Поэзия Союза писателей XXI века
Мурадин ОЛЬМЕЗОВ
СНЫ ПТИЦ
ТАВРО
ТАВРО
В небе — сонмы звезд,
бесчисленные птицы,
в небе сбывшиеся и несбывшиеся
бессчетные мечты,
облака, наполненные дождинками,
на земле — сколько травинок,
пылинок,
песчинок…
Но их давно пересчитали.
И луну давно взвесили,
измерили вдоль и поперек —
конечно, чтобы продать.
Оказывается, пленка мыльного пузыря
в 5 000 раз тоньше волоска,
в нервной системе человека
более 100 миллиардов нейронов,
а поперечник Вселенной
составляет 156 миллиардов световых лет…
Уже за край Вселенной
заглядывает человек, за край себя.
Все взято на учет:
даже думы, мечты, слезы человека…
Лишь о его глупости я не говорю:
ее измерить пока нет возможности —
да и вряд ли когда-нибудь будет.
Сколько детей умирает за год?
Сколько еще умрет?
И сколько копошатся на помойках?
Вдумайтесь: если за минуту на вооружение
в мире тратится 2 000 000 долларов,
то сколько жизней отнимается у детей?
Измерившие тяжесть дыма,
проникающие в сны птиц,
ответьте:
как измерить боль ребенка?
А горе старой нищенки,
сидящей на голой земле с протянутой сухой рукой?
А горе бездомной собаки,
едва волочащей свою костлявую тень, как измерить?
Мы знаем детскую радость,
она ровна объятьям матери,
охапке радуги над горами
и улыбке солнца и всех цветов на земле.
Ветерок, рожденный на рассвете
от росы и звездного луча,
спрячься, не то и тебя поставят на учет,
затаврят и тебя!
бесчисленные птицы,
в небе сбывшиеся и несбывшиеся
бессчетные мечты,
облака, наполненные дождинками,
на земле — сколько травинок,
пылинок,
песчинок…
Но их давно пересчитали.
И луну давно взвесили,
измерили вдоль и поперек —
конечно, чтобы продать.
Оказывается, пленка мыльного пузыря
в 5 000 раз тоньше волоска,
в нервной системе человека
более 100 миллиардов нейронов,
а поперечник Вселенной
составляет 156 миллиардов световых лет…
Уже за край Вселенной
заглядывает человек, за край себя.
Все взято на учет:
даже думы, мечты, слезы человека…
Лишь о его глупости я не говорю:
ее измерить пока нет возможности —
да и вряд ли когда-нибудь будет.
Сколько детей умирает за год?
Сколько еще умрет?
И сколько копошатся на помойках?
Вдумайтесь: если за минуту на вооружение
в мире тратится 2 000 000 долларов,
то сколько жизней отнимается у детей?
Измерившие тяжесть дыма,
проникающие в сны птиц,
ответьте:
как измерить боль ребенка?
А горе старой нищенки,
сидящей на голой земле с протянутой сухой рукой?
А горе бездомной собаки,
едва волочащей свою костлявую тень, как измерить?
Мы знаем детскую радость,
она ровна объятьям матери,
охапке радуги над горами
и улыбке солнца и всех цветов на земле.
Ветерок, рожденный на рассвете
от росы и звездного луча,
спрячься, не то и тебя поставят на учет,
затаврят и тебя!
СЛЕЗА
Земля задрожала…
Утес обвалился?!
Земля задрожала…
Обрушились скалы?!
Земля задрожала…
Не гром ли грохочет?!
Нет.
Просто
на землю
упала
слеза.
Утес обвалился?!
Земля задрожала…
Обрушились скалы?!
Земля задрожала…
Не гром ли грохочет?!
Нет.
Просто
на землю
упала
слеза.
* * *
Ожидая тебя, я устал,
истомился смертельно.
Озираясь,
приметил я дерево на берегу:
вижу,
ветер, такой же усталый,
улегся на ветви,
рядом птица присела,
тумана лохмотья повисли.
Голубыми, прозрачными,
перышка легче словами
на бумаге то дерево
бережно запечатлел:
ветерок растворил я
в лучах золотистого света
и, смешав его с собственной речью,
сумел воссоздать
я в тетради его целиком —
перенес все до ветки.
Ожидая тебя, я устал,
ну когда же ты вспомнишь…
Растворив птичьи трели
в зарницах на краешке неба,
подмешал синих слов —
и на дереве выросли листья.
Настоящее дерево машет ветвями с бумаги.
Ожидая тебя, я устал.
Нет мне жизни, родная!
А теперь нарисую дорогу,
дорогу разлуки —
та завистница злая тебя у меня забрала,
уведя за собою
в обманные дальние дали.
Наберу желтых слов
и с курлыканьем грустным смешаю
журавлей,
от родимой земли улетающих прочь.
Ожидая тебя, я устал.
Так убей же надежду!
Нет! Надежда умрет —
и сгорит мое дерево тут же,
не дожив и до осени:
сердце его разорвется.
Лучше слов наберу я крылатых,
с сиянием Божьим
их смешаю —
и трепетный тот ветерок нарисую,
что запутался в прядях твоих
и не хочет наружу.
Ожидая тебя,
я безмерно устал, дорогая.
истомился смертельно.
Озираясь,
приметил я дерево на берегу:
вижу,
ветер, такой же усталый,
улегся на ветви,
рядом птица присела,
тумана лохмотья повисли.
Голубыми, прозрачными,
перышка легче словами
на бумаге то дерево
бережно запечатлел:
ветерок растворил я
в лучах золотистого света
и, смешав его с собственной речью,
сумел воссоздать
я в тетради его целиком —
перенес все до ветки.
Ожидая тебя, я устал,
ну когда же ты вспомнишь…
Растворив птичьи трели
в зарницах на краешке неба,
подмешал синих слов —
и на дереве выросли листья.
Настоящее дерево машет ветвями с бумаги.
Ожидая тебя, я устал.
Нет мне жизни, родная!
А теперь нарисую дорогу,
дорогу разлуки —
та завистница злая тебя у меня забрала,
уведя за собою
в обманные дальние дали.
Наберу желтых слов
и с курлыканьем грустным смешаю
журавлей,
от родимой земли улетающих прочь.
Ожидая тебя, я устал.
Так убей же надежду!
Нет! Надежда умрет —
и сгорит мое дерево тут же,
не дожив и до осени:
сердце его разорвется.
Лучше слов наберу я крылатых,
с сиянием Божьим
их смешаю —
и трепетный тот ветерок нарисую,
что запутался в прядях твоих
и не хочет наружу.
Ожидая тебя,
я безмерно устал, дорогая.
* * *
Как облако
в дождь превратится,
так дерево станет огнем.
Дождинки
вновь облаком станут,
вот только огонь никогда
зеленую сень
не раскинет…
А в наших
с тобой организмах
воды
девяносто процентов,
и, стало быть,
нам возвращаться
положено снова и снова —
дождем,
облаками ли,
снегом!
в дождь превратится,
так дерево станет огнем.
Дождинки
вновь облаком станут,
вот только огонь никогда
зеленую сень
не раскинет…
А в наших
с тобой организмах
воды
девяносто процентов,
и, стало быть,
нам возвращаться
положено снова и снова —
дождем,
облаками ли,
снегом!
СВОБОДА
Войти бы в зеркало, как в сон,
найти бы день вчерашний.
Пускай секунд умолкнет звон,
пусть всходы станут пашней.
К себе ты, детство, призови,
чтоб, одолев природу,
от ненависти и любви
я вновь обрел свободу.
найти бы день вчерашний.
Пускай секунд умолкнет звон,
пусть всходы станут пашней.
К себе ты, детство, призови,
чтоб, одолев природу,
от ненависти и любви
я вновь обрел свободу.
Перевел с балкарского Г. ЯРОПОЛЬСКИЙ
Мурадин Ольмезов — балкарский поэт, драматург, прозаик и переводчик. Родился в 1949 году в селе Эрназар Талды-Курганской области Казахской ССР. Член Союза писателей России и Клуба писателей Кавказа. Живет в Нальчике.