Книжно-Газетный Киоск


К. И. ГАЛЧИНСКИЙ

 

МУЗЫКАЛЬНАЯ ДЖУЛЬЕТТА
(увертюра)

Снег завалил дороги,
Еле конек наш доехал,
Месяц, как лира, двурогий,
Плакал под тонкой вербой.

С серебряными хвостами
Псы выбегают дружно,
И засветил фонарик
Старый сторож. А ужин

Ждет. И пар из кастрюли
Под потолком струится,
Где в третий раз Меркурий
Муштрует олимпийцев.

Юпитера поставил
На душу мою, как кресло,
Хлопал у ног крылами
И размахивал жезлом.

А мы сидим на диване
Черт знает какого монарха —
И вдруг, смотрите, сиянье:
Входит Джульетта с лампой
(та, из Вероны).

С неба по лестнице длинной
Сходит морозный вечер.
А здесь я, пианино,
Музыка, ноты и свечи.

Все больше звездного света
В щелях ставней и далее.
Руки сложила Джульетта
И запела арию.



Чеслав МИЛОШ

 
 
ВАЛЬС

Уже зеркала в ритме вальса кружатся,
И тени колышутся в свете свечей.
Смотри: тени на пол, на стены ложатся,
А в сотне зеркал — отраженье теней.

Пыльца розовеет, как яблони в цвете,
И искры, и трубы, и музыки звук.
И тень от окна, будто крест, на паркете,
И рук переплет, белых рук, черных рук.

Кружатся и смотрят в закрытые очи,
А шелк шелестит на телах их, ах, шшш...
И перья, и жемчуг, и отзвуки ночи,
И шелест, и шепот, и полночи тишь.

Двадцатого века идет год десятый,
Часы отбивают, колеблется твердь.
И будет час гнева, грядет час проклятый,
В огне и пожаре объявится смерть.

А где-то далеко — рожденье поэта.
Их песнь не для них он напишет потом.
И млечным путем ночь идет до рассвета,
И псы заливаются в хоре ночном.

Хотя его нет еще, будет он, будет,
Прекрасная, с ним ты танцуешь сейчас,
И так протанцуешь свои сотни судеб,
И войны, и битвы неся на плечах.

Он здесь появился из времени бездны
И на ухо шепчет: смотри же, постой.
И все он предвидит, ему все известно,
И слышишь не вальс ты, а плач слышишь свой.

Стань здесь, у окна, отодвинь занавеску,
В своем озаренье на мир посмотри.
Вальс в листьях шуршит, он в саду ищет место,
Где может укрыться от вьюг до зари.

И поле льда все в огненном сиянье
В ночи разверзлой пред тобой предстанет,
Бегущих толпы со смертельным криком,
Его не слышишь, видишь на губах.

До горизонта распростерлось поле,
Оно кишит убийствами и болью,
И над телами мертвыми привольно
Лучи играют, как сама судьба.

А вот река, закованная льдами,
Рабов шеренги над ее водами,
И там, над голубыми облаками,
Блестит, сверкает обнаженный бич.

И в той шеренге, средь рабов тех бедных,
Смотри, твой мальчик, исхудалый, бледный,
Идет и улыбается, счастливый.
Тебе умом такое не постичь.

Понять должна ты. Есть предел страданью,
Той боли — без границ и без названья,
Когда уже не помнишь и не знаешь,
За что тебе так выпало страдать.

И в том животном, диком озаренье
На небо смотришь ты в недоуменье
И ощущаешь вдруг свое бессмертье.
Тогда вот и начнешь ты умирать.

Забудься. Ведь нет ничего, кроме бала,
Свечей, и цветов, и танцующих пар.
Звук вальса кружит канделябры по залу,
И эхом разносится музыка чар.

Поверь, что несчастье тебя не коснется,
Пред зеркалом стань, поднимись на носки.
Кончается ночь, скоро утро проснется,
Звенит колокльчик. И плачут смычки.



Тадеуш РУЖЕВИЧ

 
 
О ГЛАЗАХ НЕЗНАКОМКИ

какие глаза
нездешние
с мглистой поволокой
разбуженные
начеку
затянутые сном
в этом взгляде есть все
женские тайны
кромешные
и сдавленный крик
увязнувший в белой шее
и вздох

сидим рядом
нарастает отчужденье
и улыбка
до меня дойти не успевшая
немного небрежная
(смешной старичок)
рассеянный (потерял очки)
кропает стишки
но ведь я
стреляный воробей
охотник на бабочек
и на никчемные нежности
уже в детстве и юности
пальцы мои
были в пыльце
от голубых крылышек
вечной женственности

ловлю твою улыбку
немного повеселевшую
и взгляд
как осколок льда
как железо
добела раскаленное

знаю ты подобна
полевым цветам
моей ангельской юности
василькам ромашкам
уплывает с нами
далекое поле
веки смеженные



Вислава ШИМБОРСКА

 

ЛУКОВИЦА

Луковка — дело другое.
Внутри у нее необычно.
Сама по себе и собою
в степени луковичной.
Вся луковична безмерно
сверху и в середине,
могла б покопаться, наверно,
без страха в своей сердцевине.

В нас чужое и дикое
еле кожей прикрыто,
в нас нутра преисподняя,
беспрерывно кипящая,
ну а луковка луком
по завязку забита.
Многократно нагая,
до глубин итакдальшая.

В ней нету противоречий,
Луковка — плод  успеха.
Просто в подруге подруга,
Просто в одной другая,
так вот поочередно,
дальше —  в пятой шестая.
Центробежная фуга.
Сплоченное в хоре эхо.

Луковица — это да:
Прекраснейший в мире живот.
Вкруг себя ореолы
в честь себя же плетет.
А в нас — нервы, гормоны,
в нас хандра и блаженства.
Нам, увы, недоступен
кретинизм совершенства.

Перевела с польского Ольга ЛЕВИЦКА