Перекличка поэтов
Алексей АЛЕКСАНДРОВ
Поэт. Родился в 1968 году в городе Александров Владимирской области. Закончил Саратовский университет, работает инженером-конструктором. Публиковался в журналах «Волга», «Воздух», «Дети Ра», «Новый берег», «Урал», «Новая реальность», антологиях «Нестоличная литература», «Черным по белому», в сетевых журналах «TextOnly», «Цирк «Олимп»+TV» и др. Книга стихов «Не покидая своих мультфильмов» (New York: Ailuros Publishing, 2013).
Поэт. Родился в 1968 году в городе Александров Владимирской области. Закончил Саратовский университет, работает инженером-конструктором. Публиковался в журналах «Волга», «Воздух», «Дети Ра», «Новый берег», «Урал», «Новая реальность», антологиях «Нестоличная литература», «Черным по белому», в сетевых журналах «TextOnly», «Цирк «Олимп»+TV» и др. Книга стихов «Не покидая своих мультфильмов» (New York: Ailuros Publishing, 2013).
ЖИЗНЬ ТАКАЯ, КАК В ОКНЕ
* * *
* * *
Огурцы в маринаде июля,
Стук колес за стеклянной стеной
Будит неба серебряный улей,
Угли ссыпав в поддон жестяной.
Сад заводит ленивый моторчик,
Лист смородины тщательно смят,
Самолета затейливый почерк,
Виноватого облака взгляд.
Чай остынет, и все повторится —
Червь буравит надкушенный плод,
В строгой форме, как бортпроводница,
Рыба с лампой погасшей плывет.
Сук торчит, словно ручка стоп-крана,
И когда письмецо долетит,
Спросят в форточку: кто у вас главный? —
И уснут, нагуляв аппетит.
Стук колес за стеклянной стеной
Будит неба серебряный улей,
Угли ссыпав в поддон жестяной.
Сад заводит ленивый моторчик,
Лист смородины тщательно смят,
Самолета затейливый почерк,
Виноватого облака взгляд.
Чай остынет, и все повторится —
Червь буравит надкушенный плод,
В строгой форме, как бортпроводница,
Рыба с лампой погасшей плывет.
Сук торчит, словно ручка стоп-крана,
И когда письмецо долетит,
Спросят в форточку: кто у вас главный? —
И уснут, нагуляв аппетит.
* * *
Нищие научились на костылях
Порхать между рыкающих машин,
Счетчик не двигается с нуля,
Столб проглотил аршин.
Ну, так и есть, накормили всех,
Выдавив тюбик с куском дождя.
В плотном воздухе повисев,
Капли, шипя, летят.
У города температура, он
Вчера купался, как пес в пыли.
Теням домов нанесли урон
Воздушные корабли.
А кто побогаче, купил закат
С видом на реку и сел в шезлонг,
Ноги вытянув аж за МКАД,
Словно в снегу слон.
Порхать между рыкающих машин,
Счетчик не двигается с нуля,
Столб проглотил аршин.
Ну, так и есть, накормили всех,
Выдавив тюбик с куском дождя.
В плотном воздухе повисев,
Капли, шипя, летят.
У города температура, он
Вчера купался, как пес в пыли.
Теням домов нанесли урон
Воздушные корабли.
А кто побогаче, купил закат
С видом на реку и сел в шезлонг,
Ноги вытянув аж за МКАД,
Словно в снегу слон.
* * *
Сектор приз, вращайте барабан.
Осенью закроют карусели,
Отпустив усталого раба.
Многие на музыку подсели
И гадают, щелкая курком,
Буковки из слов по вертикали.
В гости ходит хмурый военком,
Чтоб отведать вкусные хинкали.
Даже если знаешь, промолчи —
Государство булькает в кастрюле,
На экране едут басмачи,
И летят расчетливые пули,
Для студентов и учителей
Вишни уродилось этим летом,
Станет легче жить и веселей.
А теперь передаем приветы.
Осенью закроют карусели,
Отпустив усталого раба.
Многие на музыку подсели
И гадают, щелкая курком,
Буковки из слов по вертикали.
В гости ходит хмурый военком,
Чтоб отведать вкусные хинкали.
Даже если знаешь, промолчи —
Государство булькает в кастрюле,
На экране едут басмачи,
И летят расчетливые пули,
Для студентов и учителей
Вишни уродилось этим летом,
Станет легче жить и веселей.
А теперь передаем приветы.
* * *
Рыча, отступают верлибры,
И гитлер пока не капут,
Но тот, кто поменьше калибром,
Совсем уже как лилипут.
Добро побеждает всецело,
Отточенных строчек тепло
Поджарит плодовое тело,
Письмо опуская в дупло.
Кончается смутное время,
И ясность такая кругом,
Что ямбы вприпрыжку с хореем
И дактили тоже бегом.
Попался в Москве губернатор,
Министр отдыхает в Крыму
И рифм наблюдает пернатых —
Прекрасен, велик и премудр.
Как вспомнит кремлевского горца,
И пот промокнет рукавом —
Врача бы ему, разговорца
На лестнице с красным ковром.
И гитлер пока не капут,
Но тот, кто поменьше калибром,
Совсем уже как лилипут.
Добро побеждает всецело,
Отточенных строчек тепло
Поджарит плодовое тело,
Письмо опуская в дупло.
Кончается смутное время,
И ясность такая кругом,
Что ямбы вприпрыжку с хореем
И дактили тоже бегом.
Попался в Москве губернатор,
Министр отдыхает в Крыму
И рифм наблюдает пернатых —
Прекрасен, велик и премудр.
Как вспомнит кремлевского горца,
И пот промокнет рукавом —
Врача бы ему, разговорца
На лестнице с красным ковром.
* * *
И продавщице пенальчики кассы,
Выехав, напоминают о времени
Тех пишмашинок с серебряным звоном,
С бодрым таким перебором клавиш.
Ей и сейчас нелегко даются
Буквы, бумага по-прежнему рвется
И заминается, только теперь
Без рефлексии ненужной:
Хлеб — это хлеб, молоко — молоко.
И никаких промежуточных форм
Вроде ряби, бегущей по глади пруда
От лепестка облетающей сакуры.
Так и написано в свитке, прочти.
Выехав, напоминают о времени
Тех пишмашинок с серебряным звоном,
С бодрым таким перебором клавиш.
Ей и сейчас нелегко даются
Буквы, бумага по-прежнему рвется
И заминается, только теперь
Без рефлексии ненужной:
Хлеб — это хлеб, молоко — молоко.
И никаких промежуточных форм
Вроде ряби, бегущей по глади пруда
От лепестка облетающей сакуры.
Так и написано в свитке, прочти.
* * *
Сушки с маком, уроборос,
Как нечеткий козий след,
Все, что в голосе боролось,
И очки-велосипед.
Дырка бублика в табачном
С завиточками дыму,
Бородатая собачка
Русским голосом ему
Говорит — не надо плакать,
Все проходит, все пройдет.
Человек зовет с плаката
На последний самолет,
Будто знает, что в стакане
Сахар холмиком на дне,
С жалкой рифмой подстаканник
Жизнь такая, как в окне.
Как нечеткий козий след,
Все, что в голосе боролось,
И очки-велосипед.
Дырка бублика в табачном
С завиточками дыму,
Бородатая собачка
Русским голосом ему
Говорит — не надо плакать,
Все проходит, все пройдет.
Человек зовет с плаката
На последний самолет,
Будто знает, что в стакане
Сахар холмиком на дне,
С жалкой рифмой подстаканник
Жизнь такая, как в окне.
* * *
Пауки приценяются к новым соседям,
Как хозяева, терпят незваных зверей —
Человек, он не может быть пойман и съеден,
Для него существуют ловушки хитрей.
Там, куда он глядит безотрывно, канаты,
Сеть крепка и удержит кита и слона,
И мерцают, как спелые зерна граната,
Угли звезд на земле и река солона.
Тигр трясет головой, избавляясь от шума —
Принимается плохо последний канал,
И уставшие пчелы, как стрелы Арджуны,
Чтоб счастливый возничий его обогнал.
Пусть пока погуляет на воле двуногий,
Сквозь поля возвращается вечером гурт,
Никуда не спешат восьмирукие боги,
Паутину латают, момент стерегут.
Как хозяева, терпят незваных зверей —
Человек, он не может быть пойман и съеден,
Для него существуют ловушки хитрей.
Там, куда он глядит безотрывно, канаты,
Сеть крепка и удержит кита и слона,
И мерцают, как спелые зерна граната,
Угли звезд на земле и река солона.
Тигр трясет головой, избавляясь от шума —
Принимается плохо последний канал,
И уставшие пчелы, как стрелы Арджуны,
Чтоб счастливый возничий его обогнал.
Пусть пока погуляет на воле двуногий,
Сквозь поля возвращается вечером гурт,
Никуда не спешат восьмирукие боги,
Паутину латают, момент стерегут.
* * *
Швейцарский перочинный яндекс
С большим набором инструментов.
Восьмого марта Мистер Икс
Поет куплеты на боку
И, будучи переведен
На всевозможные язЫки,
Проснется утром неизвестным
С одной из лишних хромосом,
Трапецию не выпуская.
А птичку можно, ритуал.
Летят крылатые качели,
Сизифов камушек в ботинке.
Все сбились с ног, чтоб допросить.
Последний дворник нарасхват.
Какая-то смешная вечность
Нас ожидает за углом.
С большим набором инструментов.
Восьмого марта Мистер Икс
Поет куплеты на боку
И, будучи переведен
На всевозможные язЫки,
Проснется утром неизвестным
С одной из лишних хромосом,
Трапецию не выпуская.
А птичку можно, ритуал.
Летят крылатые качели,
Сизифов камушек в ботинке.
Все сбились с ног, чтоб допросить.
Последний дворник нарасхват.
Какая-то смешная вечность
Нас ожидает за углом.
* * *
Волк ловит яйца, которые поначалу
Падают медленно, а потом все быстрее.
Эту игрушку делали на заводе
С военной приемкой, особым допуском,
Видимо, из оставшегося от сборки —
Если тебе не из чего творить добро,
Делай его из отходов ВПК, —
Еще были рюмки из кварцевого стекла,
А в планах — кастрюли, ножи и ложки.
В девяносто втором нас отправили в отпуск
На полгода без содержания и какого-то будущего,
Ветер гулял меж пустых корпусов,
Выл, как сирены ГО на крыше.
Недавно я ехал мимо в сонном автобусе
И видел, как сносят последний цех —
Некому больше спасать наш мир,
Который стал хрупок, как эти яйца,
Что катятся все стремительнее
К самому краю, волчок мой серенький.
Падают медленно, а потом все быстрее.
Эту игрушку делали на заводе
С военной приемкой, особым допуском,
Видимо, из оставшегося от сборки —
Если тебе не из чего творить добро,
Делай его из отходов ВПК, —
Еще были рюмки из кварцевого стекла,
А в планах — кастрюли, ножи и ложки.
В девяносто втором нас отправили в отпуск
На полгода без содержания и какого-то будущего,
Ветер гулял меж пустых корпусов,
Выл, как сирены ГО на крыше.
Недавно я ехал мимо в сонном автобусе
И видел, как сносят последний цех —
Некому больше спасать наш мир,
Который стал хрупок, как эти яйца,
Что катятся все стремительнее
К самому краю, волчок мой серенький.
* * *
Поезда червяк железный
Догрызает лист капустный.
Впереди чернеет бездна,
Позади светло и пусто.
Диктор кашляет с экрана,
Выдирая провода.
Что-то капает из крана,
С виду — грязная вода.
С радости никто не скачет,
Не играет на трубе —
Кто-то здесь решил задачу
И дошел до пункта бэ,
Честно, не нарушив правил,
Всем сказав: коннитива, —
Вспоминая, что оставил,
Выходя из пункта а.
Догрызает лист капустный.
Впереди чернеет бездна,
Позади светло и пусто.
Диктор кашляет с экрана,
Выдирая провода.
Что-то капает из крана,
С виду — грязная вода.
С радости никто не скачет,
Не играет на трубе —
Кто-то здесь решил задачу
И дошел до пункта бэ,
Честно, не нарушив правил,
Всем сказав: коннитива, —
Вспоминая, что оставил,
Выходя из пункта а.