек, этот уфимский художник. Первым браком он был женат на женщине старше его на двадцать лет. А вторая супруга была моложе художника на двадцать лет. Любовь? Не знаю. Тайну хранят пионы в белой вазе на его картине, которую он рисовал для одной из них.

Холодное лето 2014-го. Дождь и ветер переполнили это лето, превратив его в не лето. Война на Донбассе превратила это лето в кошмар. Для тех, кто, взяв паспорта и пару футболок, бежал от пуль и бомбежек в резиновых сланцах и шортах, надеясь, что все разрешится. Что мир и жизнь будут восстановлены. Они еще не до конца осознали, что у них ничего больше нет. Только они сами. И все. Судьба беженцев ужасна. Бегут с родины, которая перестала их любить. Возненавидела. За что? Мне многие возражают: русские во Франции не борются за свой язык, что Россия забыла о русских в Таджикистане. Оппоненты, чье жесткосердие граничит с жестокостью, никогда не были в роли беженцев. И в роли израильских детей и их родителей, когда на вой сирены они спешно бегут в бомбоубежища, шутят, но страх притаился на дне их сердец и глаз, смотрящих на своих детей. Есть одно большое отличие между этими двумя войнами. На похороны израильского солдата приходят проститься сорок тысяч совсем посторонних жителей страны. А на Украине убивают соотечественников. В отличие от Франции и Таджикистана.

Когда в моей жизни появилась Наташа Королева, моя жизнь изменилась кардинально. Моя душа потеряла покой. Я ходила по магазинам, покупала туфли, кроссовки, колготки, носочки, кофточки, духи. Я жила тем, чтобы купить все, что нужно. Я металась между ней и магазинами. Мне страстно хотелось быть с ней и помогать ей. Она рассказывала про оставленного дома кота. Я плакала, когда она говорила мне слова благодарности, перебивала ее и уверяла, что все будет хорошо. Я впервые полюбила абсолютно постороннего человека. Женщину. Эта женщина пронзила мою жизнь. Наташа Королева. Крановщица из Макеевки. Беженка. Мечтающая жить в России, а не Майамщине. Вот и вся разница. Ах да! Моя Наташа Королева носит свои имя и фамилию.

На светофоре невольно разглядываешь пешеходов, переходящих по зебре. Вот мамаша тащит за руку задумчивого малыша, живущего своей жизнью в пыльном мегаполисе. Длинноволосая блондинка, погрузившись в наушники, неторопливо шествует под восхищенными взглядами водителей. Двое молодых менеджеров, возвращающихся с обеда из близлежащей кофейни, сбиваются с бравого шага и невольно оставляют взгляды на любительнице музыкального сопровождения. Медленная старушка торопится медленно. Просто быстрее не получается. А раньше она была длинноволосой блондинкой с выбивающейся прядью из прически и рядом шел молодой красавец с позабытой в годах "спидолой". Музыка в те времена не была индивидуальной. Она раздавалась большими порциями, на всю округу. И идущие навстречу мужчины смотрели на нее восхищенно, явно сожалея, что рядом с ней этот музыкальный пижон. Она была счастлива своей молодостью и этими взглядами, в которых отражалась ее молодость. Люди на городских пешеходных зебрах как ноты на нотном стане. Каждую минуту своя мелодия.

"Машенька в тележке щелкает орешки". Не всякий помнит эту чудесную простенькую песенку из учебников по игре на фортепиано начала семидесятых. Щегол Кеша знал ее наизусть, пытаясь заглушить нестройное повторение нот своим чудесным пением. Чего только не делали с ним хозяева. Уносили в темную ванную, накрывали клетку полотенцем. Но щегол Кеша стоически вновь и вновь пускался в трели, заслышав подобие знакомой мелодии. Он любил солнце и начало нового дня. Любил семечки и круглый репейник со множеством вкуснейших семечек. Иногда он мимо руки хозяйки выпархивал из клетки и кружил вокруг люстры, ощущая себя белой птицей, летящей к солнцу. По возвращении в клетку после этого свободного парения он еще долго находился под впечатлением свободного полета. И в один прекрасный день он улетел навсегда. К солнцу на голубом небе вместо люстры на чисто выбеленном потолке.

Выставка цветов – чудесное изобретение человечества. Мы видим красоту воочию и можем ее потрогать руками. Реальная такая красота получается. Народ счастливо разглядывает шедевры, созданные природой совместно с человеческими руками, фантазией и вкусом. Удивительные краски и причудливые формы, счастливые лица и яркие улыбки на лицах. Хороший день – праздник цветов. Кажется, что вот ты и увидел то, что недоступно человеческому взору. Мы видим солнце. И тепло человеческих рук становится осязаемым. Ароматы счастья окружают нас на этом празднике. А мы привносим в жизнь свои впечатления. Делая ее ярче и счастливее, радостнее, и наполняем любовью нашу повседневность. Благодарность Богу за флору и его творению – Человеку за фантазию и умение ее воплотить.

Сегодня я пью чай в парикмахерской, наполненной клетками с розами вместо райских птиц, плюшевыми мишками в обворожительных ситцевых платьицах с чудесными цветочными принтами. Парикмахерская носит дивное название "Букля". Чудесная хозяйка сама вся в кудряшках и причудливых татуировках. Она ловко наводит нам красоту и кормит клиентов ранетками из своего сада. Поит чаем со сладкими сушками и хрустящим печеньем с семечками. Ласково улыбается всем нам. На ее шее всегда диковинные украшения. Например, сегодня серебряный стульчик возвращает меня в детство. Трогательные воспоминания о пластиковой посуде и деревянной мебели для немецких гуттаперчевых красоток. Я с удовольствием провожу здесь время, не волнуясь перед предстоящей встречей с зеркалом. Красота состоит из удовольствия?

Бурная радость виноградного бытия прощает летние промахи погоды и делает их и вовсе не существенными, когда наши взгляды касаются этой сочной и сладкой гроздистой солнечной эпопеи перехода в осень. Эта эпопея состоит и из мыльных пузырей за окном после утреннего дождя. Неведомый пускатель пузырей приукрасил их радужностью серость мокрого утра. Чудеса случаются! Солнце и дождь. Летние клубничные дни закончились. Их итог: отличное настроение и шесть банок клубничного джема! На смену пришли виноградные будни. И трогательные выходные с пеленой дождя за стеклами окон. Сдобренные классикой и пирогами. И даже появились банки с маринованными огурцами, которые ровными аппетитными рядками, накрывшись листьями хрена, вишни и смородины, ждут своего зимнего часа. Настало время солнечных и ароматных дынь. Но в них уже запах осени, хоть и безрассудно сладкий вкус...