Нет ничего на свете невесомее
Подружки, ставшей вдруг чужой,
Она уже в чужом Пежо,
От Бужоле ночного полусонная…

Нет ничего ее невосполнимее –
Консьержки с осенью в глазах,
С бордовым гребнем в волосах
И с где-то слышанным знакомым именем…

Среди поэтов есть и параноики
И жертвы пагубной любви,
Бывает, что глоток зари
Становится волной скандальной хроники.

Один из них с подставой, с парижанкою
В короткую любовь сыграв
И в прессу желтую попав,
Забыл про все за чмоканьями жаркими…

Наутро – неприятности в дипмиссии,
Потом – вокзальная хандра,
Коньяк же принятый с утра
Шепнет, что звали женщину Патриссией…

И с этим именем вполне затасканным
Поэт попробует вздремнуть
И память не в чем упрекнуть:
Она осталась там – с хмельными ласками…

О "штанах" Пифагора
Дети знают со школьной скамьи,
На стенах коридоров
Смельчаки малевали "штаны",

Треугольник тот мелом
Рисовали совсем как Дали,
Но не знали, что смелым
Пифагор был задолго до них:

Перед боем кулачным,
Обнажаясь, матронам кивал,
Древнегреческий мачо
Чуть стеснялся пудовых кувалд,

И когда молотил он
Олимпийцев кулачных боев,
Душу так воротило,
Что он скрыться в толпе был готов, –

 Где решать мог задачи
Про углы, убегавшие вдаль,
Подержав на удачу
Кулачки, позабыв про медаль.

Один глагол среди глаголов
Сильнее даже слова "голод",
Сильнее даже жажды он,
Конечно, если ты влюблен.

Тебя, рожденного в России
Как тесто с юных лет месили,
Не раз в духовке побывав,
Ты рос духовно, все узнав

О том, как быть стране полезным,
Лояльным быть и в меру трезвым,
О том, что только на ТВ
Пекутся о твоей судьбе.

Тебе твердили: верь в Отчизну,
Ты ей одной обязан жизнью,
Люби до бешенства в крови;
Как много жертв такой любви!..

Любить ведь можно милых женщин,
Мужчин, детей ничуть не меньше,
Любить и близких и родных,
Не требуя любви от них.

А уважать все остальное:
Футбол и гонки на каноэ,
Учителей и докторов,
Артистов, цирковых слонов…

А все любить нам не по силам,
Оставим часть любви России.
Любить – особенный глагол:
Его влюбленный изобрел.

С недавних пор нам все цифруют:
Программы, фильмы и спектакли…
Теперь и девушки целуют
Восьмеркой спелых губ, не так ли?

Цифруют счет в семейном банке
И нереальные планиды,
Мелькают цифры в перебранке…
Нам и в садах Семирамиды

Плоды бы так же цифровали
Во время яблочного Спаса,
За нас бы яблоки срывали –
В садах анархия опасна.

Найдя обычный карандашик
Заточенный по самый грифель,
Не знали бы, что делать дальше,
Лишь кто-то рисовал бы цифры…

Но ждет рисунка лист бумаги
Пусть даже в виде силуэта,
Едва заметного в тумане,
Хмельного на исходе лета.

А цифровой портрет безличен,
Хотя и атомарно точен,
Кому-то очень симпатичен,
Но больше тех, кому не очень.

Старые журналы, книги…
В них так мало суеты,
В них особый запах клиник
И стихов из пустоты.

Мы спасаем футуристов
От забвения и лжи,
Подвергая, кстати, риску
Наших книжек тиражи.

Акмеисты, иже с ними –
Не друзья и не враги,
Мы-то знаем, в чем их сила:
Ведь расходятся круги

От стихов их как от галек,
На спор кинутых в волну,
Позакручивали гаек
Им чиновники в пылу

Поэтических баталий,
Политической возни,
Тех поэтов издавали
Обескровив; так в разлив

Продают бурду на рынке
Выдавая за мускат,
Не завидовал им Рильке –
Побывал и сам в тисках…

Многих солнце обходило
За сто верст, светя другим,
А вот нашим ночь светила
С мощью Вольтовой дуги

Внутренней свободы светом,
Согревающим и нас,
Не забудутся поэты,
Покорившие Парнас.

Тот, кто танковый придумал биатлон
И вояка, и по-своему умен,
Во втором я очень сильно сомневаюсь
Психологией военных занимаясь…

Миру – мир! – девиз несется над Землей…
В биатлоне же и летом, и зимой
Чуть побегав, постреляют по мишеням
И опять бегут, чтоб публикой кишели

Все природные неровности Земли,
Это больше характерно для зимы;
В биатлоне никого не убивают,
Слава спорту, по тарелочкам стреляют.

А теперь вот и до танков добрались,
Потому что этих монстров – завались,
У танкистов кровь кипит, а в тех солярка,
На столах у нас – военная солянка.

От нее проснуться может прежний страх,
Между прочим, все танкисты разных стран
Проводя всю жизнь в пудовых шлемофонах,
Не мечтают о каких-либо реформах.

Очень жаль, что это спортом все зовут,
У кого башка, как башня, жизнь – мазут,
Генетически не все навоевались,
Потому и танкодромы создавались…

Перестаньте же, военные чины,
Как в чуму играть железками войны!
Мы, гражданские, без танков обойдемся:
Есть ракеты, биатлон и мы прорвемся…

Хорошо бы вплавь саженками
До песка добраться желтого
Отмели, вдруг всплывшей из глубин…
Помним оба шепот сосен мы:
"Скоро станете вы взрослыми
Окунувшись в таинство любви".
Не у всех свои есть отмели,
Острова, откуда род вели,
Все влюбленные в поток зари.
Наша юность в Лету канула,
Но меня сегодня ранило
Это фото… Сможешь, позвони.
С кем же, с кем проводишь время ты?
Может, как сурки вы дремлете,
Но любовь с бессонницей в ладу;
С фото снова улыбнулась ты
Как Адаму Ева в юности
Не в песочном, в лавровом саду.

Хочется корчиться в пьяном угаре
Всем завсегдатаям старой харчевни,
Ром позабористей даже гитары,
Лишь бы не думать о жизни никчемной…

А у причала танцуют фламенко
В алых банданах портовые девки,
Дерзко красивы по тамошним меркам,
Как на рассвете цветы-однодневки.

Там, у причала трещат кастаньеты,
Там, то и дело, жестокие драки,
Вот и настало пиратское лето,
Снова в ходу там пиастры и драхмы…

И нет отбоя от бронзовых крабов,
Ждущих какой-никакой мертвечины,
Снова пираты толкутся у трапов,
"Головорезы!", –  так с борта кричит им,

Может быть, Флинт, набирающий свору
Мачо по части ножа и мушкета,
Череп с костями чернеет над морем…
Вот и настало пиратское лето.