* * *

Он мог явиться кем угодно:
лучом разящим, веществом
таинственным, небеснородным,
в обличье странном, неживом...
Он мог на Землю выпасть снегом,
цветком немеркнущим расцвесть...
А вспыхнул – Богочеловеком!
Чтоб возвестить Благую весть:
"Есть! Есть спасенье вашим душам:
любите Бога, гордецы...
Создавший – может и разрушить!..
Да будет разум ваш ослушный
смиренней жертвенной овцы".


НАРОД

С похмелья очи грустные,
в речах – то брань, то блажь.
Плохой народ, разнузданный,
растяпа! Но ведь – наш!
В душе – тайга дремучая,
в крови – звериный вой.
Больной народ, измученный,
небритый... Но ведь – свой!
Европа или Азия?
Сам по себе народ!
Ничей – до безобразия!
А за сердце берёт...


* * *

По ночному шоссе – на бесшумной машине,
то – слегка под уклон, то – к фальшивой вершине.
Встречных фар оголтелых – холодное жженье.
От статичного мира забот – отрешенье!
Ане спавшего сутки водителя клонит...
Мы от смерти спасаемся, как от погони.
Я вливаю в водителя крепкого чаю.
И кромешную музыку молча включаю.
По бокам от шоссе – средоточие мрака:
там таятся деревья, провал буерака,
бездыханные мёртвой деревни избушки
и бессонные шорохи мышки-норушки.
... По ночному шоссе на машине бесшумной
в направлении транса – от жизни безумной.


ДОРОГА В КОНСТАНТИНОВО

Трава, тяжёлая от пыли.
Ночь в проводах жужжит, как шмель.
...А ведь Есенина убили,
Не вызвав даже на дуэль.
За красоту, за синь во взгляде!
Так рвут цветы, так жнут траву.
Его убили в Ленинграде,
Где я родился и живу.
И, чтоб не мыслить о потере,
Снесли тот дом, где он... затих.
Но и в фальшивом "Англетере"
Витают боль его и стих.
Вчера, сложив печаль в котомку
И посох взяв опоры для,
Я вышел в призрачных потёмках,
Тайком из города – в поля,
Туда – в зелёное... Где птицы...
Где нам глаза его цвели...
За убиенного в столице
Просить пощады у Земли...


* * *

Огородная – благородная
почва тихая, как музей.
В ней таится судьба народная,
в ней приметы планеты всей.
Под лопатою что там звякает?
Не спеши копать – тормозни.
В сей землице товару всякого
обретёшь ты и в наши дни.
Гвозди кованые гранёные,
именная гирька-серьга,
злая звёздочка от будёновки
и чеканки древней деньга,
штык немецкий, подкова шведская,
наконечник-рожон копья,
штоф с орлами, и вдруг – советская
горе-пуговка от белья.
Пуля-дура, века проспавшая,
крест нательный, как изумруд...
Словно жизни листва опавшая,
в землю-матерь ушедший труд!..
Здесь, над Волховом, возле Ладоги,
на семи ветрах, на буграх
жили смертные, быт свой ладили –
да святится их дивный прах!

г. Санкт-Петербург