У нее свои законы. Если хочешь, чтоб тебя читали, нужно их знать. Вот, например, как бы ты ответил, что такое любовь? На самом деле, это эманация, инсталляция, коммуникация, прострация. Вот что это такое, с точки зрения определенной группы творцов печатной продукции. А ты думал, трепетное прикосновение, страстные объятия, общение душ, блаженное расслабление? Даже не вздумай в их присутствии употреблять эти нафталинные слова и понятия. Современная литература — это борьба с Литературой. В которой побеждает все-таки литература. Или Литература? Затрудняюсь дать окончательный анализ.

Эманацию с инсталляцией охотно кушают читатели рафинированные, продвинутые, завсегдатаи светских окололитературных тусовок. А массовый потребитель? Особенно страдающие от дефицита романтики домашние хозяйки? Им как раз лобзания да объятия подавай, на фига им коммуникация и прострация. Так что если хочешь начать писать, определяйся прежде всего — для кого.

К примеру, мутировавшему поколению вскормленных молоком компьютерных программ, бледно светящихся в темноте фиолетовым светом обитателей виртуального мира все равно, как обзовешь: эманирующие объятия или инсталлирующие прикосновения. Им главное, чтоб все это происходило в коммуникативном пространстве, то есть, вру, коммуникативной прострации. И чтоб на следующем уровне только что померший в схватке со всемирным злом герой имел еще один шанс прорваться-таки к далекой, невнятной, но такой желанной цели.

Если у тебя есть свой голос, это сейчас уже просто безумие. Свой голос есть обычно у тех, кто пишет для себя, не боится, что его кто-то прочитает, раскритикует и поселит внутри комплекс неполноценности. Они резвятся среди диких зарослей своих стишков и рассказиков, не ведая стыда, как звери или маленькие дети. Они пишут с синтаксическими и стилистическими ошибками (?), иногда громко визжат от упоения жизнью или взахлеб плачут, если кто-то им или они сами себе причинили боль. Строчки их творений сами по себе выстраиваются у них в голове, рифмуются друг с другом, а иногда наотрез отказываются рифмоваться, теснят обычные порядочные мысли и не дают спокойно спать, пока их создатели не встанут и не перепишут их на бумагу, чтобы опорожнить себя для новых поэтических или прозаических поделок.

Лучше всего говорить своим голосом получается у детей или впадающих на старости лет в детство взрослых. Стилем "примитивизм" называется их творческое самовыражение. Только они об этом, Слава Богу, ничего не знают. Читать их забавно. Им удивляешься. Но писать в их стиле бесполезно. Они настолько непредсказуемы, что постоянно меняют манеру изъясняться, как удав Каа менял свою шкуру, бросая ее посреди джунглей безо всякого сожаления. В их зыбкой неустойчивой афористичности есть какая-то глубокая многоуровневая философия и обаятельная непосредственность существования на просторах подлинной Литературы.

Хочешь писать? Хочешь, чтоб тебя читали? Это практически Гамлетовский вопрос. Думаю, что право на жизнь имеют все виды литературы и Литературы. Хорошо, что они есть. Жутко вообразить себе, что бы было, если б их не было. Никто бы не услышал в обычном прикосновении руки такого красивого созвучия букв: Э-М-А-Н-А-Ц-И-Я. Никто бы не учуял в примитивном сексуальном влечении взаимного стремления родственных душ. Маленькие герои гибли бы уже на первых уровнях своего существования и не имели бы надежды исправить ошибки, преодолеть препятствия и убедиться (пусть уж так, раз они желают!), что новый уровень их бытия отличается от прежнего только увеличившимся количеством еще более сложных препятствий на пути к неизвестной цели.

Современная литература — это плач неутешенного ребенка, которому страшно одному, это крик в адрес неизвестно кого: Посмотрите на меня! Пожалейте меня! Полюбите меня, пожалуйста! Значит, все-таки любовь. Да. Это хорошо. Смысл в существовании литературы найден. Исполнение новой заповеди. Ищем, ищем ответа на заданный вопрос. И не надо писать "в стол". Не лукавьте. Не такие уж вы дети, дорогие примитивисты. Программа вашей жизни запущена, назад ходу нет. Только не ссорьтесь друг с другом, многоуважаемые литераторы, как писать. Мы же не обижаемся на Жорж Санд, что она писала на французском, а Томас Манн, например, на немецком? Эти разные языки — утешение для нас, забавные игрушки, ребусы, а не наказание, как было раньше принято думать — после разрушения Вавилонской башни. Конфетка, данная плачущему ребенку, у которого развалился домик из кубиков. Развалился не потому, что "нельзя", а потому что не дано ему строить, как надо. На это есть другой Архитектор.

Давайте побратаемся друг с другом на самом краешке окопа в последние секунды перемирия. И снова в бой? Покой нам только снится? "Упакованные в броню бронежилетов новейшей технологии, два героя, ощутив эманацию в прикосновении обнаженных в невербальной прострации рук, подарили друг другу на прощание запомнившееся им до самого их смертного часа горячее и страстное лобзанье".

Конец. The End.