Смотрел, наверное, в тысячный раз "Семнадцать мгновений весны".
Фильм, конечно, великий и нестареющий. Однако очень наивный. Те интриги и хитросплетения, которые показаны в фильме, происходят сейчас в любом московском офисе. Даже на более суровом уровне. В картине невероятно симпатичные герои — Мюллер, Шеленберг, Борман, Айсман… Душки! Меньше всех мне нравится сам Штирлиц (хотя Тихонов, безусловно, гений).
Во-первых, Штирлиц, как ни крути, предатель. Влезает в доверие к милым людям, а потом их закладывает. Во-вторых, мне совершенно не нравится его манера говорить. Эти бесконечные "Нет?", "Нет?" Шибко умный.

Многие культовые герои советского кино меня абсолютно не приводят в восторг. Например, Женя Лукашин из "Иронии судьбы". Почему же мы все так им восхищались? Он же абсолютный неудачник. Квартиры нет, денег нет, живет в 36 (!) лет с мамой, ответственности никакой…
И это наш национальный герой. Как же все странно в России.

Ходил в мой любимый "Иллюзион". Смотрел "Фанни и Александр", картину Бергмана 1982 года. Шедевр! Действие происходит в 1907 году, более ста лет назад, но фильм абсолютно современный. Бергман оказал, конечно, колоссальное влияние на Тарковского.

15 января 2008 года ходил на вечер журнала "Знамя" в библиотеку иностранной литературы.
Познакомился с Виталием Пухановым.
Он куратор сайта "Новая литературная карта".
Спрашиваю:
— А что значит куратор? Начальник, первое лицо?
Он утвердительно и довольно кивнул головой.
Задаю другой вопрос:
— А кто у Вас отвечает за контент?
Он уточняет:
— А что Вы имеете в виду?
— Кто, например, решает, какие журналы размещать на сайте?
— Это не я. Это Дмитрий Кузьмин.
— Что ж, — говорю, — понятно. Может быть, поэтому Ваш сайт не дает реальной картины происходящего в литературе?
Г-н Пуханов посмотрел на меня несколько настороженно:
— А что Вы имеете в виду?
— Вот только один пример. Есть такой журнал "Футурум АРТ". Вы используете его материалы. Однако о самом журнале почему-то не говорите. И получается странная картина — ссылок на журнал немало, а о самом журнале — ни слова. Разве это достойно такого уважаемого проекта, как "Новая литературная карта"?
Он говорит:
— А Вы знаете, я про журнал "Футурум АРТ" впервые слышу.
— Странное дело, — думаю про себя, — человек курирует литературный сайт, его сотрудники размещают ссылки на этот журнал, а куратор о журнале не знает…
Продолжаю:
— Да, есть такой журнал, он зарегистрирован в 2000-м году. Давненько.
— А Вы имеете к нему отношение?
— Да, имею. Я учредитель этого журнала и главный редактор.
— Понятно, — задумчиво вздыхает г-н Пуханов, — а сколько ссылок на журнал на сайте "Новая литературная карта"?
— Я точно не считал, но десяток наверняка будет.
— Это маленький процент от общего объема, — парирует, точно профессиональный экономист, г-н Пуханов.
— Поймите, Виталий, — пытаюсь объяснить ему свою позицию, — я же не просился на страницы Вашего сайта. Вы сами стали использовать стихи и фотографии, напечатанные в "Футуруме". Я не возражал. Используете — хорошо. Более того, я рад, что началось наше сотрудничество на благо литературы. Когда я увидел на "Новой литературной карте" небольшие неточности, которые допустили Ваши сотрудники в отношении других моих журналов — "Дети Ра" и "Зинзивер", я написал письмо руководителю проекта Дмитрию Белякову. И он быстро и профессионально ошибки устранил. Спасибо ему. Но почему бы тогда не разместить в соответствующем разделе заметочку, пусть небольшую, о журнале "Футурум АРТ", услугами которого Вы уже пользуетесь?
Г-н Пуханов приводит свои аргументы:
— Поймите, мы пока сделали промо-версию, это дебют, так сказать, мы еще не всех разместили, я даже своих друзей не всех разместил, они тоже обижаются. Но я разберусь с Вашими замечаниями.
Прошло полгода. Даже больше. Г-н Пуханов, видимо, все разбирается.
К великому сожалению, у меня есть подозрение, что в "Новой литературной карте" г-н Пуханов кардинальных вопросов не решает. Решает неутомимый г-н Кузьмин (хотя он почему-то даже не указан в составе редакции). И решает, как всегда, очень своеобразно.

Приведу одну забавную цитату. "Коллеги, если можно, я, что называется, дам справку. Совершенно понятно, что основной разговор в модальности сравнения возникает по линии "Воздух" — журнал "Арион", поскольку журнал "Арион" является старейшим и наиболее широко известным из ныне действующих российских поэтических журналов. Но все-таки это не значит, что это все, что есть. Есть еще известный проект Константина Кедрова, который в разное время назывался по-разному, но в основном называется "Журнал По", он же "Журнал Поэтов". И есть еще, соответственно, группа журналов "Футурум АРТ", "Дети Ра", "Зинзивер" — все это продукция одного и того же человека, Евгения Степанова. То есть какое-то пространство сравнения, в принципе, возможно. В то же время Станислав Львовский совершенно прав, что основной вектор сравнения — это, конечно, "Воздух" — "Арион"".
Знаете, чьи это слова? Это слова Дмитрия Кузьмина, которые он произнес на радио "Свобода".
Конечно, лучшие журналы поэзии — "Воздух" и "Арион"! Кто бы сомневался! В скромности г-на Кузьмина заподозрить трудно. Однако и про "Футурум АРТ" Дмитрий Владимирович, к его чести, знает. И говорит о том, что "какое-то пространство сравнения, в принципе, возможно". Почему же тогда сам лишает читателя этой пресловутой "возможности сравнения"? Кстати говоря, для справки г-на Пуханова. Журнал "Футурум АРТ" выходит 8-й год. Вышло 17 номеров. Журнал напечатал (не получив, замечу, за все эти годы ни одного гранта) таких авторов, как Айги, Альчук, Андрукович, Арутюнов, Асиновский, Байтов, Бирюков, Гейде, Даен, Михаил Зенкевич, Чурилин, Кручёных, Кацюба, Кедров, Литвак, Лобанов, Орлицкий, Милорава, Михайловская, Мирзаев, Ры Никонова, Тюмлер, Ингольд... Список можно продолжать и продолжать.

Тешу себя надеждой, что о перечисленных мной авторах куратор Пуханов все-таки слышал. Некоторые из них, кстати, печатались и в более молодом журнале "Воздух", да и на сайте "Новая литературная карта" размещены.

Расскажу еще об одном случае.
Несколько лет назад поэт и депутат Е. А. Бунимович у себя в кабинете в Мосгордуме пригласил участвовать в Биеннале поэтов журнал "Футурум АРТ" и меня как редактора. Я с радостью согласился. Однако когда дело дошло до дела, в программе Биеннале ни меня, ни моего "Футурума" не оказалось. Я к Бунимовичу — с вопросом:
— Как же так, Евгений Абрамович? Зачем тогда приглашали?
Он мне ответил (по электронной почте) примерно также, как г-н Пуханов.
— Извините, Евгений Викторович. Я разберусь.
Но так и не разобрался.
Я тогда обратился к директору Биеннале Надежде Вишняковой (царство ей небесное!).
Она мне очень обстоятельно объяснила, что против "Футурума" возражает Д. Кузьмин.
Не буду говорить, что она еще тогда мне сообщила. Это неэтично. Надежда уже в лучшем из миров. Скажу только, что великий и могучий Дмитрий Кузьмин, надо опять-таки отдать ему должное, оказался сильнее. Сильнее и Бунимовича, и прекрасной подвижницы Надежды Вишняковой. Он вообще молодец, делает что хочет. И то, что ему нужно. Но только нужно ли это литературе, литературному сообществу? Или все-таки только ему и группе его единомышленников?

А вечер "Знамени" был в целом очень теплый. Награждали лауреатов премии "Знамени".
Интересно выступила Маргарита Хемлин. Она говорила о том, что библейские времена не закончились. И все мы, ныне живущие, — герои Книги.
Мне лично очень понравилось выступление жены Юрия Карякина — г-жи Золиной. Она хорошо сказала про шестидесятников. "Мы были не свободны, мы были освобождающиеся. С нравственной точки зрения — порядочные".
Это добрые слова, а раз добрые, значит, и правильные.
Выступил Сергей Гандлевский, тоже лауреат "Знамени". Представляя лауреата, Н. Б. Иванова подчеркнула мысль, что стихи Гандлевского запоминаются с первого раза.
На мой субъективный взгляд, это сомнительный комплимент. Вот частушки, например, особенно матерные, еще лучше запоминаются. Потом выступил и сам Гандлевский. Мне показалось, что он был смущен. Видимо, он (как художник и, следовательно, нравственный человек) испытывает неловкость от того, что все вокруг ему внушают, какой он замечательный поэт. Ему это, по-моему, уже самому не в радость.
Гандлевский — фигура, конечно, неимоверно преувеличенная. Есть десятки, подчеркиваю, десятки авторов, работающих в традиционной силлабо-тонической системе намного качественнее. Обнинец Прокошин, киевлянин Кабанов, костромич Бугров, москвич Арутюнов, Юдин из Бельгии, Прашкевич из Новосибирска и многие-многие другие.
Вообще, о "Московском времени", раздутом донельзя, не сомневаюсь, еще будет сказано много адекватных слов.
Во время фуршета удалось пообщаться с С. И. Чуприниным, Н. Б. Ивановой, Олей Ермолаевой, С. П. Костырко, Андрюшей Новиковым, Таней Тихоновой, Максимом Амелиным, Николаем Богомоловым, Е. Ю. Гениевой, А. Штыпелем…
Сергей Иванович Чупринин сказал, что сайт "Поэт", который сделала моя фирма "Вест-Консалтинг", работает нормально, претензий нет. Еще раз благодарил.
Со Штыпелем долго дискутировали о книге стихов Шендеровича. У него более лояльное отношение, чем у меня. Говорили об Украине, для меня тоже родной, немного даже на украинской мове. Говорили и о его книге. Я удивился:
— Зачем же Вы сами о себе в книге стихов статью опубликовали?
Он улыбался. Вообще, хороший, симпатичный человек.
Амелин передал извинения Егора Радова, который однажды ни с того ни с сего в ПЕН-центре набросился пьяный на меня с кулаками.
Ольге Ермолаевой порекомендовал стихи прекрасного поэта Валерия Прокошина, она сказала, что ценит этого автора и все сделает, чтобы его напечатать.
Выпил прилично. Но пока доехал — протрезвел. Ночью редактировал свои мемуары о Саше Ткаченко.

Когда навсегда уезжает товой единственный друг, ты задаешься вопросом: что делать дальше? Выход из положения простой: у тебя есть ты сам. Значит, ты в Москве не одинок.

Смотрел целый день многосерийный фильм "Завещание Ленина", снятый Н. Досталем по колымским рассказам В. Шаламова.
Ужасы лагерей, жесточайшая эксплуатация труда, адская работа за пайку.
После этого фильма у меня возникли некоторые отвлеченные размышления.
1. Революция (а также война, смена общественного строя) — это всего лишь хитрая коммерческая сделка.
2. В годы советского беспредела за пайку создавались колоссальные ценности (заводы, фабрики…). А когда пришла реституция капитализма в 1991 году, они (эти ценности) за копейки были приватизированы. То, что создавалось десятилетиями на костях зэков, получила небольшая группа людей. Это произошло случайно? Не верю. По-моему, совершенно очевидно, что была спланированная на годы вперед акция. По созданию и дальнейшему распределению ценностей. Спланирована эта акция была международным капиталом, династическими финансово-промышленными группами (они известны).
3. Не сомневаюсь: социализм падет и на Кубе, и в Белоруссии. И вместе с тем, он может появиться в любой другой стране. Потому что смена общественно-экономической формации — это самая эффективная форма перераспределения ценностей.
А людей, замученных в сталинских лагерях, очень жалко. Терпя нечеловеческие мучения, они не понимали — за что… А ни за что. Просто за то, что они очень дешевая рабочая сила.

Когда болеют мои близкие люди, мне кажется, что виноват я. Мои грехи.

Я писал тексты по заказу Мосэнерго и Росгосстраха, нефтяных компаний и строительных, юридических и физических лиц. Иногда я писал по своему собственному заказу. По велению души. А Ксения Некрасова писала по заказу Всевышнего.

Как православный христианин, закончивший ВКШ при ЦК ВЛКСМ, не могу поступиться принципами.

Предложили работу в Сибири, в крупной заграничной фирме.
Рассказал об этом одной своей близкой знакомой. Она стала причитать:
— Ах, Сибирь, это так далеко, да зачем это тебе нужно?!
Я сказал:
— Но зарплата — двести пятьдесят тысяч долларов год…
Пауза.
Потом девушка сказала:
— Ты знаешь, я читала, что Сибирь такая красивая!..

Был на десятилетнем юбилее "Русского журнала".
Разговаривал с критиком Анной К.
Она сказала: "Я знаю Вас как поэта…"
Я засмеялся: "Какое странное слово — поэт… Что это такое?"
Она быстро нашлась: "Поэт — это человек, который пишет стихи".
В этом смысле, я, конечно, поэт.

Удивительное дело: у меня совсем пропали литературные амбиции. Я вдруг отчетливо понял, что не обязан быть ни поэтом, ни прозаиком. Мир от этого не остановится.

В издательство пришел пожилой и потрепанный человек.
Заказал три цветные книги в твердом переплете (каждая по сто экземпляров).
Я объяснил ему, что при таком тираже книги будут стоить очень дорого.
Он сказал, что деньги у него есть.
Мы начали работать.
Потом он рассказал, что у него рак.
— Я тороплюсь, — сказал он, — хочу сделать внучкам подарки. Они любят мои сказки.

Мы, бывшие сотрудники журнала "Столица", встречались в кафе "Баклажан" (на Таганке).
Пришло человек двадцать — никто не изменился.
Вообще, первый состав "Столицы" был уникальный. Мальгин, Поздняев, Быков, Боссарт, Радзиховский, Новодворская, О, Шеннон (как художник-карикатурист), Митрофановы (Сережа и Леша), Сегура, Савицкая, Цыбульский, Старчевский, Петя Смирнов… Всех не перечислишь.
Таня Савицкая подарила мне старые номера, у меня не было подшивки за 1991 год, я пришел в "Столицу" в 1992.

Гулял в кусковском парке. Видел на пруду маленьких утят. Рядом с ними мама-утка. Куда утята — туда и она. Не отпускает их из поля зрения ни на минуту.
…В ученом совете журфака одного известного вуза работает прекрасная девушка Люба.
Она со всеми аспирантами нянчится также, как эта мама-утка с бестолковыми утятами.

Слушал, как всегда, "Эхо Москвы". Вечно ехидная Ольга Бычкова беседовала с Геннадием Онищенко.
Тот ее быстро осек: "Мы тут говорим о серьезных вещах, так что будьте любезны…"
Она, бедная, притихла.
Потом Онищенко сказал, что больше всех пьет в России титульная нация. Другие нации пьют меньше. Ислам, например, сдерживает.
— Неужели? — переспросила наивная Бычкова.
Онищенко подтвердил.
Вообще, впервые слышал, как интервьюируемый не шел на поводу у ведущей. Но это ему повезло. Если бы он нарвался на Евгению Альбац, та бы ему спуску не дала.

Приснился странный сон.
Брат говорит:
— Завтра у тебя бой на ринге с Валуевым.
Я обомлел:
— Но я же не занимался боксом тридцать лет. Потом у меня сейчас очки. На ринге в очках нельзя, а без очков я не вижу.
— Надо, Женька, надо!
— Ты же помнишь, у меня нет боксерских трусов. Как без них выступать?! Трусы я вернул тренеру, когда повесил перчатки на гвоздь. И боксерок тоже нет. Неужели в кедах выступать?
— Надо, Женька, надо!
Я выпил рюмашку и согласился.
И в холодном поту проснулся.

Позвонил один автор.
— Женя, я вошел в число 15 лучших поэтов России.
— Поздравляю! А кто это определил?
— Поздравляю Союз писателей России.
— Интересно, по каким критериям?
— Не знаю. Видимо, Союзы писателей между собой решили.
…Надо признать, что этот поэт — скромный человек. Даже очень скромный. Что это такое — быть в пятнадцати лучших? Это же не первый и даже не второй.
Обычно мне звонят первые, лучшие, великие и гениальные…

В мае 2008 года ездил в мой любимый Берлин — к дочери.
Пошли в магазин "Плюс". Купили еды. На 20 евро — мяса, котлет, фруктов, овощей, орехов. мороженого, хлеба, масла. Чего-то еще. В общем, на неделю. Что можно купить в Москве на 750 рублей (20 евро)?!

Гуляли по Шарлоттенбургу (это район Берлина). В каком-то магазине увидели огромного, как черного дога, кота. Кот за витриной сидел со свистком и молчал. Мы его звали, звали, он не реагировал.
А потом кот вышел на улицу и пошел по своим делам, как хозяин Шарлоттенбурга. На людей внимания не обращал.

Вычитывал верстки очередных номеров "Детей Ра".
Везде занимаюсь одним и тем же.
Вообще, разница между Берлином, Рассказово, Нью-Йорком и подмосковной Удельной для меня невелика.
Образ жизни схож — компьютер, Интернет, стихи авторов, присланные по почте, одна и та же еда. Правда, в Берлине очень хорошие готовые котлеты и фрикадельки.

Птицы в Западном Берлине по утрам надрываются, как в раю.

Открылся сайт поэта и прозаика Игоря Алексеева. Очень хорошо. Мы его печатали больше всех.

В Интернете меня по-прежнему поливают грязью, часто анонимно. Это хорошо, что ругают. Чем больше ругают, тем лучше. Тем больше я, видимо, значу.

Если бы я был президентом России, я бы первым делом всех чиновников отправил на стажировку в Берлин. Может быть, они здесь чему-то научились бы. Ну хотя бы в области национального проекта "Жилье". В двадцать пять лет жители Берлина получают  б е с п л а т н о  квартиры. Если денег платить за коммунальные услуги нет, платит государство. А раньше квартиры давали и вовсе с восемнадцати лет.
Цена приличной однушки (сорок метров) в хорошем районе сорок тысяч евро.

Средневековый маленький городок. Невысокие двухэтажные домики, крытые красной черепицей. Старинная ратуша. Мощеные мостовые. Шпрее, по которой ходят большие суда и миниатюрные яхты. Это Шпандау. Это одно из лучших мест в мире. Мы ездим туда на метро. Десять минут — и мы в средневековье. В Шпандау трудно писать стихи по-русски. Там даже камни говорят по-немецки.
Я вот такой незамысловатый верлибрик, как бывший учитель немецкого языка, сварганил.

Перевод такой:

Теперь я точно знаю, кто хорошо относится к людям. К людям хорошо относятся берлинские кабаны, которые живут в шарлоттенбургском парке за невысокой оградкой.
Как только кабаны видят людей, они подбегают со всех ног (копыт) к ограде и ждут провианта. Люди дают им разные отходы со стола, а также длинные макароны. Макароны пользуются особым успехом. Кабаны радостно и прелестно хрюкают, толкаются, рычат, как люди, от удовольствия. Сегодня, 8 мая, я насчитал в парке порядка 50 (!) кабанов (это вместе с маленькими поросятами).
Вообще, из этого парка уходить никуда не хочется. Кабаны — мои лучшие друзья. Н. говорит, что внешне мы похожи. Я думаю, и внутренне тоже. Я тоже люблю макароны.

Опять ездили в Шпандау. Неожиданно обнаружили там русский магазин. Познакомились с хозяевами. Один из них — Боря — пишет стихи. Он сам из Мариуполя. Говорит, что Мариуполь еще богаче, чем Москва. Стихи обещал прислать. Наверное, они еще лучше, чем у Бродского.

Еще вчера, зная о всех треволнениях и бедах мира, я был в определенной мере доволен жизнью.
А сегодня жизнь мне совсем не нравится. Я, честно говоря, лезу на стенку и не сплю всю ночь — слишком сильно болит зуб. Вот так инженер человеческих душ! Один маленький — личный! — зуб меня тревожит больше, чем все остальное. Стыдно в этом признаться, но факт есть факт. Физическая боль, конечно, сильнее душевной.