В Индии тоже цветут цветы,
и небо такое же голубое.
Но смотрит Всевышний на Индию с высоты,
я думаю, с большей любовью,

чем на любую из стран других,
ибо в ней столько веры,
сколько во всех вместе взятых в них.
Здесь ведь даже сознанья шхеры

не замусорены прогрессом, и йог нагой
так же упорен, как до Рождества Христова.
Здесь почва пружинит — взлетай! — под ногой.
По проспекту неспешно идет корова.

Дождь над рисовым полем. И дождинки — как рис,
что не доели боги в своих чертогах.
Небо обильною влагой нисходит вниз,
и монахи-буддисты ежатся в своих тогах.

И пусть в роще Оленьей оленей уж нет давно,
как Далай-ламы в Тибете, ученье живо.
Как я любила индийское в детстве кино!
Нет, оно целомудренно, а не лживо!

Так танцуй, Натараджа, пускай ты лишь Радж Капур!
Волоокие девы, пойте, плечом играя!
Как мне нравятся линии ваших лепных фигур!
И на лохмотьях нищего вижу я отблеск рая.

Ананда, покатай нас на слонах!
Они добры, как оптинские старцы.
Напоминают чем-то черепах —
движеньями, и кожа — словно панцирь.

А мы представим, нищие, себя
князьями, по грязи плывя засохшей
на мощных спинах, землю возлюбя,
в которую не ляжет здесь усопший —

несет пусть пепел серебристый Ганг,
как семя жизни, в лоно океана.
А нам, живым, — пусть водка и табак.
А избранным — самадхи и нирвана.

Индийский жемчуг вешаю на шею, —
ныряльщиками с риском он добыт, —
и чую: непомерно хорошею,
ничуть не хуже я и Зит, и Гит.

А внешность — не души ли проявленье?
Хотя среди красавиц много стерв.
Но старость к ним, а с ней и помудренье
придет, читая мантры нараспев.

Пусть так! Всегда юна Бхагавад-Гита,
и Кришна вечно молод, славный бог.
И сердце на всю Индию раскрыто,
и зыбится сандаловый дымок.

Одарим друг друга гирляндами свежих цветов —
любовь, как они, повсеместна, и истина — с нею.
Ты пологом марлевым задрапируй наш альков —
москиты слетятся, а я при чужих не посмею

к тебе прикоснуться. Пусть светит нам лотос в воде —
с павлинами ваза, и лучшей светильни не надо.
И я растворяюсь в тебе, ты во мне, мы — везде,
так Кришна любил свою Радху средь райского сада.

На лодке луны мы по озеру ночи плывем,
и пусть попадет эта лодка в сердечную бурю!
А утром, в одеждах простых, мы цветов не сорвем,
а сядем смиренно у ног седовласого гуру.

А вот пейзаж — ну прямо Подмосковье:
зеленая равнина, вдалеке —
зубчатый лес. Раздолье и приволье,
и Индия — как майский жук в руке.

И те ж столбы электропередачи,
и розовая дымка в небесах —
ну точно Подмосковье, не иначе!
Но как сияют черные глаза!

Ты приглядись — в них вся Махабхарата
и вместе — Русь, не знаю, почему.
Но я индуса обниму как брата
и как единоверца обниму!

Вот здесь бы и жить — у соленых валов океана,
цветы заплетая в прическу зимою и летом.
И, может быть, станут доступны самадхи, нирвана,
и жизнь освятится нездешним божественным светом.

Веселым, но нищим быть лучше, чем злым, но богатым.
И в этом со мной согласятся индийские боги.
И дваждырожденный мудрей, чем однажды распятый.
Не в Рим — в Гималаи ведут все людские дороги,

к таинственной Шамбале (йог ее видит в деталях).
Оттуда мы вышли и там обретем возрожденье.
О, сколько чудесного ждет нас в неведомых далях!
Пора просыпаться. Пора начинать восхожденье.