Книжно-Газетный Киоск


Айдар ХУСАИНОВ

УРОКИ МУСТАЯ


Еще во втором классе, в 1972 году, выступая на районном смотре художественной самодеятельности в Доме культуры села Исянгулово, это в самом южном районе республики, Зианчуринском, при огромном стечении народа – свободных мест в тысячном зале не было, при свете рампы, за которой чувствовалась даль просто необъятная, – посчастливилось мне читать со сцены стихотворение Мустая Карима «Не русский я, но россиянин». Проводили меня сдержанными аплодисментами, скорее за то, что ни разу не сбился, потому что вряд ли была какая-то особая художественность в манере моего исполнения. Наивная искренность – да. Но вряд ли я тогда мог передать глубину, мощь и величие этого стихотворения.

Мемуары – особый жанр, в котором автору надобно тщательно следить за тем, чтобы не высовываться лишний раз, не красоваться на переднем плане, заслоняя подлинного героя. И если уж я в самых первых строках вывел себя на сцену, то лишь для того, чтобы тут же скромно уйти за кулисы. Вот оттуда я и смотрел концерт, где, конечно, звучали стихи и других поэтов, но это все были давным-давно ушедшие из жизни классики, а это живой Мустай Карим, в свои пятьдесят с небольшим – признанный аксакал башкирской, и не только – поэзии.
– Мустафа Сафич, – обратился я однажды, – когда вы стали председателем правления Союза писателей, вам было всего тридцать два года. Как так вышло?
– Не всего, а уже, – засмеялся он, и улыбка осветила его лицо, как вышедшее из-за туч солнце преображает порой высокую гору. Разница была только в том, что свое солнце Мустай Карим носил в себе, он весь был именно озарен изнутри, и только в редкие моменты его свет словно уходил за тучи. Но и тогда чувствовалось, что он есть, он рядом, вот-вот, еще минутку и солнце снова улыбнется всем нам. Вот каких птиц выпускал из груди Мустай Карим!
Жизнь, как известно, весьма конкретна. Она состоит из дней, событий, принятых решений, эмоций, из того, что сделано и не сделано. Из всего этого и возникает образ человека, его восприятие, возникает отношение к нему. Но в таком подходе есть определенная заданность, механистичность, как если бы человек жил в неизменном пространстве, где есть только одна переменная – он сам. Но жизнь еще и динамическая система, в которой все течет, все изменяется. И каждая минута не похожа на другую, и каждый человек вступает в новый день как в новую воду.
И вместе с тем есть что-то незыблемое, что остается на всю жизнь, сопровождает нас, осеняя своим крылом. Вот так с восьми лет вошел в мою жизнь Мустай Карим – своими стихами, своей мудростью, своим умением найти такое слово, от которого светло, которое прокладывает путь среди людей.
И если уж и дальше говорить о нем как о публичном человеке, то есть такой феномен – каждый, кто встречался с Мустаем Каримом раз или два в жизни, пронесли эту встречу сквозь годы и всегда говорили об этом как о чем-то очень личном и важном для себя. В десятках, если не сотнях интервью, которые я брал у самых разных людей, эта мысль повторялась настойчиво, пробивалась наружу всегда, о чем бы ни шла речь. Бывало, что люди высказывали сожаление, что им как раз не удалось встретиться, поговорить, услышать хотя бы несколько слов. Все это я отношу за счет той ауры, что была вокруг него. Он всегда чувствовал, что живет среди людей и для людей.
Кинорежиссер Дамира Халитова как-то рассказала мне, что в 90-е годы она встретила Мустая Карима, столкнулась с ним в дверях большого здания «Башнефти». Они встретились глазами, и Мустай Карим смущенно улыбнулся совершенно незнакомому человеку. Казалось бы, уже давно признанный поэт, аксакал, депутат, известнейшая, влиятельнейшая персона и прочая, прочая, что ему раскланиваться со всеми подряд, но вот поди ж ты!
Мустафа Сафич знал и не раз говорил, что его после смерти забудут. Так и вышло. Но забывание это произошло не так, как порой бывает с чиновниками высокого ранга, которые на следующий день после отставки оказываются в полностью безвоздушном пространстве, их популярность была популярностью должности. В этом же случае просто солнце ушло за горы, а потом и вовсе ушло на покой, отдохнуть до следующего утра. Долина погрузилась во мрак ночи, но это живительный мрак, он дает успокоение уставшим членам, погружает всех в живительный сон.
И, оказывается, что это не окончательное решение, что Мустай Карим, его творчество необходимы людям, раз о нем не забывают, вспоминают, цитируют, помнят. И это, думаю, первый урок Мустая Карима – ориентироваться на саму живую жизнь, на людей, полных огня, не закрывать глаза на очевидное, проверять все на свете мнением общества в его историческом развитии.
Вторым уроком Мустая Карима я бы назвал заботу о будущем. Но забота эта не абстрактная, а конкретная, забота о молодежи. В далеком 1945 году юный фронтовик Мустафа Каримов вернулся домой смертельно больным. Коллеги-писатели махнули на него рукой, думали, не жилец, но обком партии и правительство не бросило молодого поэта, год за годом они посылали его по санаториям, пока не случилось чудо и Мустафа Сафич встретил нужного врача, который его прооперировал и вылечил. И такая забота была обо всех молодых поэтах, их знали, им помогали, никто не ссылался на оптимизацию, на то, что их никто не читает и они никому не нужны. И если мы помним о многих из тех, кто тогда вершил судьбами людей, то только потому, что о них оставил нам свидетельство Мустай Карим. Только поэт мог это сделать, и он сделал это.
Третий урок Мустая Карима заключается в том, что возможность выразить себя была предоставлена на самом деле многим, а не одному только человеку, каким бы он талантливым ни был. Хотим мы или не хотим, но наше общество как было консервативным, нацеленным на тотальную мобилизацию, таким и останется. И здесь важно не забывать, что сиюминутность всегда оборачивается во вред, важно видеть перспективу, важно доверять людям, давать им возможность что-то и смотреть, как они эту возможность оправдывают. Бог не случайно порождает много героев, ибо хотя бы один исполнит Его замысел.
Четвертый урок Мустая Карима заключается в названии его книги – «Радость нашего дома». Не стоит дом без радости, а ее может создать только человек, в груди у которого бьется солнце. Таких людей надо искать, надо беречь. И они вернут все сторицей, да еще и приумножат!
Он остался человеком и в трагические времена, и во времена счастливые. Далось ему это нелегко. И сегодня у нас даже не встает вопроса – кто он, чей он? Он наш, он всеобщий, каждый приходит к нему и находит у него то, что ему по сердцу. И никто не уходит обиженным, как никого не может обидеть солнце, что светит всем и каждому.