Когда мы произносим имя Лермонтова, нам представляется совсем молодой человек с пронзительным, испытующим взглядом громадных, бездонных глаз, сила обаяния которых до сих пор остается загадкой. Художник Маликов отмечает: "Глаза эти производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они были ужасны". Эти впечатления остались и у однокашника поэта по Московскому университету, Павла Вистенгофа: "Как удар молнии сверкнули его глаза; трудно было выдержать этот насквозь пронизывающий, неприветливый взгляд".
Оказавшись в портретной галерее поэта, и мы встречаемся с сумрачным взглядом "мятежного демона". И все пытаемся понять внутренний мир этого гения, крепко запечатавшего тайну своей души, до сих пор никем неразгаданной.

Лермонтов был человеком редкостной одаренности. С юности проявлял свои выдающиеся способности не только в литературе, живописи, но и в музыке. В душе он был артист, жил музыкой и сам играл на скрипке, по большей части оставаясь недовольным собою. Для него одна фальшивая нота становилась источником невыразимого страдания. Случалось ли услышать ее в игре другого, собственный ли смычок изменял ему, с ним тотчас делалось что-то необыкновенное.
Не ограничиваясь собственными музыкальными занятиями, Лермонтов всегда стремился послушать выступления известных артистов. Огромное удовольствие и душевное успокоение находил он в звуках гитары Михаила Высотского, одного из ярких салонных исполнителей своего времени. Лучший памятник этому мастеру – восторженные стихи молодого поэта:

О его интеллектуальных интересах и музыкальных талантах наиболее полно можно узнать из письма кузины Александры Верещагиной: "Мой дорогой Мишель, я больше не беспокоюсь о Вашей будущности, когда-нибудь Вы станете великим человеком… Вы мне ничего не говорите о Ваших сочинениях. Я надеюсь, что Вы пишете хорошо. Что касается Вашего рисования, говорят, Вы делаете удивительные успехи, и я этому охотно верю. Умоляю, Мишель, не забрасывайте этот дар… А Ваша музыка? Играете ли по-прежнему увертюру из "Немой из Портичи", поете ли дуэт из "Семирамиды", столь памятный, поете ли его, как раньше?.."
Смутные воспоминания Лермонтова-ребенка раскрывают нам его впечатлительную и ранимую душу: "Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она произвела бы прежнее действие. Ее певала мне покойная мать".
И даже не зная об удивительной музыкальности Лермонтова, можно услышать мелодичность слова, читая его стихи. Ну хотя бы эти, написанные за год до гибели:

Музыка стиха так и просится к нотной строке композиторского пера. Александр Даргомыжский проникся неутолимой грустью его любовной лирики и написал элегический романс "Мне грустно". Внимание Михаила Глинки привлекло стихотворение "Слышу ли голос твой", написанное в "кольцовском" стиле. Его ритмика и народно-песенные интонации нашли отражение в музыкальном письме композитора.

В 1830 году шестнадцатилетний Мишель сочинил около ста стихотворений. Его ранняя лирика – это лавина поэтических дум, страстей, сомнений, желаний. Уже тогда, утомленный стремительным потоком жизни, он пишет: "Музыка моего сердца совсем расстроена". К душевным переживаниям примешивалось и пылкое чувство к Екатерине Сушковой, и знакомство с Варварой Лопухиной, переросшее в страстную влюбленность. Но Лермонтов не хотел, "чтоб свет узнал его таинственную повесть", и потому в посвящениях тщательно маскировал имя своей возлюбленной. Однако в лирическом "Портрете", в его разговоре с прошлым, лермонтоведы все-таки уловили незримый образ Варвары Лопухиной.

"Таинственная повесть" его романтической души нашла продолжение и в музыке. Эстетика и благородство стиха соединились с нотным письмом А. Шишкина, и появился романс "Нет, не тебя так пылко я люблю", услаждающий слух любого меломана. В певучих строках вальса-воспоминания проступают мимолетные черты любимой женщины, той, что была поэту "счастьем рая".

Вслушиваясь в лермонтовскую "Молитву" с музыкой Петра Булахова, обнаруживаем, как деликатно и вдумчиво относится этот мастер русского романса к поэтическому тексту. Просветленный характер звучания авторской мысли передается тонкими интонациями музыкальной палитры:

Его певучее слово привлекало композиторов не только пушкинской эпохи, но и последующих поколений. По энциклопедическим данным, на лермонтовские темы написано свыше двух с половиной тысяч музыкальных сочинений. А это значит, что в соавторах поэта побывало восемьсот композиторов!
В год столетия со дня смерти Лермонтова композитор Арам Хачатурян обратился к "Маскараду", постановка которого при жизни автора была запрещена цензурой. Хачатурян написал прекрасную музыку и подарил этой драме сценическую жизнь, исполнив заветную мечту поэта. Премьера музыкального спектакля состоялась 21 июня 1941 года.
Визитной карточкой композитора стал "Вальс", сразу полюбившийся слушателю. Как-то Арам Ильич получил трогательное письмо от незнакомой почитательницы его таланта: "Не подумайте, что Вам пишет какая-нибудь восторженная девочка. Мне 80 лет. Слушая Ваш вальс, я вспоминаю старый Петербург, свой первый бал…".
Когда Хачатурян умер, в траурной речи Геворка Эмина прозвучало: "Разреши произнести слово благодарности за то, что ты сочинил тот Вальс, о котором мечтал Лермонтов, создавая свой "Маскарад". В самом деле, трудно представить себе музыку, более отвечающую характеру этой романтической драмы. "Если б сказать вам, – размышляет Андроников, – что это музыка к одному из творений Пушкина, вы не поверите. Это Лермонтов! Это его победительная и прекрасная скорбь, торжество его стиха, его мысли".
Вальс Хачатуряна – это "маскарадный" вальс Нины Арбениной, ее теплота и грусть, ее упоение танцем, звуки которого навевают "не то чтобы печаль, не то чтоб радость…".

В январе 1837 года на дуэли был убит Пушкин. И размеренная жизнь Лермонтова в имперской столице прервалась ссылкой на Кавказ за стихи "Смерть поэта". Еще в пятнадцать лет юный отрок понял ничтожную сущность высшего света, "где носит все печать проклятья", "где полны ядом все объятья". Теперь он с новой силой обнажает пороки великосветской черни и выносит свой приговор "монаршим особам":

Прочитав эту рукопись, царь, обеспокоенный ее крамольным содержанием, наложил такую резолюцию: "Приятные стихи, нечего сказать… Я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону".
Не знал тогда молодой "преемник Пушкина", что ему остается четыре года жизни. И он также будет убит. В атмосфере светского общества с его пустотой и утомительным блеском задыхались и должны были разбиться или заглохнуть такие утонченные натуры, как Пушкин и Лермонтов.
На балу у графини Александры Лаваль произошла ссора поэта с Эрнестом де Барантом, вызвавшим его на дуэль. Француз промахнулся, Лермонтов выстрелил в воздух. И несмотря на положительный исход поединка, русского офицера не пощадили и вновь отправили в ссылку на Кавказ. Его томили мрачные мысли, что на этот раз его, верно, убьют.
Графиня Евдокия Ростопчина, большая поклонница роскошного таланта поэта, утешала его и напутствовала задушевными стихами, надеясь, что "минет срок его изгнанья, и он вернется невредим!". Увы, предчувствия не обманули, и надежды на возвращение не сбылись – рукой самолюбивого "светского прощелыги" (так Мартынова окрестил литературовед В. Орлов) оборвалась нить его жизни.
Могла ли Евдокия Ростопчина предположить, что так рано умолкнет его муза?! Потрясенная гибелью Лермонтова, она написала "эпитафию", полную душевной тоски и горечи невосполнимой утраты:

Секундант, князь Васильчиков рассказывает: "Раздался выстрел, и Лермонтов упал, как подкошенный, не успев даже схватиться за больное место, как это обыкновенно делают раненые. Мы подбежали… В правом боку дымилась рана, в левом сочилась кровь. Неразряженный пистолет оставался в руке…".
В угасающем сознании вдруг вспыхнули яркие картины его недолгой жизни: детство в Тарханах, подмосковное Середниково, пылкие увлечения, романтические грезы и первые стихи-посвящения черноокой музе Екатерине Сушковой. С каким волнением он впервые поцеловал ей руку!
Кто-то склонился над ним, умирающим – и на мгновение мелькнули знакомые черты насмешливой Катеньки. Теперь она признавалась Мишелю в любви: "Что это был за поцелуй! Если я проживу и сто лет, то и тогда не забуду его". Послышался ее легкий вздох и далекий, словно эхо, голос. Конечно, она помнит эти грустные строки, и всегда будет хранить их в своей душе:

Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу.
И Лермонтов уже не мог слышать ни отзвуков строк упоительных, ни слез запоздалых, упавших на них…