Книжно-Газетный Киоск


Книжная полка Лилии Газизовой


Олег Хлебников, «Крайний» Книга новых стихов
М.: Арт Хаус медиа, 2016

Обычное явление, когда книга открывается предисловием маститого литератора, который доброжелательно и в выгодном свете — а как иначе? — представляет произведения младшего собрата по перу. Если же автор хорошо известен, то порой и сам предваряет свой сборник вступительным словом. В нем автор может сделать некоторые уточнения или направить внимание читателя особым, угодным для него образом.
«Крайний» — двенадцатая книга стихотворений известного российского поэта Олега Хлебникова. В своем предисловии он заявил: «каждая книга должна быть поступком». А это означает особую ответственность автора перед Словом и организацией книги. Значит, все не случайно в этом сборнике стихотворений: и слово, и знаки препинания, и даже пробелы между словами.
Название книг отсылает к немного забытому, но хорошо знакомому состоянию, связанному с бесконечным стоянием в советских очередях и поисках виноватого, иначе говоря, крайнего, во всевозможных неполадках в личной, а еще более, общественной жизни, то есть мироустройстве в целом.
В книге четыре раздела: «Четвертая четверть», «Собрание потерь», «Путешествия по жизни», «Стихи 14 года». Достаточно информативные заглавия, которые настраивают на откровения человека, вступившего в четвертую четверть своей жизни, и в которой, естественно, происходило много хорошего (путешествия) и немало драматичного (потери).
И естественно, велик соблазн в начале нашего века давать заглавия стихам, книгам, циклам по названию года. В данном случае: «Стихи 14 года». Это отсылает к началу XIX века (до октябрьской революции), в котором жили поэты, во многом определившие лицо русской поэзии.
Книга начинается стихотворением вне разделов.



* * *

Я не последний — крайний
(хоть долго был последним).
Во тьме родного края
я метка и посредник

Меж теми, кто тут пОжил
и отбыл в свое время,
и тем, кто выйдет позже,
повязанный со всеми.

И в очереди вечной
российской (сдать посуду?)
я крайним был, конечно.
всегда. И дальше буду.

Лирический герой Хлебникова — обычный человек. В прошлом — обычная советская, как у его поколения, жизнь с ее горестями и радостями, яркими и тусклыми приметами, многие из которых хорошо знакомы современникам автора.
Но парадоксальным образом, «И вот уже подходит старость, / хоть даже юность не прошла». Удивление, переходящее в усталость и смирение, присутствует во многих стихотворениях сборника. Автор не собирается уходить на «скамью запасных», но уже подводит итоги и делает необходимые распоряжения, прекрасно понимая, что там происходило — советском прошлом, имею в виду — мрачное и непоправимое, он все равно восклицает: «Друзья мои! Прекрасен был Союз!». Ирония присутствует, но лишь для снижения пафоса:

И никогда никто не погибал —
ни в авиа, ни в автокатастрофах.
Ну, разве — космонавт, который в стропах
запутался, пока рапортовал…

Интересно выстроено стихотворение с эпиграфом из Геннадия Шпаликова «Я никогда не ездил на слоне». Лирический герой рассказывает, что в детстве видел сны «о скрытном, женском», но родителям говорил, что видел только слонов «и звали их всех Люлю, как в прочитанной книжке». Прошло время, герой повидал слонов наяву, да и сны сбылись. Но «хочется возроптать и завыть под старость»…
Вероятно, четвертая четверть — это время, когда всматриваешься в прошлое и начинаешь давать оценку своей жизни. И чаще всего оценка невысокая. Да и дело не в ней. Всем, кто значительно моложе, сложно, понять, каково это — когда впереди меньше, чем позади… Потому и рождаются такие строки: «Запускал стихи сорок лет — / никакого ответа нет», «И что же, значит, это жизнь была? / и больше не покажут ничего?»
Вспоминается русаковское: «Я жить хочу! Я требую повтора!» Лирический герой Хлебникова ничего не требует. Он принимает жизнь со всем сводом ее правил.
Свою же миссию Олег Хлебников видит так:

Вот сейчас погаснет все и все
по двое на каждом колесе
по своим разъедутся фавелам.
Ну а я займусь любимым делом —
оставлять, что видел, насовсем.

Книга представляет знакомую жизнь со всеми ее приметами: забавными и не очень. В стихотворении «Сэлфи» автор пишет о любителях делать такие фотографии:

«Алиби обеспечивают,
Что находились здесь,
И с точностью до минут.
С виду такие беспечные,
Точно Благую весть
Сами себе несут.

Олегу Хлебникову свойственно видеть за малым значительное и печальное. Потому что всех нас ждет известно что. Он любит людей — смешны и нелепых. Он и сам предстает, точнее, его лирический герой предстает вполне земным, обычным не без нелепицы человеком, которому грустно жить. Поэзия Хлебникова, мудрая и искренняя, примиряет с не очень гармоничным миростройством.
Книга завершается стихотворением, которое называется «Вместо послесловия» и которое говорит читателю, что смысл жизни — в ней самой…

Просвет между деревьями. Рассвет.
В просвете — и тревога, и надежда.
Хоть все на свете слишком ненадежно
и смысла, кроме жизни, в жизни нет,
какой-то там мерещится ответ.

Не свет в конце туннеля, а — река,
и озеро, и море серебрится
там, за деревьями… Вода ребриста,
как будто перистые облака.
И ждет тебя в объятья, старика.



Виталий Дмитриев, «Post scriptum»
СПб.: «Союз писателей Санкт-Петербурга», 2016

Виталий Дмитриев — поэт известный. Не настолько, чтобы его знали все-все, да и кого нынче знают, но в литературной среде имеет репутацию одного из лучших поэтов поколения. При этом «Post scriptum» — это всего лишь третья книга поэта. А первая книга вышла в 2006 году в московском издательстве «Вест-Консалтинг».
Живя в Петербурге, невозможно не быть петербургским поэтом со всеми вытекающими: наследовать традиции и развивать их. Этому городу посвящены многие строки книги.

Зачем я цепляюсь за место,
коль время едино для всех?
Сквозь город, не стоящий мессы,
почти презирая успех,
бреду, то ли слаб, то ли болен.
Но вот наступает тот миг,
когда с четырех колоколен
вещает единый язык.

«Поэзия Виталия Дмитриева — даже не голос, а воздух города на Неве. Поэтому для него исторические границы — не преграда, ибо воздух не знает границ во времени и пространстве», — характеризует стихию поэта Ефим Бершин.
В книге упоминаются места, с которыми жизнь связала навеки его лирического героя: Троицкое поле, Финский залив, Невский, Зимний, Шпалерная, Никольский собор… Места знаний и духовного опыта. Места любви и счастья. Места силы.
Современная жизнь с современными вопросами — все становится темой для автора. «Похмелье затянулось, господа, / Мы забрели куда-то не туда». Это о заблуждениях и надеждах молодости. Это о переменах, которые ничего не изменили ни в жизни страны, ни в жизни автора.
Вообще, политики как таковой в книге нет. Есть более важная вещь — время. Автор слышит и видит сегодняшний день. Правда, воспринимает чего через призму своего прошлого. Оно иногда явственней, чем современность. Не зря же автор восклицает: «Ах, молодость — ты затянулась / и недоперевоплотилась».
В книге немало стихотворений, посвященных друзьям: Бахыту Кенжееву, Елене Игнатовой, Евгению Блажеевскому, Александру Сопровскому, Олегу Григорьеву, Ефиму Бершину… Что ни имя, то — уже факт литературы. Одно их упоминание в книге дает целый пласт ассоциаций, рефлексий, отсылок. Словно их судьба накладывается на судьбу и самого автора. «Кого-то нет, а те далече», но автор продолжает вести с ними диалог, как, например, с Александром Сопровским:

Ты знаешь, а время не шутит,
и много нам не успеть:
зацепит, затянет, закрутит —
сумеем ли вновь уцелеть?
И жить-то осталось немного,
и петь-то осталось чуть-чуть.
Все чудится лес и дорога,
С которой уже не свернуть.

Бахыт Кенжеев как-то написал о Дмитриеве: «Стесняясь, иронизируя, изредка всхлипывая, не тоскуя по золотому веку и не ожидая его, Дмитриев упрямо ищет в мире потаенный смысл, который открывается только через искусство. Этот смысл чаще всего неутешителен, и столь же часто — прекрасен».
Лирический герой поэзии Дмитриева — человек, который немало пожил и многое понял про эту жизнь. Но это не делает его счастливым, ибо «во многой мудрости много печали». И свое грустное понимание происходящего он несет спокойно и с достоинством.
Автор чрезвычайно серьезно относится к поэзии. Более того, он считает, что это «попытка хоть что-то поправить / в неправедной жизни своей». Подобное отношение к стихотворчеству мало распространено в наши дни. Сегодня в ходу ирония, которой приправлены даже самые трагические строки.
В книге Виталия Дмитриева много стихов о стихах.

Осенний сад затих и поредел.
Живу. Благословляю свой удел.
Ведь в стихотворном кружеве лиловом
Есть между строк блистательный пробел,
Где так прекрасно все, что проглядел
И не задел ни строчкою, ни словом.

Или

Поэзия — это не поза,
не выход куда-то в астрал,
не сгусток рифмованной прозы,
а вовсе иной матерьял,
Вбирающий все без остатка.
Здесь музыке тесно звучать.
И мысль, изреченная кратко,
Несет суесловья печать,
И цвет не имеет значенья.

Считается, что стоит избегать писать стихи о стихах. Но у Виталия Дмитриева они звучат по-настоящему убедительно. Потому что это не рассуждения о поэзии вообще, а выстраданные строки. За ними жизнь и боль.
Автор книги не из тех, кто самовыражается посредством слова. Для него стихи — единственное, что может помочь преодолеть дисгармонию мира. Он живет ими.