Марина Саввиных
"По великим снегам"
"По великим снегам"
Красноярск, 2016
Суровая Сибирь огромна, будто отдельное государство, славна соболями, а населена такими людьми, что диву даешься. Еще императрица Екатерина Великая отмечала душевные качества сибиряков, высоко ценила порядочность своих подданных, живущих на необозримых просторах. Именно природа, а не цивилизация является для сибиряка главным носителем его подлинного духа. Поэтому, наверное, красноярский поэт Марина Саввиных назвала свою новую книгу — "По великим снегам". Заголовок также намекает на местную народную примету: "Студена зима — к жаркому лету", ибо все представленные в ней стихи — суть единства явственного и непроявленного:
На грани вдохновенья и рассудка —
В междоусобье угля и огня —
Становится серебряно и жутко,
И черный ливень льется сквозь меня.
В междоусобье угля и огня —
Становится серебряно и жутко,
И черный ливень льется сквозь меня.
Будто желая уделить всем стихиям поровну, автор делит книгу на четыре раздела. Первый раздел называется "Лед и уголь". Проводя параллель с классиком, Саввиных избегает цитирования, меняя одновариантное существительное на многозначное, не столь прямое и не менее выразительное. Ранящее, бесконтрольное, обжигающее уступает место степенному, согревающему. Разрушение замещается созиданием. Уголек тлеет под пеплом, который томит и глушит жар, укрывает его и не дает сгореть. Так теплится надежда в сердцах, так — в потенциале — через покаяние может измениться самый закоренелый грешник. Уголь — символ огня — приносит счастье и защищает. Героиня Саввиных по-сибирски крепка и, будучи человеком со стержнем, по-христиански призвана нести свет:
…Мачта из архангельской сосны —
Это все, что для опоры надо
Вестникам надежды и весны!
Это все, что для опоры надо
Вестникам надежды и весны!
Как художественный инструмент, уголь используется очень давно. Его аналогом рисовали еще в Древней Греции. Мягкий материал идеально подходит для моделирования светотени, однако не терпит внесения правок. Несмотря на то, что монохромные изображения художницы Ланы Райберг, украшающие книгу, выполнены в другой технике, иллюстрации подчеркивают, что контраст — ярко выраженная разница между формами в картине — самое сильное средство художественной выразительности. В стихах Саввиных нет и не может быть полутонов. В самом деле, разве можно совершить наполовину хороший поступок? Или чуть-чуть предать?
Если же мыслить глобально, то уголь есть не что иное, как ископаемое топливо, древняя часть Земли, до сих пор согревающей нас своим, как нам кажется, бездонным нутром. В отличие от многих сочинителей, к которым применимо отвратительное определение "теплохладность", душа взволнованного автора — плавильная печь:
Если же мыслить глобально, то уголь есть не что иное, как ископаемое топливо, древняя часть Земли, до сих пор согревающей нас своим, как нам кажется, бездонным нутром. В отличие от многих сочинителей, к которым применимо отвратительное определение "теплохладность", душа взволнованного автора — плавильная печь:
В огне плясать, гореть во льду,
Долбить дождем земную твердь,
В раю терзаться и в аду,
Влюбляться в собственную смерть…
Долбить дождем земную твердь,
В раю терзаться и в аду,
Влюбляться в собственную смерть…
Второй раздел озаглавлен тревожно — "Ветер и ветви". Как филолог, Саввиных отлично чувствует энергетику слов и ставит два однокоренных старорусских существительных рядом, таким образом показывая их родство. Развивая тему, автор помещает в этот раздел стихи о Кавказе. Большой и широкой душе чужда мелочность: свою землю я люблю, а за забором хоть трава не расти. Саввиных любит Россию, высокая гражданственность не позволяет ей закрывать глаза на междоусобицы, терзающие многострадальный и величественный Кавказ. Махачкала, Дербент, Нарын-Кала — стихи об этих местах полны восхищения боголепной природой края. Вместе с тем, героиня Саввиных — русская до мозга костей, что блестяще отображено в стихотворении "Родная речь":
Дышать тобою — или прахом лечь,
Солончаковой горечью бесплодной.
Понять тебя — из мрака тень извлечь,
Судьбою становящаяся речь
Несокрушимой памяти народной.
Солончаковой горечью бесплодной.
Понять тебя — из мрака тень извлечь,
Судьбою становящаяся речь
Несокрушимой памяти народной.
Стихам Саввиных присуща особая сила — первобытная, мощная, стихийная. Их отличает горячая, ревностная нетерпимость к злу. Явное зло, не ведающее что творит, прощается легче, нежели слащавое, повсеместно распространенное фарисейство. В третьем разделе сборника — "Камни и птицы" — есть такие строки:
И не знаешь, которая рожа мерзей, —
То ли враг, размалеванный краской,
То ли пестрые глазки недавних друзей
Под небрежно наброшенной маской…
То ли враг, размалеванный краской,
То ли пестрые глазки недавних друзей
Под небрежно наброшенной маской…
Лукавит автор. Конечно, вторая. Ложь для Саввиных неприемлема даже в микродозах — и это на фоне поголовного расчеловечивания! Ее героиня не только не ломается, но находит в себе прочность жить, "дразня химер и умножая риск". Об этом поэт говорит в четвертом разделе — "Письма и голоса", в стихотворении, посвященном Исе Айтукаеву:
Но поднимаешь каменные веки
И преодолеваешь боль и тлен —
Усилием не жалкого калеки,
Но Гулливера, вставшего с колен.
И преодолеваешь боль и тлен —
Усилием не жалкого калеки,
Но Гулливера, вставшего с колен.
В книгу включены стихи и переводы разных лет. Более ранние произведения, изящно выделенные курсивом, элегантно вплетаются в структуру книги, оттого звучат по-прежнему свежо. Отдельно хочется отметить любовную лирику, особенно — перевод стихотворения Сергея Хугаева:
…Но я смотрел — не так, как смотрит грех…
Мой взгляд был чист — и он тебя творил
Единственной…
Мой взгляд был чист — и он тебя творил
Единственной…
Это и есть Любовь. Чистота помыслов и чистота души — то, что неизменно облагораживает.
О любви поэт высказывается очень нежно: "Ты мною становишься тихо — / Так ходики в венах звучат…" Но куда прикажешь девать природный темперамент? Пылкость изложения, резкие, упрямые строки роднят стихи Саввиных с произведениями ее тезки — Марины Цветаевой. Тихий лирический текст завершается окончательными утверждениями, подкрепленными фирменными цветаевскими тире:
О любви поэт высказывается очень нежно: "Ты мною становишься тихо — / Так ходики в венах звучат…" Но куда прикажешь девать природный темперамент? Пылкость изложения, резкие, упрямые строки роднят стихи Саввиных с произведениями ее тезки — Марины Цветаевой. Тихий лирический текст завершается окончательными утверждениями, подкрепленными фирменными цветаевскими тире:
Я — скрипка полдневного зноя.
Я — голос полдневной звезды.
Я — голос полдневной звезды.
Но, в отличие от великой предшественницы, Марина Саввиных не собирается эмигрировать. От греха уныния спасает ее истовая вера в Бога, от одиночества — неразрывная связь с Россией. Вместе с соотечественниками поэт переживает горькие события последних лет: Украина и Грузия, окровавленный Донбасс…
Патриотическая тема, будучи мерилом идеологической зрелости поэта и уровня ее художественного мастерства, входит в плоть и кровь всего ее словесного искусства. В его звучании отчетливо вырисовываются контуры поэтической индивидуальности. Саввиных, как истинный патриот, отождествляет себя с родиной:
Патриотическая тема, будучи мерилом идеологической зрелости поэта и уровня ее художественного мастерства, входит в плоть и кровь всего ее словесного искусства. В его звучании отчетливо вырисовываются контуры поэтической индивидуальности. Саввиных, как истинный патриот, отождествляет себя с родиной:
Я — Россия.
Над горькой землей возреяв,
Дым и пепел смиряют имперский жар.
Я не дам в обиду моих евреев
И мою Чечню, и моих татар…
Над горькой землей возреяв,
Дым и пепел смиряют имперский жар.
Я не дам в обиду моих евреев
И мою Чечню, и моих татар…
Сибирская земля фантастически богата не только драгоценными металлами и полезными ископаемыми. Главные ее сокровища — люди, рожденные среди ее чудесных рек и лесов, гор и снежных равнин. Читая стихи Марины Саввиных, невольно хочется процитировать Ломоносова: "Богатство России Сибирью прирастать будет".
Ольга ЕФИМОВА