Алрой. — Лжемессия, появившийся около 1160 года в Багдадском халифате. Здесь, так же как в других азиатских странах, крестовые походы вызвали сильные волнения. Эмиры отдельных провинций порывали с багдадским халифом и начинали править самостоятельно. Алрой во время этой смуты решил добиться независимости для рассеянных в халифате евреев. Он обратился к единоверцам с воззванием: сообщил, что является мессией, — что послан Богом освободить их от мусульманского ига и завоевать для них Иерусалим. Но Алрой был убит, и поднятое им движение быстро угасло.
*
Несмотря на трагическую участь Алроя и полный провал всех его планов, легковерные евреи продолжали надеяться на скорое переселение в землю предков. И в Багдаде объявились двое посланников мессии. Они пришли в город с долгожданной вестью: вскоре, в одну ночь, все багдадские евреи будут перенесены по воздуху в Иерусалим.
Радости жителей еврейских кварталов не было предела. Сподвижники Алроя посоветовали всем отбывающим на родину отнестись к предстоящему пути серьёзно и подготовить к отправке своё имущество. Все хлопоты по перевозке грузов в Святую землю соратники мессии брали на себя. Они и в самом деле всячески содействовали сбору вещей. В указанную ими ночь евреи Багдада в необычайном подъёме духа забрались на крыши своих домов и стали дожидаться ветра, который перенесёт их в Иерусалим. Они долго томились под открытым небом, но чуда не произошло. А когда спустились с крыш на землю — обнаружили, что ветром сдуло двух посланников Алроя вместе с собранным для пересылки имуществом.
Вспоминая то время, багдадцы называли его годом перелёта.
История Алроя подтверждала Скрижалю уже подмеченную им закономерность: за вождями, которые искренне верят в своё мессианство и дают миру надежду на лучшее, очень скоро приходят корыстолюбцы и обманщики, извлекающие из этих чаяний выгоду.
Радости жителей еврейских кварталов не было предела. Сподвижники Алроя посоветовали всем отбывающим на родину отнестись к предстоящему пути серьёзно и подготовить к отправке своё имущество. Все хлопоты по перевозке грузов в Святую землю соратники мессии брали на себя. Они и в самом деле всячески содействовали сбору вещей. В указанную ими ночь евреи Багдада в необычайном подъёме духа забрались на крыши своих домов и стали дожидаться ветра, который перенесёт их в Иерусалим. Они долго томились под открытым небом, но чуда не произошло. А когда спустились с крыш на землю — обнаружили, что ветром сдуло двух посланников Алроя вместе с собранным для пересылки имуществом.
Вспоминая то время, багдадцы называли его годом перелёта.
История Алроя подтверждала Скрижалю уже подмеченную им закономерность: за вождями, которые искренне верят в своё мессианство и дают миру надежду на лучшее, очень скоро приходят корыстолюбцы и обманщики, извлекающие из этих чаяний выгоду.
*
Скрижаль позвонил в Москву своей двоюродной тётушке и напросился к ней в гости. Он знал, что тётушка живёт одна. Детей у неё не было. Несколько лет назад она похоронила мужа. Скрижаль видел её всего несколько раз в жизни, когда был подростком. Теперь он ехал к ней, чтобы расспросить о своих родных со стороны матери.
Тётушка, сухощавая, подвижная, оказалась словоохотливой. Она рассказала Скрижалю, что его прадед, её дед, Мойша был набожным. При ходьбе он сильно хромал и потому всегда передвигался с палкой. Мойша владел в Бердичеве довольно большой фабрикой, на которой производилась хозяйственная утварь: вёдра, корыта, тёрки, керосиновые лампы, жестяные коробочки для обувной мази и даже детские игрушки. На этой фабрике работало около ста человек, в том числе дети и внуки хромого Мойши и его жены Слувеите. А детей у них было девять: три дочери и шестеро сыновей. На фабрике своего родителя трудились и Пинхас — дед Скрижаля, и Фройка — отец самой тётушки.
В 1927 году, после того как Мойше исполнилось девяносто лет, он умер. Спустя пару месяцев скончалась и Слувеите. В то время в Стране Советов ожесточилась борьба с частной собственностью. Опасаясь репрессий, Пинхас вместе со своей женой и малолетней дочерью — будущей матерью Скрижаля — уехал в Киев, где вступил в артель и работал слесарем. Во время войны Пинхас находился в ополчении и с фронта не вернулся — пропал без вести.
Тётушка обладала замечательной памятью. Она вспоминала о Бердичеве и его окрестностях, о дедовой фабрике и о том, кто и какие обязанности там выполнял; она рассказывала о судьбе каждого отпрыска из многочисленного потомства Мойши и Слувеите и, конечно же, о своих родителях, которые тоже спешно перебрались с пятью своими детьми в Киев. Хотя Фройке, отцу тётушки, удалось вовремя уйти от бердичевских конфискаторов собственности, он не избежал, однако, встречи с киевскими пролетариями, также охочими до чужого добра. В Киеве Фройка работал кустарём-одиночкой. В 1929 году к нему в дом пришли трое внушительного вида мужиков и в присутствии перепуганных домочадцев стали скрупулёзно переписывать всё имущество. Закончив с бумажными делами, они погрузили на телегу всё, что сочли нужным, даже детские вещи. При этом тяжёлый токарный станок и другие орудия труда не тронули. Фройка так и остался в неведении, кто его обокрал: то ли представители тогдашней бандитской власти, то ли просто грабители, которые взяли на вооружение методы работы советских властей.
Тётушка, сухощавая, подвижная, оказалась словоохотливой. Она рассказала Скрижалю, что его прадед, её дед, Мойша был набожным. При ходьбе он сильно хромал и потому всегда передвигался с палкой. Мойша владел в Бердичеве довольно большой фабрикой, на которой производилась хозяйственная утварь: вёдра, корыта, тёрки, керосиновые лампы, жестяные коробочки для обувной мази и даже детские игрушки. На этой фабрике работало около ста человек, в том числе дети и внуки хромого Мойши и его жены Слувеите. А детей у них было девять: три дочери и шестеро сыновей. На фабрике своего родителя трудились и Пинхас — дед Скрижаля, и Фройка — отец самой тётушки.
В 1927 году, после того как Мойше исполнилось девяносто лет, он умер. Спустя пару месяцев скончалась и Слувеите. В то время в Стране Советов ожесточилась борьба с частной собственностью. Опасаясь репрессий, Пинхас вместе со своей женой и малолетней дочерью — будущей матерью Скрижаля — уехал в Киев, где вступил в артель и работал слесарем. Во время войны Пинхас находился в ополчении и с фронта не вернулся — пропал без вести.
Тётушка обладала замечательной памятью. Она вспоминала о Бердичеве и его окрестностях, о дедовой фабрике и о том, кто и какие обязанности там выполнял; она рассказывала о судьбе каждого отпрыска из многочисленного потомства Мойши и Слувеите и, конечно же, о своих родителях, которые тоже спешно перебрались с пятью своими детьми в Киев. Хотя Фройке, отцу тётушки, удалось вовремя уйти от бердичевских конфискаторов собственности, он не избежал, однако, встречи с киевскими пролетариями, также охочими до чужого добра. В Киеве Фройка работал кустарём-одиночкой. В 1929 году к нему в дом пришли трое внушительного вида мужиков и в присутствии перепуганных домочадцев стали скрупулёзно переписывать всё имущество. Закончив с бумажными делами, они погрузили на телегу всё, что сочли нужным, даже детские вещи. При этом тяжёлый токарный станок и другие орудия труда не тронули. Фройка так и остался в неведении, кто его обокрал: то ли представители тогдашней бандитской власти, то ли просто грабители, которые взяли на вооружение методы работы советских властей.
*
Погостив у тётушки несколько дней, Скрижаль уехал домой с вычерченным на листе бумаги довольно ветвистым родословным деревом со стороны своей матери. Картина получилась удручающая. Из проставленных пометок Скрижаля следовало, что ветви этого дерева были большей частью выжжены пламенем войны, а очень многие даже не успели дать побегов. На один живой отросток тут приходилось несколько мёртвых: «убит фашистами в Коростене», «расстреляна с двумя детьми в Бабьем Яру», «воевал и погиб под Ленинградом», «живёт в Киеве», «воевал и погиб под Москвой 18-летним», «уехал в Америку», «вместе с тремя малыми дочерьми расстреляна в Бердичеве»...
