Писателей, обращающихся к советскому прошлому, немало, и тема не нова — с момента распада СССР и, как следствие, начала пересмотра наследия ушедшей эпохи прошло не одно десятилетие. Однако Александр Файн, в семидесятилетнем возрасте начавший писать рассказы о судьбах советских людей, вовсе не выглядит «одним из». С первой же книги «Мальчики с Колымы» он показал себя состоявшимся, зрелым прозаиком и уникальным художником. И хотя его предпоследняя книга названа «Так это было» (в этом году вышел сборник избранных произведений А. М. Файна «Дороги, жизнь». — Ред.), Файн не дает прямых оценок историческим событиям; в фокусе его внимания — преломление личного пути человека в контексте эпохи, главная героиня его рассказов — судьба.
Мир, (вос)созданный Александром Файном, очень вещный, почти осязаемый; материальное предстает носителем памяти. У Файна часто встречаются как бы опредмеченные портреты: облик человека вырисовывается через какую-то деталь одежды или особенность внешности — «родимое пятно на правой щеке», «теплые пухлые руки»; причем такой деталью сопровождается упоминание каждого человека — пусть даже он появляется на страницах рассказа только в одном эпизоде. Выражение чувств героев, как правило, прописывается через их внешнее выражение — жесты, мимика, язык телодвижений. Файн скуп на эмоциональные подробности, но от этого его проза производит больший эффект — он не описывает чувства, он будто не дает персонажам ни сил, ни времени отдышаться, опомниться, осознать, что с ними происходит. Динамичность повествования чувствуется даже на уровне оформления текста: предложения короткие, емкие, удары точные, меткие, ни одного лишнего слова, между абзацами нет интервалов. Читателю остается самому расставлять паузы — и задумываться, всегда ли есть такая возможность.
«…Фёдор встал из-за стола достать рюмки и судорожно схватился левой рукой за горло. “Скорая” приехала на редкость быстро.
 — У него, милая, инфаркт, — сурово изрек немолодой седоватый врач. — На госпитализацию, милая, без разговоров и слюней. А то за цветами придется идти.
Бледная Маша, прикрывая обеими ладонями рот, шла по двору за носилками». («Медаль».)
Герои Файна — не безвольные «винтики», вписанные в общую схему, но личности. Неслучайно в рассказах так много имен, причем полных (ФИО, домашние прозвища, клички). И каждому человеку писатель дает право голоса. В рассказе «Не оступись, доченька!» Файн описывает отношения начальника лагеря и заключенной, не разводя персонажей по разные стороны баррикад: с обоими судьба сыграла злую шутку, оба — осужденные. Эта встреча многое значит для них: начальник выбрал эту женщину в качестве любовницы, но она оказывается способной тронуть его сердце. И он отпускает ее со словами: «С тобой и узнал, что это такое».
Критики называют книги Александра Файна не иначе как «энциклопедиями советской жизни». После каждого рассказа — вереница авторских комментариев. Здесь переводы на русский с идиш и польского, толкование блатных слов, краткие сведения об исторических личностях и событиях. Временной диапазон прозы Файна — от Гражданской войны до современности. Некоторые сноски на первый взгляд кажутся лишними: кому сейчас нужно рассказывать, что такое «дело врачей», кого называли Отцом народов и кто такая Фаина Раневская; нынешние десятиклассники все это слышат на уроках истории. Но, вчитываясь, понимаешь: скоро и это нужно будет объяснять. Остро чувствуется авторское отношение к прошлому как к чему-то стремительно и необратимо ускользающему; отсюда — склонность Файна к точным деталям, историческим и краеведческим справкам, датам, цифрам, географическим названиям. Вспоминается поэма Сергея Завьялова «Рождественский пост», где сводки новостей, прогнозы погоды, отрывки из церковного календаря, даты появляются прямо в поэтическом тексте — и, попадая в художественную реальность, преломляются в ней: сухая цифирь из справочника оживает, и читатель начинает чувствовать и понимать, что за ней стоит. На грани документалистики и художественного вымысла рождается новая форма, в которой ни автору, ни читателю не нужны оценки — настолько сложным и неоднозначным видится мир. Файн способен вызвать желание не проанализировать и осудить, а понять; и это, пожалуй, его главное достоинство как художника.
Эпоха прошла, но нельзя сказать, что того мира больше нет — ведь он продолжает жить в нас. Поэтому смысловой вектор прозы Файна направлен не в прошлое, однако и не в настоящее и не в будущее. Его рассказы находятся вне временных координат, потому что Файн, как и всякий талантливый писатель, — выше исторического момента; он раскрывает в частном — общее, в жизни одного человека — судьбу целой страны, в единичном и неповторимом моменте — отголосок вечности.