Главные свои чувства поэт издавна привык прятать поглубже, выставляя в качестве щита шутку, ерническое слово, нарушая порядок стиха сбоем ритма, обрывом музыкального разбега, не ставя точку в конце фразы. Чтоб не вышло слишком поэтично, слишком возвышенно. Чтоб можно было не трактовать однозначно.

Так заявлял он в шестидесятые и не отказался от этих слов в 1972-м, когда перерабатывал подборку. Взгляд на действительность у поэта не изменился: прекрасное не может существовать на совковой жилплощади, в зоне сорных часов/ и безлюдных вещей…
Сорные часы и безлюдные вещи. Нельзя короче и острее рассказать об одиночестве и о никчемности существования. Образ работает на фоне ауры, создаваемой заветными знаками — "Греция" и, тем более, "греческие леса". Эта аура будет подкладкой многих и многих  высказываний, продиктованных внутренним противостоянием того, что видит внутренний взор и что доступно взгляду в скудной каждодневности.
Сорное лето, сор бытия, мусор небытия, эроса мусор, сорного сполохи солнца, щебень и мусор в церкви заброшенной, жалкой — вот  преобладающая краска мира, каким виделся он Стратановскому в пору становления его как поэта.
А дальше?

Прочтут эти строки Стратановского и откликнутся на них неважно когда, ведь смена декораций происходит для каждого поколения, и каждое поколение с горечью обнаруживает подмену. Стратановский не обещает перемены человеческой участи. Вместе со старым якутским богатырем он говорит:

И в прошлой, доперестроечной, и в настоящей жизни он ВИДЕЛ, он не проходил мимо зла. Был нелицеприятен и неромантичен, но человека воспринимал очень близко к сердцу. Всякого...
Вот "человек по мостовой/ с отяжелелой головой/ ползет тоскуя и блюя/ трактуем всеми как свинья/ как язва общества и мусор бытия".
Почему-то верится, что автор сочувствует этому существу, погруженному в "сизифо-жизнь". Поскольку ощущает себя братом всех по несчастью, видит, как над каждой ничтожной особью "живет собор ее незримых мук".

(Слышите? — Иисусовой, с мусором. Видите осмысленную игру слов — стеклотару — неботару…?)

Ведь надо признать — прав Стратановский, все мы в этой жизни Геростраты-Геростратовичи, уничтожители всего живого.

Все сожрал промышленный анчар, еще Пушкиным предсказанный:

Вот что самое страшное, — мы сами создали его, ради мелких приятностей и прибылей, "жадной радости рабьей". И предали Землю.

Возникает страшный  круг: ты бессилен перед делами твоих рук, дела твоих рук уничтожают тебя. В такой обстановке легко посмеяться над всем и вся.

Но смех у Стратановского трагичен, и отсветом пожара наливается современный жаргон.

Как это ни грустно, но искать нечто человеческое в людях Стратановский отправляется в страну мифов. Там кто-то еще помнит, какой была земля, деревья:

Нельзя сказать, что поэт нашел в прошлом взыскуемые им доброту и справедливость. Одни боги уходят, приходят не менее жестокие. Но всегда есть личность, которая может противопоставить обычаю свое желание, совершить свой выбор. Потеряв в глазах окружения статус, он находит себя настоящего.

Это тоска.
А надежда?
Надежды почти нет, есть только взыскуемый свет.