В полк № *2**7* приезжает альфа-самец: вальяжный красавец и остряк, к тому же граф. Но в полку уже есть свой альфа-самец. Это — с колодой карт и бутылкой шампанского Сильвио. Сильвио очень не любит нового альфа-самца и всячески его задирает. Но альфа-самец половчее будет и смешно парирует все выпады. Сильвио злится, то кнопку подложит, то язык высунет, то кандибобером пройдется и, наконец, получает от успешного графа пощечину. Дуэль! Хо-хо, дуэль!
Дуэль так дуэль. Альфа-самец клюет вишенки, а коли стрелять он должен первым, то пробивает Сильвиу картуз и клюет вишенки дальше. Сильвио смекает, что благородной чести своей отстоять не сможет, ибо при любых раскладах получается, что сей сударь все равно его обосрал, вспархивает на лошадь и скачет прочь от этого проклятого места. Но оставляя за собой право на выстрел. Днем и ночью Сильвио тренируется из пистолета, а когда узнал, что альфа-самец подзавял, вышел в отставку и женился, Сильвио приехал стреляться дальше. Альфа-самец (а теперь уже просто седеющий граф) не может вспомнить, кто это тут такой с наганом, но Сильвио тверд. Узнав самца-неудачника, граф предлагает стрелять скорее, пока не закончился медовый месяц — жена вот-вот войдет в дом. Но Сильвио медлит. Он снова ходит кандибобером и высовывает язык. Граф волнуется (за жену) и торопит. А у того-то кандибобер вовсю расцвел. В общем, молодая жена лежит без чувств, самцы пальнули по картине эпохи итальянского кватроченто и разошлись по своим делам.
Разошлись-то разошлись, а поскольку у Сильвио — ни семьи, ни друзей, ни занятий (была свербящая затейка, и та исчерпана), уезжает он в горячую точку.
Как-то к увядающему графу приезжает сослуживец, и они вспоминают былые годы. Смотрят на испорченную картину и вспоминают Сильвио, который, по слухам, в горячей точке совсем погиб.
— Какой был человек, этот Сильвио, какой человек был! — говорят они друг другу и прихлебывают чай.
А какой был человек этот Сильвио? А никакой.
…В другом классическом произведении другого классика повествуется о приключениях еще одного благородного человека. Еще один альфа-самец, лейб-конницы командир. Был он блестящим, любил похвалу и хотел быть первым. Красив, самолюбив, вспыльчив и мог убить, если обижался. В карьерных целях задумал жениться на фрейлине, но полюбил не за страх, а за совесть. Оказалось, она уже любила одного. И кого? Царя!
Отчаяние привело лейб-кавалериста к Богу — он записался в монастырь.
Конечно, в офицерском собрании было нормально сходить к веселым девкам в салон, но чтобы невеста офицера полюбила царя?..
В монастыре самец расширял рамки совершенства: боролся со своей гордыней и в этом деле стал лучшим. Его даже послали на повышение в другой монастырь. Там он тоже стал расширять рамки, но игумен ему антипатичен, посетители в храме раздражают, да и скучно ему стало чего-то. Короче, вспыхнул самец — все они тут недостойны его присутствия, — и подался в скит. Но и в скиту он добился больших успехов.
Пришла к нему полногрудая Маковкина и давай хвостом крутить, мол, обогрей меня, отче. Так он палец себе оттяпал, чтоб не приставала. (Палец. На левой руке.)
Без пальца он продолжил духовный рост и достиг на этом поприще громкой славы. Рядом с его норкой даже гостиницу выстроили. А Бог-то он и взаправду есть! К крутому схимнику даже дуру привели, на перевоспитание. Но тут «похоть ушла уже из-под руководства» и, тряхнув офицерской стариной, отымел схимник вышеупомянутую дуру по первое число. А на второе число подвижник духа прозрел: Бога-то нет. И сложил с себя одежду, и постриг волоса, и пошел домой. А куда домой? Нет у него дома. Сунулся к Прасковье Михайловне — она всегда глуповатая была, — а у нее семеро по лавкам и зять алкаш. Пошел побираться самостоятельно. Был судим за бродяжничество и сослан в Сибирь.
И что в сухом остатке? Отрубленный палец. Потому как черного кобеля не отмоешь до бела. Жизнь ему и уроки давала, и наставников — никого не слушал. Крутили амбициозного мужчину бесы и довели, как водится, до кутузки. Обычное дело. А богоискательские развороты здесь так, для фона.
…Бесспорным хитом советской поры стало произведение о мистических событиях в Москве 1930-х годов: Москву посещает сатана со свитой. Резонно: в Москве проживают кретины, мерзавцы, сволота и прочая массовая гнусь. Их испортил квартирный вопрос, так что, возможно, раньше это были приличные люди. Хотя маловероятно. Кретины-мерзавцы на улице, в помещении и на транспорте, во всех инстанциях и структурах, абсолютно везде, куда бы ни забросил читателя авторский азарт. Особенно отвратительно в писательской среде. Впрочем, есть некоторые исключения. Свита сатаны хоть и чудаковатая, но скорее забавная, чем мерзкая. Сам Воланд — воплощенные ум, честь и совесть, поскольку всегда говорит правдиво и мудро. И ведет себя, опять же, достойно.
Есть и пара положительных героев из числа простых смертных — мастер и Маргарита, — но их положительность смотрится положительной только на общем уродливо-гротесковом фоне.
Скучающая Маргарита знакомится с мастером встречно-поперечным методом, а перед этим чуть было не завела общение с Азазелло, существом совсем экзотической внешности с куриной косточкой в нагрудном кармане. Ведет себя Маргарита странно: летает голой на помеле, к сатане на бал является в качестве почетной гостьи, устраивает погром у критика Латунского. От всего этого у читателя должна возникнуть убежденность, что Маргарита любит мастера. Да, Маргарита мастера опекает, борется за него, подталкивает, что женщины запросто делают и без любви, потому что частенько используют мужчину для реализации своих задач. Статус Маргариты не совсем ясен, во всяком случае — никак не муза, поскольку и мастер не пишет. Сам мастер устами Маргариты обозначен как любовник.
Учитывая наклонности Маргариты, следует предположить, что единственной безупречной фигурой остается мастер. Мастер почему-то друзей не имеет (был один, но оказался подонком) и состоит, надо сказать прямо, на учете у психиатра.
Мастер — писатель. Талантливый писатель. Очень талантливый. С этим читатель должен согласиться, поскольку на этом настаивает автор. Мнение автора разделяют мастер и Маргарита. То есть не многие. У читателя нет возможности составить собственное мнение, хотя фрагмент произведения мастера в романе приведен. Правда, другой фрагмент того же произведения кому-то снится, а еще один фрагмент декламирует лично Воланд. Произведение — на евангельский сюжет со сценой распятия, притом, что слова «распятие» и «крест» в словарном арсенале произведения удивительным образом отсутствуют. По всему складывается, что на мастера возложена почетная миссия претворить в жизнь затею Воланда, на Маргариту — социализировать ее. А мастер как раз засомневался. Они вдвоем — Воланд и Маргарита — сулят мастеру сладостные дивиденды, обеспечивают условия, но по мере завершения миссии мастер получает исключительно проблемы.
Роман, первоначально называвшийся «Евангелие от сатаны», переполнен антихристианской — в чем-то даже сатанинской, — символикой, а перед школяром с билетом по ЕГЭ встала бы проблема непреодолимая, если бы пришлось отвечать на кондовый литературоведческий вопрос «о чем роман?» О любви? Вроде, нет. О ненависти? Тоже не похоже. О происках сатаны? В любом случае, читается роман легко, задорно и с большим интересом.
Читая же холодными глазами отечественную литературу, можно обнаружить массу неожиданных коннотаций в произведениях, самых что ни на есть притертых, включая книжки для детей и юношества.
В дачном поселке конца 1930-х годов 13-летний парнишка жестко выстроил всех местных сверстников, числом несколько десятков. И даже стал диктовать условия криминальной группировке Мишки Квакина. Зовут авторитетного парнишку Тимур Гараев, авторитет его абсолютный. По сигналу «Сбор» все сбегаются мигом, и родители бессильны. У Тимура есть дядя Георгий Гараев, который в свободное от работы время поет арии в заводском театре.
Дядя Георгий однозначно крут, хотя в глаза нынешним читателям это не бросается.
Велосипед в то время считался роскошью и, соответственно, имел регистрационный номер, как транспортное средство; но слово «велосипед» в повести не встречается, поскольку в поселке таковых попросту нет. Зато Георгий Гараев рассекает на собственном мотоцикле. Поэтому бесцеремонно приходит — через дырку в заборе — знакомиться к 18-летней Олей Александровой. 18-летняя Оля Александрова, естественно, возмущена, но, что-то быстро смекнув, меняет раздражение на благосклонность и сходу начинает дружить с гражданином Гараевым, несмотря на двукратную разницу в возрасте.
Откуда у Гараева финансово-денежные средства? Георгий Гараев работает на автомобильном заводе и, потому что работает без нареканий, зарабатывает предостаточно: у полковника Александрова дача скромненькая, у капитана Гараева — двухэтажная. В большом доме большая, естественно, и собака. 13-летняя Женя Александрова, заблудившись, попала в дом Гараевых, «она заглянула в соседнюю комнату. Здесь стоял письменный стол, на нем чернильный прибор, пепельница, небольшое зеркало. Справа, возле кожаных автомобильных краг, лежал старый, ободранный револьвер». В общем, был Гоша Гараев обычный олигарх.
Тимур Гараев, его племянник, тоже смелый, решительный, благородный. За все повествование никого лично не отмочил, но, понятно, жители шепчутся.
Итак, Женя ночевала в доме Гараевых, Тимур с собакой ночевали в том же доме Гараевых, но в другой комнате, Оля, как ни помогал ей Гоша Гараев, сестренки своей на станции не дождалась (Гоша уверял, что она приедет только утром) и ночевала в своем доме. А где ночевал Гоша Гараев, не знает никто. 18-летняя Оля, видимо, тоже.
…Еще одна повесть жестокой правды вызвала невероятный резонанс в народных умах перестроечной поры, несмотря на самый средненький уровень литературы. В редакцию журнала писали дедушки, внучки и родители внучек, заодно писали на радио и куда следует, писали с заводов, фабрик и ударных строек коммунизма.
Повесть повествует про одну девушку. Посредственность, учиться не хотела, работала сутки через трое для трудовой книжки, желала только денег. Для чего желала, сама не знала, поскольку увлечений-склонностей не имела, а мечтала, закрыв глаза, слинять из этого Совка. Потому что в любой другой стране посредственности в масле катаются, и там у нее все будет по-другому. По какому другому? По какому-то такому.
Поскольку деньги в СССР на дорогах не валялись, их приходилось добывать. Что могла предложить обычная девушка за деньги — только ее, честь.
И вот однажды шведский человек захотел на ней, на дурехе нашей, пожениться. (Швеция тогда лидировала по числу психических отклонений.) И, таки, поженился. Встал процедурный вопрос сваливания из Совка. И тут выясняются нюансы.
Надо взять подпись с бывшего отца, что тот не против, а бывший отец денег просит — у него двое сопливых плачут, у жены паралич всего тела, а сам он пьяница. Подружки-потаскушки валюту меняют по грабительскому курсу (бизнес есть бизнес), недостающую сумму можно подзаработать в номерах Интуриста, а комсомольские мальчики на входе борзеют, стригут бедную овечку в хвост и в гриву. И оказывается: ни человеческих чувств, ни честных отношений. Только зависть и корысть. Даже мальчишки во дворе проституткой обзывают. Что за страна!
Читатель за компанию с главной героиней негодует, потому что чувство справедливости у читателя высоко развитое.
Но худо-бедно все решилось, и живет девушка-шалава в индивидуальном шведском доме, сидит, независимая, с бутылкой, смотрит непонятный телевизор и о чем дальше думать, сама не знает.
Как быть автору? Административные ужасы Совка он показал, то, что дружбы там нет, тоже выявил. Что делать с героиней? Оставить, как есть, с бутылкой ежедневной радости, пусть себе распухает? Нет, нужен героический финал, чтобы комок в горле и горечь на губах. О, это запросто: плохая видимость, скользкая дорога, ДТП. Спасибо.
Ну, и о чем шумели подписчики?