Книжно-Газетный Киоск


Юрий КОВАЛёВ
Старый клен

Нудный, дождливый осенний вечер. Все тускло и беспросветно уныло. Городская окраина. На трамвайной остановке толпится молчаливый, понурый народ.
В монотонный шепот моросящего дождя медленно вплетаются хриплые прерывистые звуки, будто кто-то с бульканьем и свистом втягивает в простуженную грудь сырой, холодный воздух. С трудом они набирают силу, обретают некоторую стройность и, наконец, складываются в знакомую мелодию:
— Старый клен, старый клен, старый клен стучит в стекло…
Слепой гармонист, запрокинув мокрое, с впалыми глазницами лицо к такому же незрячему, бельмастому небу, старательно перебирает негнущимися от холода пальцами черно-белые кнопочки латанной-перелатанной трехрядки. Он нервно ерзает по мокрой скамейке и с тревогой прислушивается к дребезжащим, прерывистым звукам, которые издает его изношенный инструмент…
 — Отчего, отчего, отчего гармонь поет?
  Оттого, что кто-то любит гармониста…
В своем огромном, не по размеру, брезентовом плаще слепой напоминает неуклюжую, грузную птицу. Узкое лицо, обтянутое пергаментной кожей, длинный крючковатый нос и седой, колючий  хохолок на мокрой макушке только усиливают это сходство.
Рядом с гармонистом терпеливо мокнет под дождем неопрятного вида пожилая женщина-поводырь. Одной рукой она придерживает напарника за плечо, в другой мнет замызганную кепчонку, на  донышке которой,  тускло поблескивают несколько мелких монеток…
— Отчего, отчего, отчего так хорошо?
Оттого, что ты мне просто улыбнулась…
Нехитрая мелодия повторяется снова и снова, сливаясь с шелестом нескончаемого дождя и тихим шепотом ветра, который безуспешно пытается разворошить мокрую листву, охапками лежащую на тротуарах…
К остановке с грохотом и лязгом  подходит припозднившийся трамвай. Он принимает в тесное, сырое нутро продрогших людей и быстро растворяется в дрожащей дымной мгле.
От прежнего многолюдья остаются потерявшаяся бабушка, оцепенело мокнущая под дождем, да пьяненький бродяжка, которого веселит незатейливая музыка.
Сначала он громко мычит, силясь подпеть гармонисту, потом начинает бродить вокруг скамейки на заплетающихся ногах, спотыкаясь и потешно покачиваясь в такт мелодии. Время от времени он останавливается и размахивает руками перед лицом слепого, безуспешно пытаясь привлечь его внимание. Но пьяного запала хватает ненадолго. Бродяжка обессилено опускается на  скамейку рядом с гармонистом, заходится в кашле и  вскоре застывает в каменной неподвижности…
Спутница гармониста медленно, с усилием встает и берет напарника под локоть.  Она помогает ему подняться  и привычно тянет за собой, но слепой вдруг вырывается и злобно дергает гармошку, которая отвечает ему испуганным визгом. Он взбрыкивает скуластым лицом, стряхивая с него ворох дождевых капель, и неожиданно кричит сиплым рыдающим голосом  в подступившую темноту:
 — Отчего, отчего, отчего мне так светло?
 Оттого, что ты идешь по переулку…