Печальный Демон жил в квартире
под номером сорок четыре,
на Щербаковской, что в Москве.
В его могучей голове,
давно не чесаной, не мытой,
от жизни низкой и несытой
мозги размякли. Он давно
рукой махнул на жизнь, вино
пить пристрастился, зла не делал,
когда было тепло, сидел он
то на припеке, то в тени,
и молнией летели дни…

Когда-то, в юности, у Бога
он жил в раю и недотрога
был превеликий. Всякий раз
его гневливый, звонкий глас
на ангелов не без причины
обрушивался. Корчил мины
ему один, другой крыло
хотел ему порвать назло,
а третий говорил: "Ты к Богу
уж слишком ревностен, ей-богу!"
Четвертый на дурной манер
кричал: "Ты сволочь, Люцифер!"
Однако Люцифер у Бога
любимый ангел был, хоть много
иных роилося кругом.

И вот однажды в Божий дом
все ангелы слетелись кучей.
К тому был подходящий случай:
убийца Авеля пока
без наказанья был и как
его Господь накажет было
всем интересно. Божья сила
и гнев не раз вводили в кайф
всех ангелов, и Божий драйв
предметом сплетен и насмешек
являлся долго. Лишь орешек
наш крепкий, Люцифер, грустил
от этих сплетен и лупил
особо дерзких и ехидных
то так, то сяк, но очевидных
он результатов получить
никак не мог и начал пить
уже тогда (но потихоньку).

И вот такую шелупоньку
Господь вокруг себя собрал.
Был ясный день. Господь сказал:
"Что, милые мои, вы мните
о Каине? Мне вслух скажите".
И первый ангел так сказал:
"Я б его смертью наказал".
Второй вслух выразил сомненье:
"Не слишком легкое ль решенье?"
Тут третий ангел начал речь:
"Убийца Каин. Надо сечь
его четыре дня и ночи,
затем клещами вырвать очи,
а после только лишь убить".
Но Люцифер сказал: "Женить
его бы надо. Есть надежда,
что он озлобленный невежда,
и лишь жену сумев познать,
готов он будет благодать
принять от Господа. Всевышний,
прости меня, но я здесь лишний
средь ангелов паршивых сих".
Раздался ропот, вскоре стих,
все устремили свои взгляды
на Господа и были рады
тому, как он побагровел
от гнева и, кряхтя, сопел.
Вот, наконец, вздохнув глубоко,
Господь сказал, и его око
вдруг отуманилось слезой:
"Не то беда, что ты стезей
идешь погибельной в гордыне,
а то беда, — я понял ныне, —
что искушен ты свыше сил,
я за тобой не уследил.
А потому заведуй тьмою,
хоть расставаться жаль с тобою,
к тебе ведь я любовь питал…"

И Люцифера Бог прогнал…

Что ж, кстати, Каин? Что же, Каин
женился вскоре. Не случаен
такой исход, наш Люцифер
совет дал дельный, не в пример
всем остальным. Но Бог, конечно,
чтоб Каин не забыл беспечно
свое убийство, дал урок
ему: к скитаниям обрек…

Лет сто (по нашему коль мерить)
наш Люцифер не мог поверить,
что горний, всеблагой Господь
с ним так, как будто был он плоть
дрожащей твари, обошелся.
Нет, видно, Бог тогда завелся
и вскоре, гневом поостыв,
вернет его, переменив
свое решенье. Но проходит
еще сто лет, а не приходит
никто от Господа. Беда!
И вот отчаянье тогда
и злоба сердцем овладели
героя нашего и, цели
благие в жизни потеряв
и не имея больше прав
смотреть в глаза себе подобным,
он долго голосом утробным
смеялся над своей мечтой…
Но надо жить. И наш герой,
имея пред собою вечность
и тьмы дурную бесконечность,
стал от звезды к звезде летать
и между делом так роптать:
"Зачем заведую я тьмою,
когда она сама собою,
без нужды в ком-нибудь, стоит?
Зачем я, сумасшедший гид,
облет свершаю по владеньям
и истязаю себя бденьем,
когда за миллионы лет
здесь побывал один поэт;
ученый, сумасшедший старец;
философ, кажется, китаец;
да из новейших вот времен
философ… только не Платон,
а как его?.. забыл… не важно!
Зачем пытался я отважно
наладить с ними дружбу? Нет,
не нужен им был мой совет;
они глядели так надменно,
как будто это я был тленный,
а не они. О да, из сфер
Господних выгнан Люцифер!
Но за познанье, за познанье!..
А ведь они свое вниманье
как раз и направляли в центр.
И дело ведь не в том, что мэтр
такой, как я, был тем унижен,
что побужденьем братским движим,
готовился их всех обнять,
а получал в ответ печать
холодного презренья. Это
куда ни шло. Я знал эстета,
который презирал и мать,
но с ним зато я мог болтать
о философии, о книгах,
о Канте или прощелыгах
эпохи Просвещенья, о
китайском термине Дао,
о музыке, о древних греках,
о математике, о реках
метафизических, о снах…
Да мало ли о чем! В летах
моих так хочется познаньем
делиться с кем-нибудь, вниманьем
драгого гостя дорожа!..
Но нет! Они, как от ножа,
от моих знаний отвращались,
как будто бы лоб в лоб встречались
с убийцею. Прав был Шекспир,
когда сказал, что глупый мир
готов на смех поднять и гений,
когда в нем есть хоть доля тени
несовершенства иль изъян
пускай в лице. А я ж в капкан
попал покруче: самим Богом
отвергнут я, и по дорогам
безжизненных и мрачных сфер
мотаюсь, бедный Люцифер…"

Так Демон наш роптал опальный.
И вот однажды он печальный
над Подмосковьем пролетал.
Внизу тяжелый шум стоял
дневной. Работали заводы,
дымили трубы, пешеходы,
как муравьи, туда-сюда
носились. Блестками вода
Москвы-реки была покрыта
от солнца яркого, зенита
достигшего; вниз по реке
две баржи плыли; на песке,
в карьере, экскаватор новый
работал; мост почти готовый
простерся поперек реки.
Огромные грузовики
к шоссе стремились по дороге
проселочной; старик убогий
на постаменте, в пиджаке,
с бородкой, с кепкою в руке,
другую руку в даль воздевший,
стоял в кустах обронзовевший.
(Его наш Люцифер знавал
еще живым и наблюдал
за искушенным Просвещеньем
с улыбкою и отрешеньем
китайца древнего, хотя
случалось, что он не шутя
им восхищался…)
Так же были
ему видны сквозь клубы пыли
многоэтажные дома,
напоминавшие тома
старинных фолиантов; нити
электропередач; скопитель
всех нечистот, крутой овраг
и много прочего, что так
или иначе нам знакомо…

Уже давно себя как дома
герой наш чувствовал в местах
таких. И главное, он страх
как был доволен той бурлящей,
кипучей жизнью ради вящей
грядущей жизни. Он летал
и с наслажденьем наблюдал
за измененною структурой
сознания — архитектурой
биенье мысли поверял
наш Демон, — где преобладал
дух самомненья и корысти;
но Люцифер, устав от истин
метафизических, был рад
сменить затейливый наряд
пророка на рубаху клерка.
Он говорил: "Иная мерка
нужна с людьми. Они детей
напоминают мне. Затей
Божественных не чтя уж годы,
они дорвались до свободы
и куролесят от души,
хотя плоды нехороши".
Так с каждым разом убеждая
себя все более, что рая
уж не найти нигде, а здесь
хотя бы деятельность есть,
наш Демон поспешил решиться
в Москве отныне поселиться…

Но почему в Москве, а не
в Париже? Что в ней Сатане?
Да ничего… Он мог в Париже,
Берлине, Лондоне иль ниже
по карте: Риме иль в Крыму
селиться, но давно ему
в Москве девица приглянулась,
которая раз улыбнулась,
когда он, мрачный властелин,
у телевизора один
ночь коротал и беспокойство
души и нервное расстройство
глушил "Останкиным". Она
чего-то пела там, а на
столе у Люцифера
стояли вскрытая мадера,
бокал старинный, что вином
наполнен был. Как раз он сном
уже забылся, но внезапно
его сознанье поэтапно
включилось в жизнь, и он узрел,
что голос, что так сладко пел,
принадлежал особе милой,
к которой он с внезапной силой
проникся теплотой и вдруг
тупой, бессмысленный испуг,
что в сердце жил, его оставил,
и Люцифер себя поздравил
с влюбленностью. А дева та,
была не столько красота,
сколь обаянье, утонченность
богемной жизни и включенность
в жизнь сексуальную. Хотя
в ней было что-то от дитя.
С минуту он глядел с улыбкой
на девушку, любовью зыбкой
приятно изумлен, как вдруг
ее глаза, окинув круг,
проникновенно так, со смыслом,
взглянули на него, и вышло,
что улыбнулася она
только ему. О, Сатана
с тех пор уже не сомневался,
что сей привет предназначался
только ему. Хотя о нем
откуда знать-то ей? Живем
мы, слава Богу, в мире формул,
закономерностей и норму
в посредственности находить
давно уж стали. Где тут быть
из рамок выходящим взглядам?..

Не станем же и мы нарядом
мистическим приукрашать
решенье Демона. Видать,
он просто не совсем был в курсе
дел на Земле и слишком дулся,
воображая, что о нем
все помнили, если не днем,
то ночью точно, — ведь он тьмою
заведовал…
И вот, — не скрою —
собой довольный, — Демон наш
певицу взял на карандаш,
как говорится. И все чаще
стал посещать леса и чащи
вблизи Москвы, да и в Москву
стал прилетать, хотя главу
его с ума сводили звуки
столь резкие, что Демон руки
заламывал. Но все же в нем
решенье вызрело и днем,
мной упомянутым, решился
наш Демон и в Москву спустился…