Книжно-Газетный Киоск


Михаил НИКОЛАЕВ
МЕЖ БЕРЕГОВ ДОБРА И ЗЛА

 



Михаил Николаев — поэт. Автор многих книг и публикаций. Член Союза литераторов России и Союза писателей XXI века. Живет в Москве.



ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР

памяти Александра Дорина

Сяду на скамейку напоследок,
Стороной, в тени, не на виду,
Слушаю неспешную беседу.
Помолчу, за умного сойду.
Листопад случайных слов,
Житейский ворох,
Шепота бессчетное число —
Все сплелось в бессвязный шелест, шорох,
Золотом осенним намело.
На лиловый росчерк силуэтов,
Царственно затерянных в тиши,
Уходящих в лучший мир поэтов…
Задержусь. И некуда спешить…




НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА

Были гости бесплотны, непрошены,
Верещали зловеще звоночки.
Да, квартира была нехорошая,
Но по-черному золотом — строчки,
На волне обреченного смеха
Наплывали, как дальнее эхо.
Пахло серой ночной новоселье,
Полыхало, горело веселье,
Как посланцы залетные тьмы,
Завлекали игрою умы!
Темный лик завершал пьедестал:
Я глаза поднимать не стал…
Но витает доселе, поныне,
Непомерная эта гордыня
Грешной горечью выжженных стен.
Воланд проклят… Но что же взамен?..



*  *  *

Я путаю незримое со зримым —
Опасные и темные дела.
И эта мгла во мне неистребима,
Меж берегов Добра и Зла.
Затягивает глубина — не дотянуться,
Слабеет на излете белый свет.
И будет жаль однажды не проснуться,
Исчезнуть в безысходной синеве…
Как воздуха и ветра не хватает
Ни здесь, ни там — на гребне высоты!
И тело, как свеча, тускнея, тает.
О чем молчит провидческий Псалтырь?
Вслепую ведь тянусь, не понимая,
Не ведая, не зная, что ведет.
Душа, для суеты глухонемая,
Скорбит, но снисхождения не ждет…




*  *  *

 "Лечи подобное — подобным!" —
Сказал однажды Апулей.
Чем он закусывал съедобным,
Тебе не знать. И не жалей!
Он был патрицием, где в термах
Себя чем было ублажать,
Был Цицерон ему соперник,
Ему не в силах возражать.
Ушел в фривольные мыслишки
Богами меченый поэт
И слил прелестные излишки
В златой ослиный менуэт.
Его, надеюсь, вы читали?
Хотя… прошло две тыщи лет,
Отведать нам теперь едва ли,
В изыске, римский винегрет…



*  *  *

Бог и Дьявол прижились в коммуналке души:
То один верх берет, то другой — ни один не наскучил.
Милый хлам дорог мне. Избавляться не стоит спешить.
Жмусь по стенке — Царь Природы! Кто титул озвучил?
Если глянуть в окошко — несусветное что-то, не то.
Что задумал Творец, не пойму. Где же джокер?
Заигрались… Пока не совсем. И спасибо на том.
Ни к чему этот блеф, термоядерный покер.
Ну-ка, Самый Верховный,
                                   бровью надмирной своей поведи!
Мне не долго, быть может, отсюда не видно —
Ну, а прочей живности? Сам посуди,
Чохом, смаху пропасть — поневоле обидно.
Я бы вышиб всю эту блаженную дурь —
Фимиам на "Ура!", на забаву народа!
Пузыри идеалов, в голубую лазурь,
Самозваные сказки недоброго рода!
В честь чего осчастливлены насмерть? И что впереди?
Обнимай же нас крепче покуда, Природа!
До просвета рассвета озари, проведи!
Эх, какая же райская будет погода!
Размечтался… Расклад не дается гадалке.
Разобраться хотя бы в своей коммуналке…




*  *  *

Зерцалом повседневным искажен,
Себя не вижу в золотом сеченьи.
Так непохоже в нем отображен —
Где соответствие предназначенью?
Так в рикошете блинчик по воде
Сокрытый смысл меняет многократно.
И так всегда, и далее — везде,
И каждое мгновение — превратно.
Немыслимо, но как же все сплелось!
И я не знаю, что необходимо.
Судьба-загадка, фокусника трость —
Особый свыше случай, нелюдимый…
Загадывай, пока не сорвалось!..



*  *  *

Кот вальяжный, великий, роскошная морда
Глаз янтарный сощурил лукаво, почти не видать.
По душе он — король, скоттиш-фолд,
Гордый, горный, возвышенный орден,
Презирающий низменную благодать.
Вот лежит, до ковра снизойти не желает,
Стол — достойный ему пьедестал.
Муха зря пристает, предосенняя, злая,
Он не тронет ее. Нет нужды. Он устал.
Как давно же он был. В серой шкуре густой поселился,
После жесткого лязга шотландских мечей.
А ведь все-таки выжил и вышел, продлился.
А зачем? Всю дремучесть души затаил казначей…




*  *  *

...Клинок в гранит
                                   по рукоятку вбит.
Тревожит кровь
                                   свеченье красной ртути.
Нет никого.
                                   Но скоро должен быть
Тот, кто сумел
                                   дойти до грозной сути!
Он, уходя, задернул потолок
и притушил небесные светила:
Над циферблатом
                                   бронзовый стрелок
Закрыл глаза.
                                   И три часа пробило.
Здесь стерто в пыль
                                   понятие о том,
Где следствие
                                   смыкается с причиной!..
Хозяин дома —
сумрачный фантом,
Неуязвимый и
                                   неизлечимый...




*  *  *

...В этой лодке подводной жили трое.
Один — словно в воду, глядел
В листья книг золотых одряхлевшей Европы,
А другой — много лет был уже не у дел,
Как остывший вулкан постепенно седел,
Третий — жил в ожиданьи второго потопа.
Обрастали кораллом рули высоты,
Видно, всплыть на поверхность давно не пытались.
Там, поверх, выгибались в пространство мосты,
Разрастались структуры из плазмы и стали.
Здесь, внизу, в глубине, виртуозный концерт
Им давали плывущие рядом сознанья.
Что за грустный мотив — изменяясь в лице
Растворяться, тонуть в глубине мирозданья!
Он бы вечно звучал, но ненастной порой
К ним, искрясь от разрядов, являлся четвертый,
Гробил рубящим жестом туманный настрой,
И тогда дрожь волной пробегала по борту,
Лодка курсом ложилась на ясную цель...
Неосознанно точен был дальний прицел,
Но одно все и то же случалось в пути —
Исчезал тот, четвертый — он только гостил!
Лишь в иконном углу светлый плыл силуэт,
У которого имени нет...
В этой лодке подводной — и трое — предел,
Каждый миром своим потаенным владел,
Но всплывать на поверхность еще не пора.
Знать, была глубина к ним излишне добра...



*  *  *

... Меня, велением Творца,
Все реже ангел посещает…
Кривую улицу лица
Все реже радость освещает.
И это сказка про меня,
Про заколдованного в камень,
Про груду райского огня
С испепеленными висками.
Мой путь все более нелеп,
Все злее поздняя прохлада,
И все угрюмей, тяжелей
Праща прищуренного взгляда...
И кровь оседает на стенках артерий,
И тают запасы высоких материй!
Лишь, как в полусне, проступает едва
Все то, чем когда-то жила голова...



*  *  *

…Мой зоопарк задумчивых зверей
В чудаковатой голове
Живет, как может,
По диковатому укладу.
Откуда знать, чего от милых морд
Возможно ждать?
Тяжелых лап свирепа нежность,
Клыки улыбчивы, способные на все…
А я? Да что же я…
Туманно внешнее обманчивое зрение,
Слабеет, глохнет неразборчивый, невнятный слух.
И только радость тихая, спокойная осталась —
Нездешнее, неизъяснимое чутье,
Сквозная, неземная малость
Души бесплотной, неспособной на усталость.
И как мне с ней? И как мне без нее?..



*  *  *

Не в строениях строгих ума —
                                   что за призраки реют впотьмах,
Подавая туманно
                                   тревожные знаки?
Что за марево, зыбкость,
                                   колдовская моя синема,
Обрекает на срыв
                                   опрометчивый угол атаки!
…Нереальная старость Икара…
                                   Левитация так простодушна во сне,
Примитивно проста
                                   сквозь простенки мистерий.
Но заманчиво так
                                   на рассвете краснеть
И тянуться на свет
                                   золотыми кистями растений!
Плыть, парить в ореоле покоя —
                                   невесомо, бесплотно, незримо —
Над рекой, над лесной полосой —
                                   над и мимо!
Горизонта обманная линия мнима,
                                   нет оттуда вестей.
В буреломе просчетов
                                   осунулась верная тень…
Но на ветке вечерней,
                                   над утратой всего,
Что за птица качнулась  —
                                   откровение духа!..
Высота нежилая
                                   для меня самого.
Заповедная зона Икара
                                   и бессонного слуха…

Иллюстрации: И. Машков и А. Манген.