Книжно-Газетный Киоск


Короткая проза




Юрий ИОФФЕ



Кусочки счастья
 
 
Великая тяга к познанию

Иду по улице. На дереве висит мокрый обрывок старой газеты, каким-то чудом занесенный на такую высоту.
Вдруг на ветку садится огромная ворона. Присматривается к висящему листку, затем осторожно берет клювом и сидит, задумавшись. Вероятно, решает: сначала прочитать, а потом утащить в гнездо или сразу утащить и там неспешно почитать.




Весы

Самокопание — словно взвешивание себя на весах. Но чашки этих весов никак не могут установиться вровень и замереть хоть на мгновение, потому что одна чашка все время имеет преимущество. Преимущество находиться внизу…




Вздох

По лестнице поднимается невысокая женщина средних лет, ведущая на поводке маленькую собачку, тоже средних лет.
Внезапно женщина вздохнула. Ей вторил звук разеваемой пасти и легкого подвывания. Это вздохнула собачка.




Ворона

Я впервые полетел на самолете из одной страны в другую только лишь в 46 лет. До этого мне приходилось летать на небольшие расстояния на маленьких самолетах или вертолетах.
И вот добираюсь из Питера в Париж на аэробусе. Летим уже часа полтора, внизу под нами клубятся и громоздятся облака, напоминающие белые возвышенности и овраги. Светит солнце. Тепло.
Вдруг в иллюминатор замечаю черную точку, не торопясь передвигающуюся под углом к нашему курсу. Разглядеть, что это такое, довольно сложно и на ум приходит самая простая мысль — птица. Ну а раз черная, то наверняка — ворона. Вероятно, большая, раз ее видно из далека. И на душе стало приятно оттого, что мы не одни в этом бескрайнем небе и есть еще другие живые существа, летящие по своим делам.
Спустя некоторое время точка приблизилась к нам, и оказалось, что это — самолет.




Две встречи
 
Встреча первая.


По улице гуляет обыкновенная рыжая дворняга. Судя по ее безмятежному виду делать ей особо нечего, и в данный момент она ничем не обременена. Прохожу мимо и говорю ей:
— Привет, Рыжий.
В ответ пес ласково смотрит мне в глаза и добродушно виляет хвостом. А потом мы расходимся в разные стороны. Каждый — по своим делам.




Встреча вторая

Иду в одном направлении с небольшой дворняжкой черно-белого окраса. Псинка держит в зубах булку. Впечатление, будто булка намазана маслом, но разве разберешь на расстоянии. Собачка напряжена, взгляд настороженный и недоверчивый. Всем своим поведением показывает ценность добычи.
И мы расходимся в разные стороны. Каждый — по своим делам.




Диагностика

Сегодня заезжал в автосервис проверить свою маленькую машину — зелененького ослика. Пока автомеханик ее придирчиво изучал, местный котенок столь же придирчиво, с жадностью, но деликатно, изучал меня, используя свой носик, шершавый язычок, зубки, маленький лапки и коготки. Были обследованы воротник куртки, мои уши и даже голова с волосами. Устав от столь утомительной работы котенок удобно устроился на мне, перебирая коготками и легонько урча при этом.
Результатом диагностики моей машины явились мелкие неполадки, для устранения которых я купил необходимые детали. О результате диагностики меня котенок не сообщил. Но даже если б и сообщил, детали все равно невозможно было бы найти.



Документ

Сегодня в руки мне попался один документ. Обычная, официальная бумага, каких немало летает по всяким кабинетам.
На документе в левом верхнем углу стоит виза: «Мясникову». А внизу, под визой — скромная подпись: «Мясников».




Зарубка

Детство отложило во мне свои отпечатки. Отпечатки — зарубки. Эти зарубки проявились вкусами, привычками и страхами. И вот мне уже к пятидесяти, а эти детские зазубрины все живут во мне, как ни в чем не бывало.
Один из самых живучих страхов, впечатанных в меня с детства — это страх зубных врачей. Я избегаю зубных кабинетов уже лет тридцать пять, постепенно теряя зубы, словно дерево — свои листья.
А началось все это где-то в семи— или восьмилетнем возрасте, когда под нудный рефрен родителей «останешься без зубов» меня заставили ходить к зубному врачу. Доктором была немолодая, грузная, пышногрудая еврейка. Ее сын учился со мной в одном классе, и потому она с удовольствием принимала меня в своем кабинете безо всякой очереди. Я же удовольствие потерял после первых нескольких посещений, когда, придавив меня своим бюстом и заслонив белый свет крупной головой, ласково приговаривая, она сверлом бор-машины высекала у меня мокрые искры из глаз. При этом я испытывал ощущение, будто от действия мерзкого сверла моя голова вот-вот отделится от туловища и пустится в самостоятельное путешествие по миру.
Удаление больных зубов происходило под влиянием новокаина, кривых щипцов и все того же мощного стоматологического бюста, вдавливавшего меня в кресло, и тогда мне казалось, что сейчас я задохнусь навсегда.
Вот так я впервые познал женщину. И отказался от посещения стоматолога на долгие годы.



Зимой

Чуть подхрустывающим, зимним вечером бреду по родному городу. Ползут машины. Свешиваются желтые капли фонарей.




А перед глазами…
 

Лето. Вечер. Вагон бегущего поезда… В окне гирлянды стелящихся с гор виноградников… Гремит туннель… Мелькает немецкий городок, что втиснут меж гор. И монастырь, растущий из скалы…
Высокий длинноволосый смуглый певец с глубиной иронии в глазах поет «Аве Марию» Баха. Перед ним целая площадь мокрых зонтиков. Зонты вторят «Аве Марией»…
И облака подо мной. В иллюминаторе одинокая черная точка, похожая на ворону, которая вовсе и не ворона, а такой же самолет, как и мой…
 Маленькая вытянутая площадь в старом французском городе. У стенки присели две юные студентки. Лихо щебечут и жуют багеты. Я кричу им: «Bon appetite, mademoiselles». «Mercy, messier» — отвечают, задорно смеясь…
Огромный аэропорт в Париже, бурлящий потоками самых разных людей с котомками, сумками, чемоданами, баулами, детьми. Весь мир под одной крышей.
А я уже дальше, дальше…
Ветряные мельницы на юге Германии. Тихий немецкий городок с двумя кирхами в центре. Из окна отеля смотрит струящаяся дождем мостовая…
Сонный темный канал в Берлине, по берегу — дремотный парк. Двухэтажный автобус тихонько продвигается по берлинским улочкам, но ветки деревьев все равно царапают по крыше…



Тихо.

И никто ничего не ждет.
Только ветер упруго дует в лицо, мягко хрустит снег под ногами, и луна подмигивает белым глазом из-за медленных рваных облаков.



Знаменитая фамилия

Покупаю сегодня в магазине джинсы. После того, как расплатился, мужчина-продавец решил занести меня в список постоянных покупателей. Спрашивает фамилию, я в ответ называю ее по буквам, чтобы не перепутал.
Услышав, продавец произносит:
— Знаменитая фамилия.
Я отвечаю, полушутя:
— Как у Путина?
— Да нет, знаменитее, — слегка усмехнувшись, говорит продавец.
И я подумал: «Президенты приходят и уходят, а мы — остаемся».



Инспектор ГАИ

Сегодня ездил за пределы Петрозаводска по рабочим делам. На выезде из города обычный пост ГАИ: будка, дежурная машина и инспектор, стоящий на краю проезжей части и высматривая — «кого бы остановить?».
Проехал мимо и покатил дальше.
Где-то спустя пару часов возвращаюсь обратно и опять проезжаю тот же самый пост ГАИ. Ничего не изменилось: будка, дежурная машина…
А у края проезжей части, так, что приходится объезжать, сидит огромная дворняга со светло-рыжей шерстью, навострив морду навстречу мне. Уши торчком, хвост раскинут по асфальту. Сидит и высматривает: «кого бы остановить?»
И больше никого нет.



Исход лета

Лето исчезает незаметно. Вот оно есть — и тепло размягчает тело и душу. И вдруг… лето исчезло, будто свиток, безмятежно лежавший на столе, неожиданно свернулся в трубочку.
И тогда в городе внезапно становится тесно от нахлынувших неведомо откуда людей, детей, юных девушек и не менее юных мужчин — студентов. На улицах толчея из машин, которые не знают, как им разминуться и куда им деться. Шум проникает со всех сторон, хотя еще совсем недавно он был незаметен.
Солнце заползает за низкие тучи и все вокруг становится серым, унылым и сырым. Дождевые струи нудно тянутся с небес, заливая тротуары так, что от воды некуда деться. Темнота раздвигает время, делая вечера все длиннее и длиннее. Воздух быстро остывает, а прогноз погоды безрадостно сулит — «дожди, дожди, дожди и не выше +10». Деревья говорят тем тревожным шумом, который словно предвещает близкую осень. Кажется, что жизнь замирает под влиянием холода, низких туч и беспрерывной сырости.
Исход лета…
Но этот унылый плен не вечен. Солнце вдруг разрывает облака и все вокруг наполняется светом. И трава еще распространяет легкий запах лета. И невидимые кузнечики еще кое-где цвиркают как ни в чем не бывало. И тепло еще чудится в воздухе.
Выходит, свиток свернулся не до конца.




Комарово

Комарово — это ощущение высоких, спокойных сосен, в вершинах и ветвях которых неторопливо шумит ветер. Это ощущение тишины, нарушаемое лишь ненавязчивым  шумом электричек, пробегающих вдали. Это ощущение леса, в котором ты живешь.
Это ощущение покоя, величия, умиротворения, внутреннего лада и несуетности. Это ощущение Жизни, которая протекает рядом с тобой.




Январь в Берлине

Что же это такое — «январь в Берлине»?
Это не то, к чему я привык и о чем знал всю свою жизнь. Это не снег, схваченный морозом или тающий под ногами. Это не лишенные листьев деревья, стоящие сиротливо и неприкаянно. Это не холод, заставляющий стремиться к теплу. Это не мороз, который теребит, стимулирует — «двигайся, торопись, иначе замерзнешь!». И это не застывший, будто замерзший, воздух, кажущийся прозрачным и звонким, словно задетая кем-то струна.
Тогда, что же это такое — «январь в Берлине»?
Если обрисовать короткой и емкой фразой, то январь в Берлине — это период ранней теплой осени. Небо, затянутое серыми сплошными облаками, тепловатый неунывающий и неторопливый дождик, иногда переходящий в дождь, ветер, который лишь напоминает о себе, зеленые причудливые деревья и кусты, совсем не собирающиеся терять свои листья, словно говорящие — «эти листья принадлежат только мне, и я их вам не отдам!». И голые деревья, уже растерявшие без остатка свою листву и выглядящие от этого чуть одиноко. Это терпкий запах прелой мокрой листвы. Это птицы, дающие о себе знать разными голосами, принимающие этот январь как данность и не помышляющие о более теплых краях. Это пустынные тихие улицы в юго-западной части Берлина, где я поселился в маленьком отеле всего на несколько дней. Улицы, состоящие из уютных особняков, садиков, мощенных плиткой тротуаров узких мостовых, одиноких неспешных прохожих, изредка появляющихся собак, совершающих положенный им моцион вместе с хозяевами, редких машин, стоящих на обочине или  проезжающих мимо. Футболисты, азартно гоняющие мяч на стадионе, несмотря на дождь, прогуливающиеся по дорожкам парка люди, внезапно возникающие велосипедисты.
И темные воды канала, незаметно текущие неизвестно откуда и неизвестно куда.
Январь в Берлине — это тишина и покой, чего так часто не хватает в нашей, порой бестолковой, жизни.




Up-down

 Осень — противоречивая пора, текущая по своему закону — закону «вверх-вниз». Up-Down.
Вверх. И город накрывает «бабье лето», когда солнце щедро согревает нас и все вокруг,    воздух ласков и нетороплив, а небо высоко и просторно. Улицы оживают в суете и толкотне, во дворах галдеж от бабушек, вылезших на скамеечки. Вдруг приходит радостное удивление от того, что надета рубашка с короткими рукавами, хотя на календаре светятся двадцатые числа сентября, а не середина июля или августа.
Вниз. И тяжелые, темные тучи наползают на город, неся вместе с собой унылые нити воды, не знающие конца. Ветер налетает со всей злости, гоняя редких прохожих вон — домой. День неумолимо скрадывается, как шагреневая кожа, уступая место черноте и редкому свету фонарей.
Вверх. И заморозки схватывают землю и воздух, пробираясь холодом ближе к телу. Но небо чистое и на улице светло.
Вниз. И то ли дождь, то ли снег заваливает внезапно все вокруг. А под ногами скользко и сыро. И хочется к теплу.
Непонятное время года — осень.
Когда ты счастлив
Когда ты счастлив то чувствуешь, что в тебе живет легкая блуждающая улыбка, неярко светящая изнутри. Словно мерцающий огонек свечи, зажженный неизвестно когда и совсем не помышляющий о том, чтобы когда-нибудь погаснуть.
Когда…
Когда извергаются вулканы, то это значит, что Земля просто немного устала, раздражена, и ей нужно выплеснуть пар наружу. Чтобы продолжить терпеть нас дальше.



Копейка

Обычный поход в магазин в вечернюю пору. Ничего особенного.
Правда, пока я ожидал, когда миловидная девушка-продавщица нарежет сыр в отделе, где наряду с этими самыми сырами, продаются всякие колбасно-сосисочные изделия, дважды донеслось кошачье мяуканье. Не знаю, то ли чей-то мобильник вызванивал своего хозяина такими странными звуками, то ли действительно где-то прошмыгнул милый зверек из породы кошачьих.
Но когда девушка наконец-то подала сыр, я ей в ответ вежливо сообщил про слышанные мною голоса. Уходя, заметил, как продавщицы с беспокойным видом заглядывали под прилавок, совершенно забыв про нетерпеливо ожидающих покупателей.
Подхожу к кассе для расчета. Потребовались, наряду с бумажными купюрами, три копейки. Пока рыскал в своем кошельке в поисках мелочи, мы с кассиршей успели непринужденно обсудить значение копейки как показателя финансовой стабильности банковской системы Российского Государства.
Поиск мелочи занял не больше минуты.



Косточки

На автостоянке, где я держу свою машину, живет щенок. Обыкновенный такой, маленький песик, черный с белым, и с коротеньким хвостиком-завитушкой. Отроду ему несколько месяцев, ну может полгода. Откуда он приблудился — неизвестно. Да, в общем, это и неважно. Живет и все тут.
Обитает он главным образом возле будки дежурного, иногда убегая в своих играх к стоящим машинам, но недалеко — побаивается самостоятельности.
У меня иной раз случаются кости с остатками мяса после супа, и я отношу эти гостинцы щенку. Однако меня он дичится и близко не подходит, гладить себя не дает. Держит дистанцию. Я же не настаиваю. А гостинцы отдаю дежурному.
И общение наше происходит лишь посредством суповых косточек.



Кусочки счастья

Бывает такое в жизни… Случается вдруг.
Ты живешь себе в своем текущем дне, занимаешься обыденными делами. И голова твоя в этой обыденности сидит. И уши и глаза твои тоже в ней сидят. Все твое пребывает в текущем дне. В реальности.
И вдруг какое-то внешнее воздействие сдвигает тебя. Воздействие совершенно невинное, можно сказать — пустое. Выглядывающее сверху солнце, освещающее местность вокруг как-то не так. И ветер, почему-то дующий как-то по-особенному. И снег, лежащий на земле. И запах воздуха вокруг…Или не снег, а дождь льющий не как обычно. Все это вместе уже было раньше, когда-то давно. Несколько лет назад. И сколько лет прошло, ты и не помнишь уже. Стерлись подробности. Но это было…
И это внезапное воздействие перемещает тебя. Уводит из реальности. Тихонько раскрываются ворота памяти и ты медленно вплываешь в то далекое время позади…И тебя обволакивают кусочки счастья, которые были тогда, давно… В такой же точно день. Но только много лет назад.
Ты чувствуешь то прошлое счастье теперь, сейчас, спустя много лет. Кусочки счастья ожили в тебе…
И становится легко…
И немного грустно…
Грустно-светло…



Юрий Иоффе  — прозаик. Родился в 1960 году. По специальности врач. Публиковался в газете «Провинциальный интеллигент» (г. Костомукша, Республика Карелия) и журнале «Введенская Сторона» (г. Старая Русса, Новгородская обл.). Есть странички на Прозе.ру и Стихи.ру. Живет в г. Петрозаводске.