ВСКЛИК ДУШИ
То, что Елена Зейферт — аналитик-литературовед, доктор филологии, прозаик, литературный критик, эрудированный преподаватель-лектор, автор и составитель книг, чуткая, внимательная, отзывчивая душа, общительная личность, обаятельная и к тому же молодая женщина, знают многие. И я в том числе. И об этих гранях ее незаурядного дара я даже сподобился что-то публично сказать.
Но она еще и поэт. Признанный. Давно себя утвердивший. Владеющий всеми формами стихотворного искусства. Эстетически тонкий. Филологически изысканный. Разносторонний. И это я тоже — может, и несколько смутно — почувствовал давно. Но вот убедился, осознал, утвердился в этом, только не раз перечитав ее стихи и переводы, включенные в изящно изданный и композиционно тщательно продуманный сборник "Веснег" (Москва, издательство "Время", 2009, стр. 206, тираж 1000).
Уму непостижимо, как она додумалась до такого названия?! В нем слышится и "весна", и "снег", и "весть", а графически еще и немецкий Becher, что семантически означает также "чаша", и чаша эта полна поэтического смысла и очарования — так мне померещилось. Чистый, проникновенный всклик поэта пробудил и мою душу, обитающую совсем в иных координатах.
Я говорю о милом, талантливом создании — Елене Зейферт. Пытаюсь выразить (или определить) поелико точнее свои чувства о ее стихах, хотя и определенно сознаю, что они — не моя стихия и попытки мои тщетны.
Как бы я обозначил доминанту ее поэзии? Прежде всего, полагаю, высокая духовность, чистая тональность, искренность, доброта, нежность, поэтическая многозначность, простор, люфт, ощущаемый за каждой строчкой, свежесть взгляда и восприятия, мироощущение глубин русско-немецкой культуры, трепетная ответственность перед божьим творением, благодарность за бытование в этом диковинном и суровом мире, обнаженность чувств, трагическая ранимость, чувство этнических корней, голос предков, многообразная бытийность, хрупкость, женственность, музыкальность, затаенная недосказанность, ассоциативность, исповедальность, — вот те, на мой взгляд, параметры (нюансы, оттенки), которые я усмотрел в поэтическом арсенале Елены Зейферт. В этих определениях, думаю, и заключены ее особенность, ее характерная индивидуальность.
Lebensraum (жизненное пространство) ее лирики необычайно широко. В ней слышатся мотивы (точнее, всклики) мировой поэзии — прежде всего русской (вплоть до Волошина и Бродского) и германской (от Гете, Гейне, Рильке до российского немецкого поэта В. Шнитке). Душа ее жаждет гармонии, взыскует сокровенные Смыслы в бытийных и духовных струях. Она тонко и остро ощущает изначальную суть Слова, его созвучие, соприродность в русском и немецком речестрое, неожиданно сопрягает иноязычные лексемы.
Но она еще и поэт. Признанный. Давно себя утвердивший. Владеющий всеми формами стихотворного искусства. Эстетически тонкий. Филологически изысканный. Разносторонний. И это я тоже — может, и несколько смутно — почувствовал давно. Но вот убедился, осознал, утвердился в этом, только не раз перечитав ее стихи и переводы, включенные в изящно изданный и композиционно тщательно продуманный сборник "Веснег" (Москва, издательство "Время", 2009, стр. 206, тираж 1000).
Уму непостижимо, как она додумалась до такого названия?! В нем слышится и "весна", и "снег", и "весть", а графически еще и немецкий Becher, что семантически означает также "чаша", и чаша эта полна поэтического смысла и очарования — так мне померещилось. Чистый, проникновенный всклик поэта пробудил и мою душу, обитающую совсем в иных координатах.
Я говорю о милом, талантливом создании — Елене Зейферт. Пытаюсь выразить (или определить) поелико точнее свои чувства о ее стихах, хотя и определенно сознаю, что они — не моя стихия и попытки мои тщетны.
Как бы я обозначил доминанту ее поэзии? Прежде всего, полагаю, высокая духовность, чистая тональность, искренность, доброта, нежность, поэтическая многозначность, простор, люфт, ощущаемый за каждой строчкой, свежесть взгляда и восприятия, мироощущение глубин русско-немецкой культуры, трепетная ответственность перед божьим творением, благодарность за бытование в этом диковинном и суровом мире, обнаженность чувств, трагическая ранимость, чувство этнических корней, голос предков, многообразная бытийность, хрупкость, женственность, музыкальность, затаенная недосказанность, ассоциативность, исповедальность, — вот те, на мой взгляд, параметры (нюансы, оттенки), которые я усмотрел в поэтическом арсенале Елены Зейферт. В этих определениях, думаю, и заключены ее особенность, ее характерная индивидуальность.
Lebensraum (жизненное пространство) ее лирики необычайно широко. В ней слышатся мотивы (точнее, всклики) мировой поэзии — прежде всего русской (вплоть до Волошина и Бродского) и германской (от Гете, Гейне, Рильке до российского немецкого поэта В. Шнитке). Душа ее жаждет гармонии, взыскует сокровенные Смыслы в бытийных и духовных струях. Она тонко и остро ощущает изначальную суть Слова, его созвучие, соприродность в русском и немецком речестрое, неожиданно сопрягает иноязычные лексемы.
…Слово "солнце" рождаясь
сначала звучит как сон…
…Слово "Sonne" рождаясь
сначала звучит как сын…
сначала звучит как сон…
…Слово "Sonne" рождаясь
сначала звучит как сын…
В хаосе слов она выявляет, вычленяет гармонию — Gleichklang. Крепко (накрепко) сплелись в мировоззрении Елены Зейферт две души — русская и немецкая.
Две души истомились в груди.
— Сердце! Herz!
— Иссякает аорта.
— Сердце! Herz!
— Иссякает аорта.
Века мы ищем Бога.
Бог был Текст,
Бог состоял из слов, из нот,
из фресок…
Бог был Текст, и Песнь, и Холст…
…Мы ищем Слово, Господи,
как смеем?!
Бог был Текст,
Бог состоял из слов, из нот,
из фресок…
Бог был Текст, и Песнь, и Холст…
…Мы ищем Слово, Господи,
как смеем?!
Душевные признания, исповедальность поэта рождают отзыв, отклик у читателя, волнуют, вызывают сочувствие.
…Я тку стихи. Из теплых,
тонких жил…
…Послушай, я из самой нежной
глины…
…В ладони Господней рыбка я…
…Ловлю отсвет Господней доброты
И отвечаю, как могу, любовью.
тонких жил…
…Послушай, я из самой нежной
глины…
…В ладони Господней рыбка я…
…Ловлю отсвет Господней доброты
И отвечаю, как могу, любовью.
Елена Зейферт живет не в замкнутом мирке. Душа ее растворена в огромном — во времени и пространстве — мире.
…Я мешаю мифы, словно вина…
…Рот, вмещающий два языка…
…В казахстанских славянских Еленах
Заплутала моя Lorelei.
…Рот, вмещающий два языка…
…В казахстанских славянских Еленах
Заплутала моя Lorelei.
Она грациозно играет словами, сталкивает, сопрягает их, извлекает из них живую, трепетную суть.
…Sonne и Schnee: Солнце и Снег…
Верлибр: вера в Liebe
…Верлибры… Еврлибры…
Freie Verse. Gedichte… Judichte…
Верлибр: вера в Liebe
…Верлибры… Еврлибры…
Freie Verse. Gedichte… Judichte…
Иногда и вовсе причудливо:
…Homo ludens (о Боже) —
не homo ль ubludens, о люди?
не homo ль ubludens, о люди?
Поэзия Елены Зейферт рассчитана на подготовленного, образованного читателя, на интеллект, на гармонию мысли и чувства, и именно этими качествами (достоинствами) она меня прельщает. В ней — повторюсь — много простора, в ней все имеет значение: и вкрапления иноязычных, инобытийных слов и фраз, и литературные реминисценции, и мудрая игра слов и понятий, и многоточия, и тире, и отступы, и разбивки, и неожиданные, сложные рифмы (созвучия), и поэтические фигуры. Поэт Елена Зейферт сложный, но душа ее стремится к предельной ясности.
Я сделала все что могла:
Я руки к груди приложила
И слово, что так берегла,
До самой души обнажила.
Я руки к груди приложила
И слово, что так берегла,
До самой души обнажила.
Уже третий месяц я не расстаюсь с книгой стихов Елены Зейферт. Ежевечерне в нее заглядываю. И нахожу много любопытного для размышления, для общения с родственной душой. И подозреваю: как всякому облеченному божьим даром человеку ей совсем не просто в суровом океане бытия. Но то, что я здесь сказал, — никак не рецензия. Скорее, сумбурный отзыв души, бред зыбких представлений, осколки смутных ощущений.
Я люблю гармонию во всем, тяготею к четким, логичным схемам. Поэзия Елены Зейферт моей этой причуде не подвластна. Она вне схем. Она выше схем. Она, как сама стихия бытия, первозданно несколько хаотична. И не сразу и не всем доступна. И, должно быть, как раз в этом ее шарм.
Я смутно, инстинктивно ощущаю ее магию, ее волшебную прелесть. Вчитываюсь в волнующие душу строки. Они манят, будоражат, будят мысль, тревожат, озадачивают, погружают тебя в бурлящий океан чарующего Слова, соприродного жизни.
Я люблю гармонию во всем, тяготею к четким, логичным схемам. Поэзия Елены Зейферт моей этой причуде не подвластна. Она вне схем. Она выше схем. Она, как сама стихия бытия, первозданно несколько хаотична. И не сразу и не всем доступна. И, должно быть, как раз в этом ее шарм.
Я смутно, инстинктивно ощущаю ее магию, ее волшебную прелесть. Вчитываюсь в волнующие душу строки. Они манят, будоражат, будят мысль, тревожат, озадачивают, погружают тебя в бурлящий океан чарующего Слова, соприродного жизни.
Герольд БЕЛЬГЕР