Автор, выпускник Киевского национального университета театра, кино и телевидения, в годы перестройки — активист андеграундной рок-сцены, с 1991 года живет в Барселоне. "Очень симпатичная вышла книжка. Прочитал с удовольствием", — эти слова Алексея Цветкова гордо вынесены на белизну третьей страницы. Его можно понять: книга действительно написана хорошо, естественно и как бы случайно: автор не заботился о литературности, о мастерстве, поэтому в ней много довольно простых рифм и не претендующих на оригинальность мыслей, притом каждое стихотворение выстроено стилистически грамотно и в каждом — легкий юмор автора, не выражающего надежду на то, что жизнь его когда-то изменится к лучшему:

Пожалуй, назову эту книгу мужественной: поэт мало того что не чувствует себя уютно на чужой земле ("приехали/ сначала было холодно/ потом жарко/ потом никак") — многие его стихотворения написаны перед лицом смерти. Нет, умирать он не собирается, но неизбежность ухода в мир иной, кратковременность земного пути он чувствует остро — и, пожалуй, свыкается с мыслью, по крайней мере, "бездумно и красиво умереть/ в борьбе за сладость прожитого века" — "без боли и без бога в голове".
С Цветковым Михайличенко "связывает" только отсутствие знаков препинания; ни потока сознания, ни мрачноватого юмора в книжке не найти; правда, есть усмешка — и даже самоиронический переход на мотивы в духе Алексея Кольцова ("а луна уже почти полная/ почти взрослая, почти светлая/ а в душе моей кошки разные/ дни тяжелые пью без радости…"). И еще — есть серьезность, даже боль, выливающиеся в публицистику, когда автор касается драматических государственных событий ("как больно за Украину/ брат брату стреляет в спину/ и злоба, как волки степью/ лукаво играет со смертью// бомбит отрешенно хаты/ бомбит без вины виноватых…").
В целом книга оставляет впечатление дневника, который автор вел для себя и для узкого круга друзей-приятелей, — недаром один из разделов носит название "Травмы детства" ("воспоминательная" часть книги) и еще того откровенней — "Пьяная лирика". Радость таить трудно; а вот тяжелые душевные состояния часто нуждаются в сокрытии, — потому и "для узкого круга". Однако стихотворение — по природе своей вещь беззастенчивая, а потому переложенные на стихи переживания могут быть открыты для всех, — как, например, те, что посетили поэта во время бессонницы:

Склонный к депрессии автор — не вовлекает, однако, читателя в свою депрессию, наоборот, обращается к нему: вот, полюбуйтесь, ну что я за человек такой! А читатель, видимо, должен ответить: ну вы и даете! Глубоко погружаетесь, да складно пишете.