Поэты, как известно, народ отчаянный и рисковый. Я не буду приводить многочисленные примеры, а расскажу об одном удивительном поступке поэта Анатолия Передреева. Однажды на ленинском субботнике в Московском зоопарке поэт, поспорив с кем-то из коллег на литр водки, вошел в клетку со львом. Могучий царь зверей испугался смелого поэта и убежал от него в самый дальний угол клетки. Передреев спор выиграл и был этим очень доволен. Позже, отвечая на вопрос "не слишком ли он рисковал", поэт неизменно отвечал: — Ничуть, я знал, что львы не переносят запаха алкоголя!

Поэт Евгений Храмов говорил мне:
— А я согласен, что добро должно быть с кулаками! Именно с кулаками, а не со середняками.

Сидим как-то в Пестром зале ресторана ЦДЛ, попиваем крепкие и слабые напитки. Заходит в зал литературовед-чеховед Н. с забинтованной рукой и присаживается за наш стол.
— Что с тобой, коллега? — спрашиваем.
— Да собака укусила.
— Ты, небось, в ейную морду окурком тыкал? — Говорит поэт Владимир Цыбин.
— Да, — подтверждает литератор. — А ты откуда знаешь?

Прозаик, член СП СССР Анатолий Шавкута рассказал мне, как он учил зарабатывать деньги на рецензиях молодого автора, некоего Кукушкина. Дал ему стандартный текст ответа из редакции. За каждый ответ редакция журнала платила по рублю рецензенту. За ночь можно было накатать 50-60 отписок. (В 70-х годах 50 рублей были хорошие деньги, бутылка "Столичной" стоила 4 руб. 12 коп.) Рецензент был страшно доволен дурному заработку, брал рукописи домой, подключал к работе жену и тещу. Все авторы получали ответ рецензента на свои произведения, не подозревая, что их опусы никто не читает. Однажды Анатолий тоже получил письмо из редакции этого журнала. Печатный текст за размашистой подписью рецензента гласил (полностью сохраняем текст письма):
"Уважаемый товарищь!
Мы внимательно прочитали Ваши расказы. Человек Вы безусловно способный, но Вам надо учиться литиратурному мастерству, больше работать над формой, совершенствовать стиль. Советуем посещать какое-нибудь литиратурное объединение. Желаем Вам успехов!
Рецинзент Кукушкин А.В."

Вечер. Захожу в ресторан ЦДЛ. Встречаю знакомого поэта, студента Литературного института. Он как всегда пьяный и потому особенно общителен. Со всеми проходящими или сидящими знаменитостями вежливо здоровается. Мимо нас проходит поэт Вознесенский с дамами и со свитой. Студент и его не пропускает, громко приветствует. Вознесенский вальяжно кивает незнакомому юноше, свита улыбается. Студент доволен и, желая продлить свое удовольствие, кричит ему вслед: "Андрей Андреевич! Я люблю вашу поэму "Братская ГЭС"!
У обернувшегося на зов поэта одеревенело лицо. А свита продолжает довольно улыбаться...

Поэт Борис Примеров был знаком с Виктором Николаевичем Ильиным, бывшим генералом НКВД. Вот как Ильин объяснил поэту свои пять лет лагерей: "Я руководил худ. самодеятельностью в органах. Готовили какой-то большой концерт к годовщине Октября. Чтец должен был читать стихотворение Лермонтова "Бородино". В нем есть такие строчки: "Полковник наш рожден был хватом, слуга царю, отец солдатам..." Я приказал не читать эти верноподданнические строки. На концерте присутствовал сам Берия. После концерта он подошел ко мне и сказал: "Ты зачем, подлец, выбросил из патриотического стихотворения такие хорошие строчки? Ты разве не знаешь, что Пушкин сказал об Александре 1: "Он взял Париж и построил лицей"? Меня судили по статье за измену родине. На суде, правда, выяснилось, что такая постановка вопроса уместна была бы при царском режиме. Но пять лет я все-таки получил.

Известный писатель-деревенщик Б. много лет мучился отсутствием зубов. Наконец в годы перестройки и ему удалось съездить во Францию. Вернулся, встретил в ЦДЛ поэта Ц. Сели в ресторане, и Б. долго ругал заграницу, нравы и порядки европейцев, убеждал Ц. в отсутствии на западе настоящей культуры. Ц. слушал его молча, пил водку и только изредка шевелил своим беззубым ртом.
Наконец он не выдержал и спросил:
— Слушай, Вася, а кто тебе такие шикарные фарфоровые зубы сделал?
— Да кто-то, — недовольно ответил Б., — они, буржуи...

Малоизвестный поэт Н. (член СП СССР) в семидесятых годах вдруг стал приходить в ЦДЛ с орденом на пиджаке. Писатели долго гадали, за что он получил орден. Книг его никто не читал, даже критики. Известен он был только благодаря вниманию пародистов. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным, сказано в писании. По пьянке поэт все-таки рассказал одному дружку, как было дело. Оказывается, он прогуливался по набережной Москва-реки как-то осенью и услышал крик о помощи. Собрался народ, подошел из любопытства и он. Выяснилось, что у женщины каким-то образом упала в воду с парапета набережной собачка и, конечно, не могла выбраться из реки по гладкой стене. Казалось, собачка обречена и не найдется желающих лезть из-за нее в холодную воду. Поэт был, к счастью хозяйки, изрядно выпивши, а пьяному, как точно подмечено в народе, и море по колено. Он каким-то образом спустился и спас собачонку, благо для человека глубина оказалась пусть не по колено, но и не с головой. Все были довольны и особенно собачка и хозяйка. Она оказалась женой какого-то крупного партийного чиновника, чуть ли не члена Политбюро.
Вскоре у поэта дела пошли очень хорошо. Вышли чуть не во всех издательствах его книжки, критики его стали хвалить, и газета "Правда" напечатала парочку его сносных стихотворений, что по тем временам было для большинства членов СП даже теоретически невозможным. Ко всем удачам ему к какому-то юбилею вручили орден, предназначавшийся по разнарядке высокопартийному поэту, но тот накануне вдруг где-то выступил в защиту не то Солженицына, не то Сахарова и орден ему решили не давать.

Один мой знакомый, бывший активный комсомолец и коммунист Владимир Б., не желая работать на буржуев-демократов, уже много лет берет сумку и идет по московским храмам выпрашивать гуманитарную помощь. И уже вполне прилично зажил, благодаря этому.
— Ты знаешь, Боря, — говорит он мне, — Бог-то есть!

Выпивали как-то в Пестром зале ресторана ЦДЛ поэт Анатолий Передреев и прозаик Виктор Алексеев. К ним неожиданно подсел без приглашения пьяный поэт Николай Дм-ев. Сел и, как писали в романах прошлого века, издал непристойный звук.
— Кто его будет бить? — хмуро спросил у Алексеева Передреев.
— Я, — зная злой характер Передреева, вызвался добрый Витя.
— Подождите бить, ребята, я вам почитаю стихи, — просит Дм-ев и залпом читает одно свое комсомольское стихотворение.
— Кто его будет бить и за это говно? — еще мрачнее повторяет Передреев.
— Я, — торопливо говорит Алексеев и сильно ударяет агрессивно встающего Дм-ва в живот.
Подбежавшие официанты вовремя вывели пьяного Дм-ва из ресторана, а мушкетер Алексеев наутро отправился к хирургу. Оказывается, он сломал себе палец, потому что у Дм-ва за поясом под пиджаком была спрятана твердая папка со стихами!
Добрый хирург, узнав, что перед ним пострадавший писатель, написал Алексееву такую справку: "Перелом фаланги пальца от интенсивной творческой работы". Иначе прозаику не оплатили бы в Союзе писателей больничный лист.

— Боря, — говорит мне как-то в ЦДЛ прозаик Анатолий Шавкута, — а ты заметил, что с этой перестройкой в Доме литераторов многое изменилось. Например, нарушен баланс.
— Какой баланс, Толя? — спрашиваю я его.
— Ну какой-какой, — отвечает Шавкута. — Раньше у нас в ресторане всегда было не больше двух алкоголиков и одного сумасшедшего. Это и есть живая писательская среда. А сейчас их нет, исчезли! Нувориши их не признают. А баланс-то нарушен...

Юрий Нагибин мне рассказывал:
— Михаил Светлов был уже болен и лежал в больнице, а они, его молодые коллеги и почитатели-студенты, навестили поэта. Светлов почувствовал себя лучше, и врач отпустил его на пару дней домой, навестить ЦДЛ. Когда Светлов переодевался из больничной одежды в свою, Нагибин спросил у него, как он себя чувствует:
— Как орел, — ответил Михаил Аркадьевич, — который направляется в ломбард за своими крыльями!

Как-то у поэта Расула Гамзатова спросили земляки:
— Расул, почему у тебя в оригинале кони, а в русском переводе журавли?
(Речь шла об известном стихотворении, в русском переводе ставшем популярной песней.)
— А потому, — ответил мастер, — что я еще не успел его написать, а они уже перевели!

Поэт Игорь Тюленев рассказал. Гуляли как-то до утра в общежитии Литинститута. В гостях у него были прозаик Михаил П. и критик Владимир Г. Ну и дамы, естественно. Утром Владимир Г. отозвал ребят в сторонку и говорит тихо:
— Учтите, друзья, эта худая Аська — комитетчица!
— Почему вы так решили, Владимир Иванович?
— А я ночью проснулся, гляжу — она сидит трезвая и наши книги читает. А кто же наши книги будет читать, кроме КГБ?

Поэт Эдуард Балашов рассказал. В 1982 году принимали в Союз писателей Тимура З. Член приемной комиссии поэт Юрий Кузнецов, полистав сборник поэм, бросил его на пол со словами:
— Какая белиберда!
Добрый Эдик решился защищать Тимура. Он сказал:
— Только поэт мог написать "измятая вода". За это его можно принять в Союз!
— Просто за воду в Союз уже принимали, — согласился Кузнецов, — а за измятую — такого еще не было...
Решили голосовать. Тимур З. был принят.

Рассказывают, что поэт Анатолий Передреев, если приходил в Пестрый зал ЦДЛ один, то и садился за любимый угловой стол тоже один. Заказывал официанту водки и молчал. Славился Передреев феноменальной памятью на поэтические строки. Когда кто-нибудь из незнакомых поэтов подходил к нему, он неизменно спрашивал:
— Ты кто?
Подошедший представлялся. Передреев мгновенно читал две-четыре строчки стихов и сурово говорил:
— Ты написал?
— Я, — признавался поэт.
— Пошел на х...! — мрачно изрекал Передреев.
Гораздо реже бывало наоборот. Если строки были на взгляд и вкус Передреева замечательные, то он приглашал поэта: "Садись!" — и наливал водки. Анатолий безошибочно слышал в стихах то, что говорило об авторах как о непоэтах.