Блиц-интервью
Роман Валерия Казакова "Тень гоблина", вышедший в издательстве "Вагриус Плюс", — безусловно, событие уходящего литературного года. В книге — художественными средствами — изучается российское чиновничество, закулисные игры номенклатуры, показаны механизмы управления огромной страной. В той или иной степени книга касается каждого из нас, живущих в России.
Мы решили провести блиц-интервью, посвященное этой неординарной и событийной книге.
На вопросы редакции:
— Насколько, на Ваш взгляд, объективно показаны механизмы управления страной в романе Валерия Казакова "Тень гоблина"?
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
отвечают писатели — Владимир Берязев, Алла Большакова, Евгений Степанов и Сергей Трахимёнок.
Мы решили провести блиц-интервью, посвященное этой неординарной и событийной книге.
На вопросы редакции:
— Насколько, на Ваш взгляд, объективно показаны механизмы управления страной в романе Валерия Казакова "Тень гоблина"?
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
отвечают писатели — Владимир Берязев, Алла Большакова, Евгений Степанов и Сергей Трахимёнок.
Редакция
Владимир БЕРЯЗЕВ (Новосибирск)
— Насколько, на Ваш взгляд, объективно показаны механизмы управления страной в романе Валерия Казакова "Тень гоблина"?
— Показано убедительно — и это главное. Во всякой истории, будь то 17-й год или 41-й всегда присутствует момент личный, много суеты, неразберихи, человеческого ничтожества, тщеславия, много случайного и наносного, несомненно — есть и героическое. Но за мельканием событий взгляд художника может различить полноту картины, некий промысел или общий замысел, ведомый лишь Творцу этой самой истории. На переломе веков в России часто не было никакого управления или оно осуществлялось путями неисповедимыми. Если автору удалось изобразить это коловращение лиц и событий с той мерой подлинности и жизненности, что это не вызывает ни каких сомнений, значит это и есть настоящее художество. А художник всегда прав.
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— В одном из блогов прозу Казакова назвали "новой" прозой, пришедшей на смену маргинальной прозе постсоветских 90-х. В ней есть уважение к читателю, в ней тот реализм и хорошо понятая злободневность, которые всегда были присущи русской литературе. В ней человечность и обращенность в будущее, что свойственно опять-таки настоящей русской прозе. В документалистике нет второго и пр. планов. А прошлое, т.е. препарирование истлевшего трупа СССР уже давно никому не интересно, даже если оно осуществляется стилистически изощренными средствами. Тьмы низких истин — обрыдли.
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— Третий вопрос некорректен. Обратите его к политологам, к депутатам, к СМИ, но не к автору романа и не к его читателю. К тому же в этом вопросе содержится ответ. А это вдвойне некорректно... И что понимать под номенклатурой? В определенном смысле номенклатура управляет во всех странах и при всех формах государственного устройства. А вот тайна власти достойна обсуждения и художественного осмысления.
— Показано убедительно — и это главное. Во всякой истории, будь то 17-й год или 41-й всегда присутствует момент личный, много суеты, неразберихи, человеческого ничтожества, тщеславия, много случайного и наносного, несомненно — есть и героическое. Но за мельканием событий взгляд художника может различить полноту картины, некий промысел или общий замысел, ведомый лишь Творцу этой самой истории. На переломе веков в России часто не было никакого управления или оно осуществлялось путями неисповедимыми. Если автору удалось изобразить это коловращение лиц и событий с той мерой подлинности и жизненности, что это не вызывает ни каких сомнений, значит это и есть настоящее художество. А художник всегда прав.
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— В одном из блогов прозу Казакова назвали "новой" прозой, пришедшей на смену маргинальной прозе постсоветских 90-х. В ней есть уважение к читателю, в ней тот реализм и хорошо понятая злободневность, которые всегда были присущи русской литературе. В ней человечность и обращенность в будущее, что свойственно опять-таки настоящей русской прозе. В документалистике нет второго и пр. планов. А прошлое, т.е. препарирование истлевшего трупа СССР уже давно никому не интересно, даже если оно осуществляется стилистически изощренными средствами. Тьмы низких истин — обрыдли.
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— Третий вопрос некорректен. Обратите его к политологам, к депутатам, к СМИ, но не к автору романа и не к его читателю. К тому же в этом вопросе содержится ответ. А это вдвойне некорректно... И что понимать под номенклатурой? В определенном смысле номенклатура управляет во всех странах и при всех формах государственного устройства. А вот тайна власти достойна обсуждения и художественного осмысления.
Алла БОЛЬШАКОВА (Москва)
— Насколько, на Ваш взгляд, объективно показаны механизмы управления страной в романе Валерия Казакова "Тень гоблина"?
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— ХХ век доказал, что "другая реальность", т.е. художественная, по своему эстетическому воздействию начинает проигрывать реальной действительности как вещь искусственная — вещи натуральной. И это закономерно. Ведь так называемая "поляризация вымысла и правды" — это, по сути, два пересекающихся плана, один из которых восходит к древнерусскому "худогий" ("искусный", "рукотворный"), другой — к латинскому "documentum" ("свидетельства", "доказательства"). Если в плоскости первого плана доминирует модус вероятного бытия, о котором можно сказать: "да, такое возможно; так было или есть", то в плоскости второго господствуют однозначные: "есть", "так было". Потому совершенно правы современные исследователи (к примеру, Е. Местергази), включающие документальную литературу в состав художественной.
Политический роман Валерия Казакова "Тень гоблина", безусловно, имеет четкую документальную основу — этим он прежде все для нас, современников ельцинского правления в его завершающе-переходной фазе, и интересен. Действующие лица романа легко узнаваемы — они у всех на слуху и на виду; сюжетные коллизии в историях об одном кремлевском заговоре (первая часть романа-диптиха "Межлизень") и о выборе нового президента (вторая часть "Тень гоблина") также знакомы или могут быть знакомы. Иногда читатель с уверенностью может сказать: "так было"; порой, пытливо наморщив лоб, сделает вывод: "Такое вполне могло быть". Тем не менее, художественным, при всем его документализме, это повествование делает образное письмо автора. Чего только стоит меткое словцо, точно характеризующее стиль переходного времени: "межлизень". Но это же и образ феноменологического толка — как, скажем, "раскол" у В. Личутина, "апофегей" и "эскейпизм" у Ю. Полякова — которому соответствует определенный тип героя, сына своего "гибкого", смутного времени. В этом-то, как доказывает роман Казакова, и непреходящая сила художественности перед всеми "документами эпохи". Недаром и начинается книга с мудрого изречения: "Слова живут дольше людей"…
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— ХХ век доказал, что "другая реальность", т.е. художественная, по своему эстетическому воздействию начинает проигрывать реальной действительности как вещь искусственная — вещи натуральной. И это закономерно. Ведь так называемая "поляризация вымысла и правды" — это, по сути, два пересекающихся плана, один из которых восходит к древнерусскому "худогий" ("искусный", "рукотворный"), другой — к латинскому "documentum" ("свидетельства", "доказательства"). Если в плоскости первого плана доминирует модус вероятного бытия, о котором можно сказать: "да, такое возможно; так было или есть", то в плоскости второго господствуют однозначные: "есть", "так было". Потому совершенно правы современные исследователи (к примеру, Е. Местергази), включающие документальную литературу в состав художественной.
Политический роман Валерия Казакова "Тень гоблина", безусловно, имеет четкую документальную основу — этим он прежде все для нас, современников ельцинского правления в его завершающе-переходной фазе, и интересен. Действующие лица романа легко узнаваемы — они у всех на слуху и на виду; сюжетные коллизии в историях об одном кремлевском заговоре (первая часть романа-диптиха "Межлизень") и о выборе нового президента (вторая часть "Тень гоблина") также знакомы или могут быть знакомы. Иногда читатель с уверенностью может сказать: "так было"; порой, пытливо наморщив лоб, сделает вывод: "Такое вполне могло быть". Тем не менее, художественным, при всем его документализме, это повествование делает образное письмо автора. Чего только стоит меткое словцо, точно характеризующее стиль переходного времени: "межлизень". Но это же и образ феноменологического толка — как, скажем, "раскол" у В. Личутина, "апофегей" и "эскейпизм" у Ю. Полякова — которому соответствует определенный тип героя, сына своего "гибкого", смутного времени. В этом-то, как доказывает роман Казакова, и непреходящая сила художественности перед всеми "документами эпохи". Недаром и начинается книга с мудрого изречения: "Слова живут дольше людей"…
Евгений СТЕПАНОВ (Москва)
— Насколько, на Ваш взгляд, объективно показаны механизмы управления страной в романе Валерия Казакова "Тень гоблина"?
— В советское время я закончил отделение журналистики ВКШ при ЦК ВЛКСМ. Был номенклатурой ЦК. Сейчас я бизнесмен, но мои основные клиенты — из бывшей партийной номенклатуры. То есть практически изменилось не многое.
На мой субъективный взгляд, мир чиновничества в книге Валерия Казакова "Тень гоблина" показан очень правдиво и убедительно. Механизмы назначения на должности, способы управления страной если и изменились по сравнению с советской эпохой, то незначительно. При всей кажущейся случайности назначений, случайных людей во власти практически нет. Это особая каста, у которой свои законы, своя этика (она есть!), своя иерархия. В советское время, надо признать, это было отрежиссировано лучше — продвижение по иерархической лестнице осуществлялось более взвешенно и осмысленно. Грубо говоря, секретарь райкома, прежде чем получить свою должность, обязан был проработать и инструктором, и зав. отделом. Сейчас возможны варианты…
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— По-моему, это документальное повествование, почему-то названное романом. Все персонажи романа и события, происходящие в нем, абсолютно узнаваемы. Совершенно очевидно, что Иван Павлович Плавский — это покойный ныне генерал Александр Иванович Лебедь, Михаил Львович Амроцкий по прозвищу Гоблин — ныне опальный и беглый олигарх, а когда-то всесильный царедворец Борис Абрамович Березовский.
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— Во-первых, я не считаю, слово "номенклатура" ругательным. Номенклатура — целая система взаимоотношений людей, подготовки кадров и продвижения их по карьерной лестнице. Хотя есть в этой системе, равно как в любой другой, свои издержки. "Свои" люди всегда пользуются привилегиями, всевозможными — ныне огромными! — льготами. Я считаю, что в литературном процессе тоже существует номенклатура. Например, независимо от того, что напишет уважаемый мной Александр К., его все равно напечатают, даже если это не самые лучшие стихи. Отказать ему уже нельзя. И в этом смысле номенклатура в нашей стране, конечно, непобедима.
— В советское время я закончил отделение журналистики ВКШ при ЦК ВЛКСМ. Был номенклатурой ЦК. Сейчас я бизнесмен, но мои основные клиенты — из бывшей партийной номенклатуры. То есть практически изменилось не многое.
На мой субъективный взгляд, мир чиновничества в книге Валерия Казакова "Тень гоблина" показан очень правдиво и убедительно. Механизмы назначения на должности, способы управления страной если и изменились по сравнению с советской эпохой, то незначительно. При всей кажущейся случайности назначений, случайных людей во власти практически нет. Это особая каста, у которой свои законы, своя этика (она есть!), своя иерархия. В советское время, надо признать, это было отрежиссировано лучше — продвижение по иерархической лестнице осуществлялось более взвешенно и осмысленно. Грубо говоря, секретарь райкома, прежде чем получить свою должность, обязан был проработать и инструктором, и зав. отделом. Сейчас возможны варианты…
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— По-моему, это документальное повествование, почему-то названное романом. Все персонажи романа и события, происходящие в нем, абсолютно узнаваемы. Совершенно очевидно, что Иван Павлович Плавский — это покойный ныне генерал Александр Иванович Лебедь, Михаил Львович Амроцкий по прозвищу Гоблин — ныне опальный и беглый олигарх, а когда-то всесильный царедворец Борис Абрамович Березовский.
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— Во-первых, я не считаю, слово "номенклатура" ругательным. Номенклатура — целая система взаимоотношений людей, подготовки кадров и продвижения их по карьерной лестнице. Хотя есть в этой системе, равно как в любой другой, свои издержки. "Свои" люди всегда пользуются привилегиями, всевозможными — ныне огромными! — льготами. Я считаю, что в литературном процессе тоже существует номенклатура. Например, независимо от того, что напишет уважаемый мной Александр К., его все равно напечатают, даже если это не самые лучшие стихи. Отказать ему уже нельзя. И в этом смысле номенклатура в нашей стране, конечно, непобедима.
Сергей ТРАХИМЁНОК (Беларусь)
— Насколько, на Ваш взгляд, объективно показаны механизмы управления страной в романе Валерия Казакова "Тень гоблина"?
— В художественном произведении трудно передать все аспекты реального механизма. Да этого и не надо. В. Казаков попал в то, что можно назвать "художественным описанием существенных психологических закономерностей данного процесса". И именно по тем штрихам, которые описаны в романе, можно судить о реальном механизме управления страной.
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— Безусловно, как художественное произведение. Поскольку оно имеет большую степень обобщения и описанные там явления, мотивы поведения чиновника во власти, факторы деформирующие "личность во власти" характерны для всего чиновничества, а не только для персонажей, изображенных в романе.
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— Вопрос этот не так прост, как кажется. На самом деле последние две с лишним тысячи лет в обществе преобладает доминирование малых форм выживания над большими. В рамках его управление социумом осуществляется элитными группами. Этот период выработал ряд механизмов управления большого малым (тайных и явных). А вот формы этого управления, а также конфигурация элитных групп в различных цивилизациях различны. В континентальных, где велика роль государства (Китай, Индия, Россия), доминирующее положение за чиновниками. В морских — Западная Европа, Северная Америка, где государству отводится статус "ночного сторожа", роль чиновничества не столь велика, потому что последние не определяют политики, а являются наемными служащими финансовых элит. Вполне возможно, что с победой третьей технологической революции, элитные формы управления потеряют свою эффективность, так как их основа — знание закономерностей управления перестанет быть тайной. Запад и Восток изменят способы существования, а, значит, и управления. Однако это перспектива отдаленного будущего. Следовательно, в ближайшее время ответ на поставленный вопрос отрицательный. Хотя определенная корректировка отношений "номенклатурные элиты — социум" возможна уже на следующей смене элит, то есть в конце первой четверти двадцать первого века.
— В художественном произведении трудно передать все аспекты реального механизма. Да этого и не надо. В. Казаков попал в то, что можно назвать "художественным описанием существенных психологических закономерностей данного процесса". И именно по тем штрихам, которые описаны в романе, можно судить о реальном механизме управления страной.
— Как Вы оцениваете книгу Валерия Казакова "Тень гоблина" — как художественное произведение, или как документальное повествование?
— Безусловно, как художественное произведение. Поскольку оно имеет большую степень обобщения и описанные там явления, мотивы поведения чиновника во власти, факторы деформирующие "личность во власти" характерны для всего чиновничества, а не только для персонажей, изображенных в романе.
— Возможна ли в России иная форма управления, нежели система номенклатуры?
— Вопрос этот не так прост, как кажется. На самом деле последние две с лишним тысячи лет в обществе преобладает доминирование малых форм выживания над большими. В рамках его управление социумом осуществляется элитными группами. Этот период выработал ряд механизмов управления большого малым (тайных и явных). А вот формы этого управления, а также конфигурация элитных групп в различных цивилизациях различны. В континентальных, где велика роль государства (Китай, Индия, Россия), доминирующее положение за чиновниками. В морских — Западная Европа, Северная Америка, где государству отводится статус "ночного сторожа", роль чиновничества не столь велика, потому что последние не определяют политики, а являются наемными служащими финансовых элит. Вполне возможно, что с победой третьей технологической революции, элитные формы управления потеряют свою эффективность, так как их основа — знание закономерностей управления перестанет быть тайной. Запад и Восток изменят способы существования, а, значит, и управления. Однако это перспектива отдаленного будущего. Следовательно, в ближайшее время ответ на поставленный вопрос отрицательный. Хотя определенная корректировка отношений "номенклатурные элиты — социум" возможна уже на следующей смене элит, то есть в конце первой четверти двадцать первого века.
