Рецензии
Кирилл Ковальджи, «Поздние строки». Новые стихотворения
М.: «Вест-Консалтинг», 2017.
М.: «Вест-Консалтинг», 2017.
«Поздние строки» — новая книга Кирилла Ковальджи. В нее вошли новые и ранее не публиковавшиеся стихотворения поэта 2014-2016 годов. Если учесть, что его первые стихотворения были опубликованы в 1947 году, нельзя не восхищаться творческим долголетием автора. Сам поэт говорит о себе: «Пишу стихи и прозу давно — с середины прошлого века. Печатаюсь тоже с тех пор, но никогда особенно заметен не был. Не старался быть "в русле", предпочитал оставаться самим собой. Только теперь, к старости, стал писать лучше». Диву даешься, как удалось ему сохранить скромность, жизнелюбие и бодрость духа! А ведь автор не только не скрывает, что помогает ему оставаться счастливым и вдохновленным, но, напротив, щедро делится с читателями рецептом долгоденствия.
Есть такая фраза: «Всегда радуйтесь». Этому евангельскому наставлению Кирилл Ковальджи следует в своих стихах, искренне, добросердечно, подчас — шутливо, иронически:
Есть такая фраза: «Всегда радуйтесь». Этому евангельскому наставлению Кирилл Ковальджи следует в своих стихах, искренне, добросердечно, подчас — шутливо, иронически:
Я проснулся, как впервые,
оглянулся, удивился,
что я в мире натворил,
наплодил детей и внуков,
и теперь от них по свету
любопытные дела…
оглянулся, удивился,
что я в мире натворил,
наплодил детей и внуков,
и теперь от них по свету
любопытные дела…
Эта книга — сборник лирических миниатюр. Чтобы создать замечательное стихотворение, поэту иногда достаточно пары строк, срифмованных как бы ненароком. Доверительная, почти разговорная интонация коротких произведений подчеркивает вторичность человеческой логики по сравнению с непостижимой простотой Божьего промысла:
Что недоступно уму,
даже гению,
открывается песнопению
и псалму…
даже гению,
открывается песнопению
и псалму…
Благословение снисходит тихим словом, шепотом, ибо добрые чувства безгласны. Настоящая мудрость рождается в молчании, а на свет является лаконично:
В кадке ногами давя виноград,
Возвращается время назад,
На примусе мама печет блины,
Еще нет войны.
Возвращается время назад,
На примусе мама печет блины,
Еще нет войны.
Давить ногами виноград — процесс сакральный, евхаристический. Строка будто грозится перенести нас cотни лет назад, но машина времени останавливается на беззаботном детстве героя: «мама печет блины». Коммунальный быт, примус, общая кухня — а каким теплом веет от этой фразы… Счастье — это что-то глубоко личное, свое, родное.
Оно охватывает тебя всего, это простое счастье, словно напоминая: наши чувства сильнее и масштабнее самых умных мыслей. Человек — это то, что он испытывает. Скажи мне, чем ты наслаждаешься, и я скажу тебе, кто ты. Какая плотность информации сокрыта в этом летучем, воздушном четверостишии!
Но корень слова «счастье» — «часть», и родственные ему — «участь», «соучастие». А приставка «с» в русском языке означает слияние с чем-либо, совместное действие, сопричастие чему-то. Поэтому невозможно быть по-настоящему счастливым, не будучи соединенным с некоей частью — то бишь с нелегкой собственной судьбой, своим предназначением. А призвание не может быть реализовано в изоляции.
Потому что евангельская радость не может быть эгоистичной: она лишь тогда и появляется, когда есть, кому ее подарить, и умножается делением. Поэтому появляется следующая строка — «еще нет войны». Поразителен переход от индивидуального начала — к коллективному, от личного авторского восприятия — к всенародному единству.
Так же коротко и емко высказывается Ковальджи о назначении поэта:
Оно охватывает тебя всего, это простое счастье, словно напоминая: наши чувства сильнее и масштабнее самых умных мыслей. Человек — это то, что он испытывает. Скажи мне, чем ты наслаждаешься, и я скажу тебе, кто ты. Какая плотность информации сокрыта в этом летучем, воздушном четверостишии!
Но корень слова «счастье» — «часть», и родственные ему — «участь», «соучастие». А приставка «с» в русском языке означает слияние с чем-либо, совместное действие, сопричастие чему-то. Поэтому невозможно быть по-настоящему счастливым, не будучи соединенным с некоей частью — то бишь с нелегкой собственной судьбой, своим предназначением. А призвание не может быть реализовано в изоляции.
Потому что евангельская радость не может быть эгоистичной: она лишь тогда и появляется, когда есть, кому ее подарить, и умножается делением. Поэтому появляется следующая строка — «еще нет войны». Поразителен переход от индивидуального начала — к коллективному, от личного авторского восприятия — к всенародному единству.
Так же коротко и емко высказывается Ковальджи о назначении поэта:
Если в душе просвет —
благоговенье и страх
за малых сих и за сирых птах,
то человек —
поэт!
благоговенье и страх
за малых сих и за сирых птах,
то человек —
поэт!
Язык наш приводится в движение сердцем. Для Кирилла Ковальджи главное — чтобы от его стихов другому стало хорошо на душе. Выразить, воплотить в слова все, чем так богата его широкая натура — единственная цель, к которой стремится все существо автора:
Я рифмы из словесных глыб
Всегда достать смогу.
Верлибры, как скелеты рыб
На берегу.
Всегда достать смогу.
Верлибры, как скелеты рыб
На берегу.
Только не надо думать, будто мэтр слащав, как некоторые несознательные личности, воспевающие исключительно «природу-погоду». Тематика стихов Ковальджи обширна: наряду с восхищением окружающим миром (этому посвящен раздел «Солнце на коне»), автор с горечью высказывается об ушедшей эпохе. В разделе «Семь часов на восток» — о России — бросается в глаза убийственно меткое двустишие:
Зачем Марина поступила так?
Послышался ль в Елабуге Гулаг?
Послышался ль в Елабуге Гулаг?
Когда человек становится мудрым, он больше молчит, а разговаривает кротко и по делу. Ясность помыслов рождает точность изложения. Кристальная чистота мышления позволяет поэту быть предельно афористичным:
О Советском Союзе
так рассказывать надо:
совмещенный санузел
рая и ада…
так рассказывать надо:
совмещенный санузел
рая и ада…
В этом ностальгическом четверостишии так и слышится глубокий вздох старика — насмешливый, но не злобный. Горький, но не ожесточенный. Старость подкрадывается к поэту, ее мотив неотступен, но размыт и одухотворен. Вместе со старостью приходит мудрость — спокойная, рассудительная, подлинная. Поэт объективен: «рай»-то все-таки существовал: как не вспомнить массовое строительство в годы «оттепели», переселение жителей фабричных бараков и подвалов в «хрущевки» с набившим оскомину «совмещенным санузлом»…
Впечатляет и разнообразие малой формы: в сборнике свободно дышат и короткий верлибр, и рифмованный стих: сонеты, четверостишия, двустишия… Ковальджи обходится минимумом слов. Поэтому каждое слово значит очень много:
Впечатляет и разнообразие малой формы: в сборнике свободно дышат и короткий верлибр, и рифмованный стих: сонеты, четверостишия, двустишия… Ковальджи обходится минимумом слов. Поэтому каждое слово значит очень много:
У меня на ладони
Распустился цветок
Взмахнул крыльями —
И улетел…
Распустился цветок
Взмахнул крыльями —
И улетел…
Уму непостижимо, как удается поэту на протяжении более, чем полувека, сохранять в лирике детскую доверчивость и открытость? Логическое мышление пасует перед научно доказанным фактом: основная черта характера всех долгожителей — добродушие. Там, где обуза, нет радости. А ведь радость — это выражение любви:
Для ноги скамеечка —
Гитарист.
В чьей душе имеется
Желтый лист?
По осенней радуге
Поплыви —
По теченью радости
И любви.
Гитарист.
В чьей душе имеется
Желтый лист?
По осенней радуге
Поплыви —
По теченью радости
И любви.
Казалось бы, нарисована простая картинка, с которой справится и начинающий стихотворец. Но попробуйте-ка повторить! Отзвук, рожденный восемью простыми строками, не затихает мгновенно, а длится и раскрывается — живой, свободный, лишенный страхов и сожалений. Эта нежная прямолинейность недвусмысленно заявляет: если чувство настоящее, оно глубокое и молчаливое. И плоды его — замечательные стихотворения Кирилла Ковальджи.
Ольга ЕФИМОВА