Книжно-Газетный Киоск


МОЛДАВИЯ на карте генеральной




Юрий ГУДУМАК



ПИСЬМА ИЗ РИМСКОЙ ПРОВИНЦИИ
 
 
Письмоносец

Здесь покоится Г. Нумений, вольноотпущенник Антигоны,
благочестивейшей госпожи письмоносец.
                                                      Одним с нами молоком
вскормленный, он мог бы быть в Оксиринхе откупщиком
и заведующим сбором на воздвиженье статуй
благодетелям нашим, давшим городу отечественные законы

и непорабощенную демократию. Повидавши
много, но занимаясь пастушеством в глухой местности,
            он оставил городу двадцать пять овец, четырех коров
и никогда не слушал ни одного философа. Будь здоров.
И ты также.




Папирус

Не надо везти с собой, Тимофей, папирус.
Все облагается пошлиной. Так же, как самый парус.
С паруса сбора взимают двадцать драхм, с мачты
                                                                  четыре драхмы…
Да и с поклажи со всеми ее дарами,

даже если за каждый взыщут по одному оболу,
немалая сумма будет. С папирусом, кроме того,
                                                       можно попасть в опалу.



Из-за тайных его письмен. Даже с безмолвных мумий,
подвозимых вверх или вниз, взимается плата.
                                Ты в этом деле, видно, не шибко умный.
Смотри же, как год за годом и раз за разом,
когда вскапываешь виноградник и сорные
            травы выпалываешь, приставляешь тычины к лозам,
тело твое испещряется выверенным рисунком. Им-то
неведомо, как Господь наш в царапинах тонких на теле
                                                        вывез магию из Египта.




Шпенглер-вариации

Вряд ли требует доказательств, что
для «истца» и «ответчика» связь сведена на нет. Она есть
вообще ничто.
Самое большее можно назвать ее парафразом
безотчетно убитого времени.
Речь идет о разных реалиях и мирах,
обнаруживающих сродство уже в крылатке клена,
предвосхищающей бумеранг
и в единственном, то есть связном —
без причинно-следственных дефиниций — виде
                                                      обретающей ясность в драме
пропеллера двадцать веков спустя.
Нетрудно предвидеть, что время, когда человеку удастся
                                                                            заклясть себя
правовой казуистикой, вообще — часовым механизмом,
                                                                              не за горами.
Лишь по этой причине последний, являя серые,
с золотой инкрустацией дали, в сущности, вопреки
представлениям, ибо здесь налицо входящая в моду привычка
                                                 не снимать его всякий раз с руки,
и особенно — на ночь, не менее ценен, чем милосердие.

Тот значительный факт, что синонимия
столь разных понятий проявляется в момент, когда мы
                                                                          произносим имя
возлюбленной, хорошо известен. Утраченный «рай» утопии,
лелеемый, чаемый, в Тацитовых устах
звучавший бы, видимо, как «бессмертный город»,
                                                                         или его подобие,
уменьшенная копия мира — отсюда, кстати, иллюзия,
            что вся история происходит именно там, —
                              суть те же феномены, в начале которых страх
бесконечности. Предмет урбанистики город —
                                                            еще один шаг искусства
миниатюры в сторону просто сгустка
воспоминаний. Идеальное место для войн
будущего, и в этом смысле —
                      с учетом новейших идей техники и вздоха осеннего
увядания — только усугубляющее весь предшествующий фон.
Мало сказать, что исконная наша ошибка —
несмотря ни на что пытаться создать себе впечатленье целого.
Только это одно, и притом в необыкновенно
высокой степени, и приводит к пониманию римлян
                                                              как наследников эллинов,
когда нашему взору открываются, скажем, Москва, Нью-Йорк
или даже такие творения прошлого, как Венеция или Вена.

Не говоря уже о всеобщей слабости к золотисто-закатному,
ставшему в некотором роде эквивалентом денег,
                                                          ситуация именно такова,
что надменный вид прямостоячего существа
в действительности определяется не столько любовью
                                                                                к фатуму,
сколько сознаньем причастности к сонму,
                   психологическим комплексом оставшегося в живых.
Исторический и культурный сдвиг,
праязык которого читается в подобном самоощущении,
                                                                                 ни к чему
иному и не привел бы. Стоило пережить войны, голод, чуму,
чтобы человек смог почувствовать себя
                                            в достаточной степени грандиозным
и напыщенным. Не случайно сумеречное
                                           легко принять за брезжущее. Это род
оптики, позволяющей состояться лингвистическому курьезу,
                       заключенному уже в словах «движущееся вперед».
И этим метаморфозам
суждено продолжаться. Лучше всего, рельефней,
мы видим их на примере органического соответствия
                                                                         между царевной-
несмеяной подиума и некой персонифицированной
                             (да простят нам употребляемое здесь и впредь

неуместное слово) вещью. То есть мы видим их вообще
как то, о чем осмелились возмечтать.
                            И мы видим все это в ее несравненном взгляде,
дерзком, холодном, —  чтоб не сказать красивом, —
                                                         полном уверенности в себе,
недостаточной, однако, для  того, чтобы отважиться умереть.






Юрий Гудумак  — поэт. Член СП Молдовы и Ассоциации русских писателей Молдовы. Родился в 1964 голу в селе Яблона, район Глодень, Молдова. Географическое образование получил в Одесском университете. Научный сотрудник Института экологии и географии АН РМ. Публиковался в коллективных поэтических сборниках, газетах и журналах Молдовы. Автор поэтических книг «Метафизические гимны» (1995), «Принцип пейзажа. Пролегомены» (1997), «Почтамтская кругосветка вспугнутой бабочки» (1999), «Дельфиниумы, анемоны и т. д.» (2004), «Песнь чибиса» (2008).