Дождь косит, как косая девица,
Как косящие очи Руси,
Дай косой мне твоей удавиться,
Не уйти от тебя, гой еси!

Достает меня вновь приворотно
Твой раскосый раскольничий взор,
Твоей молнии гибкий автограф,
Как подписанный мне приговор!

Устремив — словно грешная сила,
Свои очи, как очи грозы,
Ты меня мановеньем скосила,
Не ресницы, а взмахом косы!

Череп ночи, как череп черни,
Мрак и морок в себя вобрал,
Из него мед и брагу я черпал
И себя в кабаках исчерпал!

Как на царском пиру виночерпий,
То и дело сбегая в подвал,
Из сгустившейся браги вечерней
Я сорвался в восточный провал!

Как паломник, плененный Востоком,
Из царевых сбежав погребов,
Я тону в желтой желчи пророков,
В черном дегте потливых рабов!

Словно муха к бумаге липучей,
Я к Востоку прилип, как полип,
И застыл, будто овод летучий,
В янтаре, — и в бессмертие влип, —

Как —
В желе, —
В пот Востока липучий,
И — хотя не могу умереть,
Бьюсь в бессмертье я, словно в падучей,
И обратно хочу улететь, —

В череп ночи, как в череп черни,
В мрак и морок Руси кабаков,
В мед и брагу, — как в сумрак вечерний,
Из бессмертья рвануть я готов!

Как смирительную рубашку,
Я бессмертье готов разорвать,
И уйти в никуда, — нараспашку,
Нараспах, — как отпущенный тать!

Душа-воронка подступала
К баракам с черного двора,
И — нас втянув, не отпускала,
Родная черная дыра!

Приговоренные условно
К условной жизни на земле,
Читали Кодекс уголовный
И Библию в барачной мгле!

В Стихии полууголовной
Имели дур и свой «общак»,
И был для всех пароль условный:
Россия… Курево… Барак!

И жизни факультет заочный,
Среди бараков и трущоб,
Кончали в темноте бессрочной,
Покончив перед тем с собой!

Но — от себя не отпуская,
Кружила нас, дав кругаля,
Душа бесполая пустая,
Как будто полая Земля!

Первый дед мой, — Давид Самуилович Курузбавер,
И второй дед, — Василий Иванович Лукощук,
Вам — кто Мир, словно Дженнер, от оспы тевтонской избавил,
Посвящает стихи недостойный и беглый Ваш внук!

Хоть под немцем еще оставалась восставшая Прага,
В свои новые стаи сбивались вервольфы, увы,
Но две росписи Ваши на каменной оспе Рейхстага,
Словно Дант и Вергилий, оставили в Вечности Вы!

Вы дошли до Рейхстага, железные хляби хлебая,
Громовой Ваш сапог, все сметая, прошел по стерне,
И ждала Вас стена, от железных осколков рябая,
Вы — Как Боги Войны, расписались на этой стене!

А затем, — в мрачный Бункер ворвались, почти еще дети,
Полудетской рукой сокрушив Мировой Беспредел,
Над обугленным фюрером вставши, как вестники смерти,
Как мужик и солдат, он взглянуть Вам в глаза не посмел!

Не посмел он в глаза посмотреть Вам, мальчишкам безусым,
И не даром во сне до сих пор еще видится мне:
Мы врываемся в Бункер, — восставшим из Бездны Союзом,
И — друг друга обняв, остаемся на этой Войне!

Я теряю тебя в немоте номеров телефонных,
Я теряю тебя в Мировой электронной сети,
Словно лодку в Бермудах, что уже вне земного закона,
Мне в Бермудах Земли никогда тебя вновь не найти!

Так больного — в сплошном мельтешеньи халатных халатов —
Запоздалая прыткость врачей упускает, как птицу во мгле,
Я теряю тебя, как стареющий реаниматор,
Что всей жизни любовь проморгал на больничном столе!

Я теряю тебя, словно ворон что жизнь проворонил,
И — в облезлую старость ушел, будто в стершийся мех,
Я теряю себя, за тобой в бесконечной погоне,
Я теряю тебя, и с тобою теряю я всех!

Ухожу я от всех — в одиночества выцветший бархат,
Коль из дальних краев мне тебя никогда не вернуть,
Как борец ухожу я, — из жизни объятий удавьих,
Не в Бермуды, а просто по-русски в «Бермудь»!

Ухожу я в «Бермудь», словно сом в одиночества омут,
В бормотуху и вермут дешевый, и в прочею муть,
В бормотанье… мычанье… И нельзя мне уже по-другому,
Коль тебя, как корабль, из астральных Бермуд не вернуть!

Как волны в белоснежной пене,
К себе мы рвались напролом,
Но спины целых поколений
Ломал замшелый Волнолом!

Как волны, вздыбившись на дыбе,
Ломая водные хребты,
Мы шли почти что на погибель,
Как Святослав на Вы и ты!

Мы шли на Волнолом, как в битву,
И Камень, пятясь, отступал,
Когда — шепча в бреду молитву,
Ломился наш Девятый вал!

И — мимо всех европ-америк,
Ушли — изломанные в лом,
На прежний наш чухонский берег,
Мы — опрокинув Волнолом!

И снова все, как при чухонце,
И большего не надо нам,
Коль светит наше волчье солнце
И гладит нас по волосам!

Двойной души — двойной агент,
Готовлю я диверсии,
Во имя той, которой нет,
Бьюсь за фантом Поэзии!

И говорю всегда везде,
При всем честном народе:
— Я гражданин страны «Нигде»,
Которой нет в Природе!

Двойной агент уже давно,
И до сих пор на воле,
Несу души двойное дно,
Как оборотень в поле!

Я — серый волк своей тоски,
Такой же серой масти,
И рвусь в снега — чрез все пески,
И рву собак на части!

Я — не поэт, я диверсант,
Дитя Большого Взрыва,
Ведь каждый стих — ночной десант,
Готовый для прорыва!

В подкорке тихо зреет Взрыв,
Мятежный словно Фронда,
И начинается прорыв
Почти любого фронта!

Один из тысячи скитальцев,
На — Время — я пошел в нахрап,
Оставив отпечатки пальцев,
Как отпечатки волчьих лап!

И — прорываясь чрез разруху,
Прорвал я Времени пике,
Оставив, смачно, оплеуху,
Автограф, — на его щеке!

Один из прОклятых поэтов,
Отброшенных — как пьянь — под стол,
Где волчьих тысячи билетов
Нам выдали, приставив ствол!

Оставшись до конца отпетым,
И сознавая, — дело швах,
Под сердцем с волчьим я билетом
На птичьих воспарил правах!

Как тысячи калик-страдальцев,
Запутав все свои пути,
Оставил отпечатки пальцев —
На смятой Времени груди!

Как тьмы российских беспризорных,
Мы для эпохи — лишний груз,
Она всех нас — «волков позорных»
Отбросила — как весь Союз!

Мы Временем прижаты к ногтю,
Оно замкнуло черный круг,
Но вижу — прорастают когти
Из отпечатков пальцев вдруг!

Затем клыки зверей отпетых,
И начинаешь понимать:
Что без волков и без поэтов
Природе не существовать!

Без них не может быть Стихии,
Возможен быт, не Бытие,
Без них не может быть России,
Лишь имитация ее!