Книжно-Газетный Киоск


Рецензии


К. Ваншенкин. Оксфордский блокнот. Стихи 2010-2012 гг.
М.: Текст, 2017

Поэт — определение само по себе настолько сильное, что невольно отталкивает дополнительные. Гениальный или выдающийся, замечательный или популярный? И где переход? Конечно, все это неважно, если главное состоялось.
Константин Ваншенкин — автор известных песен и целого ряда лирических шедевров — как раз тот случай, когда дополнительные определения не обязательны.
Последние несколько лет жизни он записывал стихи в блокнот, подаренный дочерью, с изображением Оксфордского университета на обложке. Отсюда и название его новой книги — «Оксфордский блокнот». Она снабжена кратким, динамичным предисловием
(С. Чупринин) и хорошо составлена.
В ней, изданной через пять лет после смерти автора, К. Ваншенкин, всегда стремившийся сказать, а не говорить, радостно узнаваем. Его стихи — это ясность, точность, доверительность. Краткость. Сочетание собственного достоинства с уважением к читателю. Что касается, кстати, не только его стихов, но и прозы. Так, в свое время «Писательский клуб» почти утолил мое сожаление о том, что я не знал автора лично. Можно сказать, познакомились. «Я когда-то пил и ел,/ Явно пользуясь моментом,/ На веранде ЦДЛ,/ Под слегка провисшим тентом./ … И с внимательностью всей/ Воскрешала нам столица/ Потрясающих друзей/ Узнаваемые лица».
Немало значила, конечно, и война, через которую прошел К. Ваншенкин. В стихах, как и в жизни, ему хватало солдатской честности, добросовестности мастерового не врать и не кривляться.
Да и сама стилистика его поэтического высказывания просто не оставляет автору шансов скрыть, «заболтать» смысловую пустоту. Кажется, что словесная форма работает здесь лишь на облегчение понимания. Любым, в том числе случайным, совершенно неподготовленным читателем. Содержанию, сути служат и хорошая, крепкая рифмовка, и удобство чтения, и въедливая ненавязчивость подобных стихов.
Они рождаются ниоткуда. Из повседневного наблюдения — «Автомобиль съезжает с тротуара. Так человек слезает с табуретки…». Зацепившей книжной строчки — «Удивляет Ахматова нас,/ Безусловно к иному привыкших:/ «Я была у них несколько раз —/ Приезжала кататься на лыжах». И, конечно, воспоминаний —

Мир был безжалостно одинаков,
Когда раздумываешь о нем.
Мир тех землянок или бараков,
Где затруднительно быть вдвоем.

Что еще раз наводит на мысль о пребывании человечества внутри громадного, причудливо разветвленного литературного текста. Фрагменты которого более или менее удачно фиксируются в отдельных произведениях. «Пегас отмахивает рысью,/ Сообразуясь с седоком./ Художник близок к бескорыстью,/ Судьбе отдавшись целиком».
За такими стихами, конечно, нельзя не почувствовать и большую, кропотливую, систематическую работу — обязательную спутницу таланта, который состоялся на «длинной дистанции». Здесь надо много думать, переживать и не считаться с эмоциональными и многими прочими издержками. Это называется служением. Подобного отношения к своему труду всегда будет не хватать, и наше время здесь — не исключение. Сразу понятно, о какой «древней эпохе» упадка говорит автор, когда «Ушла серьезность, выродился юмор,/ Утеряно искусства естество,/ И никому не нужно мастерство,/ И самый стих, по сути дела, умер».
Но, в то же время, Ваншенкин даже в поздних стихах — уж никак не брюзжащий старик. При том, что изрядную часть их он написал в больнице: «А жизнь моя, в общем частная/ И думает о простом./ Тихонечко в ней участвуя,/ На койке лежу пластом». Но его жизнелюбие поражает. Он и теперь, по большому счету, говорит только о любви — к стране, женщине, миру. Причем именно к современному, а не миру вообще: «Так любят страждущего больного,/ Которого мы посещаем снова,/ В кошелку вкусное положив,/ Еще надеясь, что парень жив».
Именно эта любовь, в том числе — к своему призванию, является главной причиной того, что К. Ваншенкин является одним из самых ярких в отечественной литературе примеров кропотливой, систематической, заинтересованной работы над текстом.

Я научился на свои
Стихи смотреть как на чужие —
Их строчек плотные слои
Уже не раз отдельно жили.
Кручу строку и так и сяк.
Порой могу себя поздравить,
А все какой-нибудь пустяк
Порою хочется поправить.

Эти заключительные строчки «Оксфордского блокнота» не худо бы знать наизусть любому, особенно начинающему, сочинителю.
А так как любое хорошее стихотворение — сочетание не только таланта, труда, но и самой обыкновенной удачи, нельзя не сказать, что счастливых последствий таких совпадений по книжке рассыпано много: «В окне бежали дни, резвы,/ Все очевидней были дачи,/ И с шумом роща от листвы/ Отряхивалась по-собачьи». Или «Зал был холоден и зол,/ Но при помощи студентов/ С верхних ярусов сошел/ Оползень аплодисментов» и т. д.
Конечно, как в любом сборнике, стихи в новой книге не равнозначны по художественной ценности. Однако Ваншенкин принадлежит к авторам такого уровня, все произведения которых просто обязательны к публикации. А там время покажет.
Следующим шагом, весьма предсказуемым, тривиальным, но от этого не менее нужным, был бы выпуск избранных стихотворений Константина Ваншенкина. В конце концов, для человека, написавшего однажды «Я люблю тебя, жизнь», смерть — еще не повод молчать.

Арсений АННЕНКОВ