Глас неба – все для песнопевца,
Он видит Деву и Младенца,
А там – Иосифа вдали...

Свеча исходит светлым дымом,
И Ангел с воинством незримым
Идет по снеговой пыли.

И метит бедные пороги,
И освещает те дороги,
Что так пустынны на земли,

Дороги те, что замели,
Сокрыв убогость жизни, ветры,
И ты застигнут этим светом,
Остановись, ему внемли.

Пространства тропы нам не внове,
А жизни суть – в едином слове,
Еще не найденном, дана...

Но луч звезды, летящий косо,
Быть может, есть тот отголосок,
В котором тайна нам слышна.

Рассеян свет в метели млечной,
И звук, из недр идущий вечных,
Зовется просто – тишина.

Нить жизни не защищена.
Смерть есть мгновение разрыва...
Душа в потоке слез, как ива,
Склонившись, плачет, что грешна.

Так плачет только Мать о Сыне,
Но влагу сковывает иней,
Все погружая в снежный сон,

И мыслью мир пленен простою,
Что он спасется красотою,
Когда-нибудь, в конце времен.

Начиная с азов, тянем узы, как зов,
жизни нити – лучами в ночи убывают,

утром ранним тетради замкнем на засов,
все равно, без молитвы – стихов не бывает.
Отразившись, звезда не удвоит строки,
соль земли не добыть из источника пресного,

шеломянем напьемся из древней реки,
тишиною окончим старинную песню.

К Рождеству обрубаются хрупкие дни,
видишь, в звездных лучах тени стали короче,

Бог еще не родился, мы снова – одни
на пороге декабрьском единственной ночи,

в час, когда наступает означенный срок,
повивальные вьются над миром метели,

даже время мелеет, чтоб стал виден исток,
Вечность снова висит над землей в колыбели.

Отпираются двери, сброшен райский засов,
звездный луч застывает натянутой нитью,

где-то жизнь начинается с Божьих азов,
где-то чудом становятся дни и событья...

Ладони-бабочки жмутся к огню.
Теплом – одиночество слижет.

Время пробирается к апостольскому дню –
все ближе.


К точке,
дающей равновесие календарю,
к строчке,

которую наугад творю
на разлинованном листочке,

к стиху, из строчек сплетенному,
к строке-пути в бездорожье,

к стиху, скрепленному
только – дыханием Божьим...

К ладану, медленному огню
лампы-лампады,

к началу зимы, непорочному дню –
Апостола-брата...

Ты родился –
под лучшей
пастушьей
Звездой... Бился –
до последнего слога –
в воздушной
сети ее лучей,
казалось – ничьей,
оказалось – Бога...

Пока мы месили
снежную жесть бумаги –
маги
пробирались дважды –
к тебе, к Мессии,
издалече...
Потому что – каждый –
Сын Человечий...

Каждая
кровля –
Вифлеем,
Из неровных
углов, из неровных
стен,
из углублений
в пещере,
из колыбели,
над которой
склоняются Дщери,

расправляя на тельце
Младенца
крестик из деревца,
который – свят...

На котором – Он будет распят...

Не спеши в зимний вечер задуть это пламя...

Не спеши в зимний вечер задуть
это пламя, что медлит над темой,
над строкой, уводящей, как путь,
прежний путь к рубежам Вифлеема.

В дни, когда все темнее с утра,
свет свечи – восполненье утрат.

Свет свечи, или новый огонь,
серебрящий дорожкою звездной
жест, уже возносящий ладонь
над молитвой последнею, поздней,

когда в полночь спадает с плеча
только свет одинокий луча.

Потому, что иные огни
перед Этим – померкли однажды,
потому, что в короткие дни –
этот луч все живущее свяжет,

даже тех, кто в разлуке давно,
словно нитью святою – в одно.

Потому, что иные огни
перед Этим – на время погасли.
Если темны и коротки дни –
кротко Вечность рождается в яслях.

Крупной звездною солью, меж тем,
покрывается путь – в Вифлеем.

Снежный ветер подует в свирель,
И его одинокое соло
С низкой ноты подхватит метель,
Все смелея и пробуя голос –

Верный знак, что пора ко дворам
Пробираться с дарами волхвам…

Неужели – сердце твое не дрогнет...

Неужели – сердце твое не дрогнет,
слова не вспыхнут, истлеют тихи,

ты не догадаешься, что по дороге
идешь, которой доверились пастухи?

Сердце не дрогнет твое, неужели?
Неужели, жизнь перейдя, продрог

ты, не догадавшись, что в колыбели
плачет, лучами задетый – Бог,

в час, когда открывает тайну
Марии – Звезда, возникшая в тенях туч...

Нам же, забывшим, мнится случайным –
тот, дорÓгою ставший Луч...
Неужели не чувствуешь, как движенье
освобождает тебя... Как свежа

снежная мгла... Как – от униженья
избавляет – по этой дороге шаг?

Каспар и Бальтазар, и Мельхиор

Тысячелетия прошли. Но эти
три имени не стерты до сих пор.

Волхвы идут, пока Звезда им светит –
Каспар и Бальтазар, и Мельхиор.

Священное число всегда нечетно.
Идут волхвы, пока ведет Звезда,

ей видятся три точки – звездочеты –
Каспар и Мельхиор, и Бальтазар.

Тот луч ведет их в тесную пещеру,
волхвы несут дары, морозный пар,

еще не понимая новой веры –
и Мельхиор, и Бальтазар, Каспар.

Что изменилось за тысячелетья –
снег и холмы, и небо, и простор.

Волхвы идут, пока Звезда им светит –
Каспар и Бальтазар, и Мельхиор.


Верно, волхвы уже вышли…

Галки взлетают все выше,
Чтобы на кронах уснуть...
Верно, волхвы уже вышли
В свой осторожный путь.

Снежной дороги каша,
Самая глушь зимы,
И не увидишь даже
Луч среди этой тьмы.

В худшее года время,
В холод волхвы пошли,
Царских подарков бремя
Над головой несли.

Мглою, по снежной пыли,
Прочь от Ирода, прочь,
К цели идти решили,
Без остановки, всю ночь,

Сквозь безлистные кущи,
Чтоб не застыть, не заснуть...
Пел чей-то голос в уши,
Что безрассуден путь –

Есть ли Господь на свете,
Иль человек один?..
Но маги пришли на рассвете
В теплую мглу долин,

Где из-под мокрого снега
Остро пахла трава,
Луч у корчмы, как веха,
Гибкие дерева

Над Его колыбелью...
Поняли путники – здесь;
Ангела голос свирелью
Им подтвердил: Бог – есть!

                                  -------
Давно это, помнится, было,
Но если б послал кто-нибудь,
По грязи, по снежной пыли
Волхвы б устремились в путь,

По тающей острой кромке,
В морозную глушь зимы,
Надеясь увидеть ломкий,
Единственный Луч средь тьмы.

Каждого ждет
воздаянье по вере.
В мире неясно,
темно и
сыро.

Слово рождается
в яслях,
в пещере,
правит страною
какой-нибудь Ирод.

И пробираются
по примете
маги-волхвы, по сердца дрожи,
к свету, который во тьме
лишь светит,
и выбирают
дары осторожно.

Самое худшее года
время –
снег, непогода
и ветер в лица,
ветхих заветов бессильно
бремя,
ангелы крыльями
бьют, как птицы...

Время приходит – молений
ясных,
неутолимой водою жажды...
Слово в пещере рождается,
в яслях,
Бог, сходящий на землю
однажды.

Снег и слякоть, и в лица
ветер,
от непогоды куда же деться –
вслед за волхвами, сбирая крупицы –
горсткой примет
восполняем сердце...