Читая стихи Сергея Попова («Зинзивер», № 6 / 2014), меня не покидало странное ощущение. С одной стороны, налицо владение формой, встраивание слова в метр, с другой, то тут, то там проявляющаяся (нарочитая?) перенасыщенность. Словно поэт пытается высказаться, максимально точно передать и окружающий мир, и состояние лирического героя. Пространство наполняется образами, бурлит, взаимопроникает само в себя, и мне становится немного душно. Объяснение находится не только в лирическом, но и техническом началах этих текстов (полагаю, здесь присутствуют отголоски профессии поэта); точность и пропорция схватываются с первых строк:

Звукопись ненарочитая, эффект переклички, блики и мерцания (ауканье — ощущается!); внешняя сторона текста находит подтверждение на внутренней, технической.
Несколько прозаических — стихотворения в прозе — текстов дополняют подборку. Это типичная проза поэта — в меру лирическая, в меру отстраненная, построенная на скрытой внутри метафоре — относительно мира и себя в нем, по ощущениям, шорохам и звукам.

Георгий Геннис («Зинзивер», № 7/2014) уютно чувствует себя в пространстве верлибра. Есть такое понятие, как состояние читательского комфорта. Однако это ощущение у Генниса обманчиво. Убаюкивая плавными словами (без ярко выраженных эмоций; перед нами разговор доверительного свойства), автор добавляет (когда сразу, когда погодя) деструкцию, и тогда читатель ловится на крючок: он расслабился, а его подсекают:

И вжимаются пальцы в подлокотники кресла, и ощущение ужаса и естественности (они — такие же люди!) не отпускает, чтобы разрядиться финальным аккордом, сакральным в своей отчужденности от реальности и профанным по отношению к «признанным» таинствам:

Увлекаясь в последние годы журнально-газетными публикациями, мы упускаем (тем самым обедняя) такую грань «Литобоза», как обзор книг, тогда как в первые годы существования рубрики немалая часть разборов посвящалась книжным новинкам. Тем временем на редакционную почту приходит немало заслуживающих внимания изданий… О некоторых из них — наши сегодняшние заметки.

«Болевой порог» Виктора Петрова (М.: Издание журнала «Юность», 2014) — книга, тождественная названию. Филигранно работая над техникой, автор создает лирические описания, которых действительно много: они соседствуют с ощущениями (есть и полностью лирические тексты), что позволяет увидеть родственность в поэтике Петрова со стихами, например, Твардовского (не берусь, конечно, сравнивать).
Нередко стихи Петрова публицистичны (полагаю, в этом он следует поколению шестидесятников, в первую очередь, Евтушенко; такие стихи — лично подмечено — отлично воспринимаются на слух), некоторые их них посвящены миазмам настоящего и прошлого (вот вам и болевой порог — до какой степени душа способна впустить в себя окружающее, чтобы не нанести незаживающий рубец на сердце?). Немало описаний, пейзажных особенностей Ростова-на-Дону, в котором и живет автор. В текстах Виктора Петрова можно отыскать отголоски локального текста, в нашем случае, ростовского, когда художественно осмысляется и преломляется в авторском восприятии (мне кажется наиболее продуктивным выделение локальных текстов в спайке с биографическим компонентом) и топографическая, и духовная действительности. Вот некоторые характерные примеры:

Полагаю, если выискать еще больше «ростовских» стихотворений в корпусе текстов автора, город предстанет перед нами: отразится, воссоздастся, — проявится, как фотография. Вот она — альтернатива краеведческому канону. Творческая.

Разностилевое владение формой Кирилла Ковальджи — секрет Полишинеля. В новую книгу поэта, отмечающего в начале 2015 года 85-летие, под названием «Сонеты» (М.: Союз писателей Москвы, 2014) вошли, соответственно, сонеты разных лет. Временной диапазон текстов впечатляющ: от созданных в юношеском возрасте до написанных в последнее время. Юношеский максимализм семнадцатилетнего поэта отчасти умиляет:

Но наивность оказалась не спонтанной; годы и мириады текстов подтвердили право этих строк на существование. Лирический посыл студенческих стихов («Ну а сердце?.. Лучше о рябине / Спойте песню, только о причине / Ничего не спрашивайте вы») сменяется мудростью пожившего человека («Когда, дрожа, слились во мраке двое — / Взойти звезде в утробной темноте. / Стремится материнство мировое / К единству в бесконечной полноте»).
В этой оппозиции и кроется главная прелесть сборника — читателю наглядно демонстрируется творческий путь автора, взросление, которое куда красноречивее ответов на вопросы на творческих вечерах и советов молодым писателям. Ответ наивен, вечен и прост (но для многих «хотящих» невозможен в силу необходимости упорного и многолетнего труда!): исписывайте страницы!
P. S. На Форуме молодых писателей этого года (прошедшего, как известно в «Не-Липках», «Звенигородском РАН») Кирилл Ковальджи спросил меня: удался ли представленный и венчающий небольшой сборник венок сонетов. Отвечаю с журнальных страниц: «Удался». Но — в гармонии с другими сонетами, создавшими единственность стиля/текста и преемственность формы. Хотя преемственность, конечно, уходит корнями во времена оны.