Скрижалю не пришлось просиживать в библиотеках и архивах в поисках документов, свидетельствующих об организованном уничтожении евреев в середине XX века. Работу по сбору исторических материалов уже проделали другие. От него требовалось только желание прикоснуться к этой теме — обратиться к фактам, которые не сулили ничего, кроме потрясений и ужасов.
Бывая в Москве, он каждый раз наведывался в букинистические магазины на Арбате, где приобретал нужную литературу. В один из последних приездов в столицу ему попалась на глаза невзрачная на вид книга, изданная в Израиле Институтом Памяти жертв нацизма. Тогда он почему-то её не купил. И только теперь, порывшись в библиотечных каталогах Тулы и обнаружив полное отсутствие какого-либо материала по интересующей его теме, он вспомнил о том виденном на Арбате сборнике исторических документов.
Всю дорогу до Москвы Скрижаль волновался, не исчезла ли с полки та книга. Но она стояла на том же месте. Товар подобного рода не был из ряда ходовых. Его современников, как до недавнего времени и его самого, мало интересовали ужасы прошлого. Ни от отца, который воевал и прошёл всю войну до Берлина, ни от других фронтовиков, ни от людей, ставших свидетелями злодеяний фашизма, он почему-то никогда не слышал рассказов о смертях и насилиях. Видно, это в природе человека: стараться не думать, не вспоминать о страшном.
Ещё в магазине Скрижаль полистал сборник и нашёл в нём множество исторических документов об уничтожении евреев нацистами в 1941-1944 годах. Когда он расплатился за книгу, ему хотелось тут же отправиться в обратный путь, но возвращаться в голодную Тулу без продуктов было безумством. Проведя в Москве ещё несколько часов в очередях продовольственных магазинов и закупив невесть какие съестные припасы, он поехал на Курский вокзал. Скрижаль спешил домой, чтобы на время отстраниться от действительности и пережить трагедию, которая постигла его народ в середине XX века.

С приходом к власти нацистов в 1933 году началось изгнание евреев из всех областей экономической и культурной жизни Германии. В скором времени такая дискриминация обрела законную силу. 15 сентября 1935 года на съезде национал-социалистической партии в Нюрнберге по инициативе Гитлера были провозглашены два законодательных акта, незамедлительно и единогласно принятые здесь же сессией Рейхстага. Статья вторая «Закона о гражданстве Рейха» гласила: отныне гражданином страны может быть лишь тот, в ком течёт «германская или родственная ей кровь и кто своим поведением доказывает желание и способность преданно служить германскому народу и Рейху». Другое постановление новой власти — «Закон об охране германской крови и германской чести» — запрещал браки и внебрачные связи между евреями и «гражданами германской или родственной ей крови». На основании этих законов было принято ещё двенадцать постановлений, которые, с одной стороны, лишили евреев возможности заниматься почти всякой профессиональной деятельностью, а с другой — ограничили свободу их передвижения.
5 января 1938 года Германия приняла закон, который предписал всем евреям мужского пола добавлять к своему имени имя «Израиль», а женщинам — имя «Сарра». В апреле того же года была введена обязательная регистрация еврейского имущества, и примерно в это же время евреев стали заключать в концентрационные лагеря.
Летом 1938 года в Германии и в аннексированных ею Австрии и Судетах начались еврейские погромы. Эмиграция евреев, которая до 1938 года носила добровольный характер, стала теперь принудительной и сопровождалась конфискацией имущества изгнанников. По официальным подсчётам Лиги Наций, в течение 1933-1939 годов Германию покинуло больше половины живших здесь евреев — 329 000 человек. На территории оккупированной Польши евреев стали поселять в гетто и запретили им выходить за пределы этих зон.
До нападения Германии на Советский Союз число евреев на завоёванных нацистами территориях европейских стран составляло более трёх миллионов. Через несколько месяцев — после захвата фашистами земель на Востоке — это количество обречённых на смерть людей почти удвоилось.

В марте 1941 года Гитлер издал устный приказ о физическом истреблении евреев. В официальных документах нацистов, где заведомо преступные действия называть своими именами было запрещено, это распоряжение скрывалось за словами «окончательное решение еврейского вопроса». Перед началом войны с Советским Союзом, для исполнения этого приказа, в составе СС были сформированы четыре специальные оперативные группы — айнзацгруппы. Им предписывалось двигаться следом за наступающими регулярными войсками и организовывать на захваченных территориях массовые казни евреев.
Ещё не осознавая вполне, зачем это делает, Скрижаль переписывал на карточки исторические документы и показания очевидцев. Первым в его картотеку попал протокол допроса группенфюрера СС Отто Олендорфа — командующего айнзацгруппой D, одной из четырёх групп уничтожения. Допрос Олендорфа состоялся 3 января 1946 года на суде Международного военного трибунала в Нюрнберге.

Э й м е н, обвинитель от США: Скажите, сколько было всех айнзацгрупп и кто ими руководил?
О л е н д о р ф: Существовало четыре айнзацгрупп: группы A, B, С и D. Айнзацгруппу А возглавлял Шталекер, айнзацгруппу В возглавлял Небе, начальником айнзацгруппы С были доктор Раше и впоследствии доктор Томас, айнзацгруппу D возглавлял сначала Олендорф, а затем Биркамп.
[...] Э й м е н: Где действовала группа D?
О л е н д о р ф: Группа D действовала в Южной Украине.
[...] Э й м е н: В каких отношениях, если такие имелись, официальные обязанности айнзацгрупп были связаны с евреями и коммунистическими комиссарами?
О л е н д о р ф: Относительно евреев и коммунистов, айнзацгруппы и командиры отдельных айнзацкоманд имели устные распоряжения, полученные до начала выполнения заданий.
Э й м е н: Каковы были эти инструкции по отношению к евреям и коммунистическим деятелям?
О л е н д о р ф: Инструкции были такие, что в районах действий айнзацгрупп на русской территории евреи, а также советские политические комиссары должны быть ликвидированы.
Э й м е н: Когда вы говорите «ликвидированы», вы имеете в виду «убиты»?
О л е н д о р ф: Да, я имею в виду «убиты».
[...] Э й м е н: Объясните Трибуналу подробно, как проводились массовые казни.
О л е н д о р ф: Местная айнзацкоманда пыталась учесть всех евреев в своей области с помощью регистрации. Эту регистрацию проводили сами евреи.
Э й м е н: Под каким предлогом, если такой был, их собирали?
О л е н д о р ф: Под тем предлогом, что их переселяют.
Э й м е н: Продолжайте, пожалуйста.
О л е н д о р ф: Евреев после регистрации собирали в одном месте. Оттуда их позже перевозили к месту казни, которым, как правило, был противотанковый ров или естественный овраг. Казни осуществлялись по-военному, стрельбой по команде.
Э й м е н: Каким образом их транспортировали к месту казни?
О л е н д о р ф: Их привозили к месту казни на грузовиках. Всегда привозили столько, сколько можно было казнить немедленно. Таким образом пытались держать промежуток времени от момента, когда жертвы понимали, что должно случиться, до времени казни как можно короче.
Э й м е н: Это была ваша идея?
О л е н д о р ф: Да.
Э й м е н: После их расстрела, что делали с их телами?
О л е н д о р ф: Тела закапывали в том же противотанковом рву или естественном овраге.
[...] Э й м е н: Всех ли из жертв, включая мужчин, женщин и детей, казнили одинаково?
О л е н д о р ф: До весны 1942, да. Затем последовал приказ Гиммлера, что женщин и детей в будущем нужно уничтожать в фургонах.
Э й м е н: А как женщины и дети подвергались казни раньше?
О л е н д о р ф: Так же, как мужчины: их расстреливали.
[...] Э й м е н: Опишите Трибуналу конструкцию фургонов и их внешний вид.
О л е н д о р ф: По внешнему виду этих фургонов нельзя было судить об их назначении. Они выглядели как закрытые грузовики и были устроены так, что при пуске мотора газ проходил в кузов, и смерть наступала примерно через десять — пятнадцать минут.
Э й м е н: Объясните подробно, как такие фургоны применялись для казни.
О л е н д о р ф: В фургоны погружали жертвы, и их везли к месту погребения, которое обычно было тем же, где происходили массовые казни. Время этой перевозки было достаточным, чтобы гарантировать смерть жертв.
Э й м е н: Каким образом вы принуждали жертвы войти в фургоны?
О л е н д о р ф: Им говорили, что их перевозят в другое место.
[...] Н и к и т ч е н к о, член Трибунала от СССР: В своих показаниях вы говорили, что айнзацгруппа имела целью уничтожение евреев и комиссаров. Правильно?
О л е н д о р ф: Да.
Н и к и т ч е н к о: Под какую категорию, как вы считали, подпадали дети? Почему вы убивали детей?
О л е н д о р ф: Был приказ о том, что еврейское население должно быть полностью уничтожено.
Н и к и т ч е н к о: В том числе и дети?
О л е н д о р ф: Да.

После того как 22 июня 1941 года немецкие войска перешли границу СССР, они в первые же дни войны продвинулись далеко вглубь территории страны. Следом за ними, согласно разработанным маршрутам, устремились оперативные группы
СС и немедленно приступили к своей кровавой работе. Тысячи евреев были расстреляны в самые первые дни войны Германии с Советами.
25-го и 26-го июня в Каунасе были убиты 1 500 евреев, а в последующие несколько дней — ещё 2 300 человек. Около 5 500 евреев погибло в первый месяц оккупации в городе Вильнюсе. Здесь, так же как в Каунасе и Риге, ещё до начала организованного истребления евреев немцами, первые акты насилий, убийств и грабежей совершили местные антисемиты и мародёры. До конца года в Вильнюсе было уничтожено ещё по меньшей мере 35 000 человек, отобранных по тому же национальному признаку. Из 33 000 евреев Риги, 27 000 были расстреляны в конце ноября — начале декабря 1941 года. В созданном в конце июля гетто Даугавпилса насчитывалось от 14 000 до 16 000 евреев. Начиная с 8 августа их также, партиями, уничтожили. Всего же в Прибалтике из 300 000 евреев, которые оказались на оккупированной немцами территории, более 240 000, то есть более 80%, было убито ещё до конца этого же 1941 года.
В Белоруссии лишь немногим евреям удалось эвакуироваться на восток Советского Союза и тем самым избежать гибели. В конце июня — начале июля в Брест-Литовске расстреляно более 5 000 евреев; в Пинске 5-7 августа — 4 500. Из 80 000 евреев, заключённых в гетто Минска, свыше 50 000 человек были уничтожены ещё до начала зимы 1941 года. В сентябре — октябре расстреляно 10 000 еврейских жителей Могилёва и более 15 000 — Витебска. 20 октября было убито 8 000 евреев города Борисова. 7 ноября под деревней Киселевичи уничтожено 20 000 евреев Бобруйска. В декабре — казнено 4 500 евреев города Новогрудка и 7 000 человек — в Полоцке...
Столь же чудовищным был далеко не полный перечень жертв первых месяцев геноцида и на территории Украины. С 30 июня по 3 июля 1941 года уничтожено более 3 000 евреев города Львова. В июле проводились массовые расстрелы в Житомире. В Бердичеве 15 сентября убито 12 000 евреев; в Херсоне и Николаеве во второй половине сентября — 22 464 человека; в Киеве, в Бабьем Яру, 29 и 30 сентября — 33 771 человек; в Умани в сентябре месяце — 6 000; в Днепропетровске 13 октября — 11 000; в Мариуполе 20-30 октября — 8 000; в Одессе в октябре — около 38 000; в Кременчуге с 28 октября по 7 ноября — от 7 000 до 8 000; 26 декабря в Харькове — около 15 000 евреев; в лагере Богданова 21-31 декабря — около 50 000. До конца 1941 года в Западной Белоруссии и Западной Украине было казнено 15-20% общего числа еврейского населения этих территорий. Ещё более массовое уничтожение евреев развернулось тут позже — начиная с весны 1942 года.

Многочисленные свидетельские показания, собранные и изданные Институтом Памяти Яд ва-Шем, восстанавливали для Скрижаля жуткие события полувековой давности. Рассказы очевидцев — и палачей, и жертв — возвращали к жизни, в пределы его жизни, тех людей, которые стояли за бесстрастными, не укладывавшимися в сознание цифрами. И он сам становился свидетелем той страшной катастрофы.

Служащий 307-го полицейского батальона Гейнрих даёт показания об истреблении евреев Бреста 10 июля 1941 года:

О соблюдении порядка при расстрелах евреев печётся начальник 2-й роты резервного полицейского батальона, который наблюдал открытую для посторонних казнь в латвийском городе Лиепая в июле 1941 года:

О необходимости упорядочить работу конвейера смерти говорится, в частности, и в оперативном отчёте о деятельности айнзацкоманды 10-а, которая входила в айнзацгруппу D. Этот рапорт помечен датой 17 июля 1941 года и грифом «Совершенно секретно». В нём начальник полиции безопасности и СД критикует действия румынских солдат в городе Бельцы, в Бессарабии:

Младший лейтенант госбезопасности Дорофеев пишет рапорт об истреблении всех евреев Витебска в конце сентября 1941 года:

Обер-лейтенант Бингель командовал в Умани охраной аэропорта, в районе которого происходили расстрелы евреев в сентябре 1941 года. Он рассказывает об увиденном:

Скрижаль первый раз за прошедшие четыре дня вышел из дома — за хлебом. На улице его не оставляло ощущение, что он явился с того света в этот — где смеются, делают покупки, строят планы на будущее, ругаются из-за мелочей. Сейчас этот мир казался ему чужим. Ещё издалека, по заворачивающей за угол дома очереди он понял, что ему повезло — в булочную привезли хлеб. Он достоялся, взял буханку, расплатился и поспешил в обратную сторону — туда, где убивали.

Оберштурмфюрер СС Хефнер свидетельствует, как препирался он с начальником зондеркоманды 4-а Паулем Блобелем из-за приказа о расстреле еврейских детей в украинском городе Белая Церковь. Спор был о том, кто должен исполнить этот приказ. Необходимость истребления ребят под сомнение не ставилась:

Скрижаль прослеживал и за тем, как решался вопрос об уничтожении евреев в тиши кабинетов.
31 июля 1941 года, когда тысячи евреев на оккупированных советских территориях были уже уничтожены, рейхсмаршал Геринг дал указание начальнику полиции безопасности и СД Гейдриху составить план мероприятий и всесторонне подготовиться к истреблению евреев во всех покорённых Германией или зависимых от неё странах Европы. На языке государственных деятелей Третьего рейха этот геноцид назывался всеобщим или окончательным решением еврейского вопроса.
Скрижаль дословно переписал себе на карточку этот приказ:

В августе 1941 года вся захваченная германскими войсками часть Советского Союза, оказавшаяся далеко в немецком тылу, была передана в управление гражданским властям Германии. Эту территорию разделили на две административные единицы — рейхскомиссариаты. Один из них охватывал Украину. Второй рейхскомиссариат под названием Остланд включал в себя Литву, Латвию, Эстонию, западные районы Белоруссии, а также города Минск и Слуцк.
13 августа 1941 года рейхскомиссар Остланда Генрих Лозе издал и разослал руководителям подчинённых ему областей «Временные директивы по обращению с евреями на территории рейхскомиссариата Остланд». Эти указания являлись временными потому, что определяли порядок действий немецких властей в тех случаях, когда уничтожение евреев на местах по каким-либо причинам откладывалось. Во вступительной части секретных инструкций было сказано: «Единственная цель этих временных директив — обеспечить то, чтобы всюду и во всех случаях, когда дальнейшие меры по окончательному решению еврейского вопроса невозможны, генерал-комиссар или гебитскомиссар приняли минимальные меры».
Скрижаль переписал и занёс в свою картотеку и этот документ. В той части, где речь шла об установлении национальности человека, говорилось: «II Евреем считается тот, кто происходит, по меньшей мере, от трёх дедушек или бабушек, которые в расовом отношении являются чистокровными евреями». Тут же, следом, шло дополнение, явно противоречащее предыдущему заявлению: «Евреем считается также тот, кто происходит от одного или двух дедушек или бабушек, чистокровных евреев, а также тот, кто: а) принадлежит или принадлежал к еврейской религиозной общине, или б) на 20 июня 1941 г. или позже состоял в зарегистрированном или незарегистрированном браке с евреем или еврейкой согласно определению, данному этими директивами, или же вступит в такие отношения». Следующим параграфом этого документа способ определения еврейства совсем упрощался: «III В случае сомнения гебитскомиссар или штадтскомиссар решает, кто является евреем, по своему усмотрению в соответствии с определениями этих директив».
Согласно этому, изданному рейхскомиссаром Лозе документу, евреям запрещалось менять место жительства, посещать театры и кинотеатры, школы любого типа и библиотеки, пользоваться не только общественным транспортом, но даже тротуарами. Этими же директивами генерал-комиссарам предписывалось обеспечить в подведомственных им областях немедленную регистрацию всех евреев, а также издать распоряжение об обязательном для них ношении опознавательных знаков — «постоянно видимых жёлтых шестиконечных звёзд по меньшей мере 10 см в поперечнике на левой стороне груди и на середине спины». В число минимальных мер входило и требование сосредоточить евреев в больших городах, где их полагалось поселять в гетто и тем самым полностью изолировать от местного населения.

Наряду с проведением в Остланде минимальных, подготовительных мероприятий, которые сформулировал рейхскомиссар Генрих Лозе, нацисты приступили к уничтожению евреев.
Иехудит Трояк рассказывает о дороге смерти, которой она, одиннадцатилетняя девочка, прошла в сентябре 1941 года вместе с другими евреями, расстрелянными в Понарах, около Вильнюса:

Скрижаль очнулся от ощущения огромной тяжести, давившей на него. Он понял, что лежит на дне оврага, придавленный мёртвыми, но ещё тёплыми человеческими телами. Он попробовал пошевелиться — не удалось; попытался вспомнить, как шёл на смерть и почему остался жив, но и этого не смог. Он знал, что кругом темень и всё равно ничего не удастся рассмотреть, но сделал над собой усилие и открыл глаза: хотел проверить, находится ли в могиле или же всё это снится. Оказалось, он дома, в своей кровати, а темно — оттого что ночь. Но даже придя в сознание, он не освободился от тяжести давившего на него груза. Скрижаля не оставляло ощущение, что он, почему- то ещё живой, всё-таки лежит на дне оврага в груде мёртвых человеческих тел.

В Бабьем Яру, на окраине Киева, только за два дня 29-30 сентября 1941 года число расстрелянных евреев по официальной сводке нацистов составило 33 771 человек. Об этом изуверском уничтожении людей дал показания водитель грузовика, немец Хефер:

Факты планомерного истребления еврейского народа нацистами Советская власть от своих граждан всячески утаивала. Если Гитлер открыто проповедовал и осуществлял геноцид еврейского народа, то Сталин и его преемники на посту руководителя Советской державы проводили по отношению к жившим здесь евреям скрытую дискриминацию. Следствием такой национальной политики являлось, в частности, и нежелание киевских властей поставить памятник в Бабьем Яру, где было убито более ста тысяч киевлян. Сама тема истребления евреев во время Второй мировой войны оставалась в СССР запрещённой в течение всех послевоенных лет — вплоть до конца восьмидесятых годов XX века, когда коммунистическая империя стала разваливаться и цензура утратила контроль над печатной продукцией.
Кое-что Скрижаль понаслышке знал об уничтожении евреев нацистами. Но факт расстрелов в Бабьем Яру, в Киеве — городе, где он родился и вырос, — прежде как будто не касался его лично. В своё время он пережил услышанное от родных о казнях евреев так, как случается это при известии о несчастье, которое постигло незнакомых людей: посочувствовал, подержал какое-то время боль в сердце, а через день-другой отпустил и забыл о ней.
Теперь Скрижаль в полной мере осознал наконец, что и ему самому уготовано было нерождённым, не появившимся на свет лежать под землёй в Бабьем Яру вместе с его девятнадцатилетней мамой. Его бабушка Рахиль спаслась и уберегла своих двух дочерей только благодаря тому, что им удалось эвакуироваться из Киева на Урал. А дочери Рахили уже после войны дали жизнь своим детям, одним из которых был Скрижаль.

Чудовищная бойня в Бабьем Яру осталась запечатлённой и в рассказе женщины, шедшей туда на казнь:

Дорога в Бабий Яр проходила отныне и через его, Скрижаля, судьбу — так, будто и ему досталась трагическая участь, которая выпала в середине XX века на долю каждого третьего из восемнадцати миллионов живших на свете евреев. Он отчётливо увидел себя в ту роковую для евреев Киева осень. Он вышел тогда на дорогу, ведущую к Бабьему Яру, и оказался в колонне шедших на расстрел людей. Порывы холодного ветра проникали к телу. В этот час для него не было ничего реальней прелого запаха шуршащей под ногами листвы и зловещего карканья жирных чёрных ворон, которые то взмывали в воздух, то грузно опускались на ветви раскидистых вязов. Если происходившее и казалось ему в чём-то нереальным, то скорее из-за неспособности смириться с фактом сознательного, в деталях спланированного уничтожения вооружёнными людьми миллионов ни в чём не повинных мирных жителей. Всё ещё сомневаясь в достоверности этой страшной действительности, он шёл на смерть вместе со всеми, сдавал свои документы и раздевался донага. Перед тем как уничтожить физически, палачам нужно было унизить его, растоптать в пыль его человеческое достоинство. Стесняясь своей наготы перед раздевающимися тут же детьми и женщинами, Скрижаль подходил вместе с ними к краю обрыва и был расстрелян и лежал в том набитом окровавленными телами овраге.
И не только один раз, не только в том овраге уничтожали его, как стало казаться Скрижалю, — он принял смерть вместе с каждым из казнённых людей. И каждое из тысяч и тысяч окровавленных, погребённых во всех траншеях и рвах бездыханных тел стало чудиться ему собственным погибшим телом. Но многократно убитый, он поднимался — покидал свою мёртвую оболочку — и как-то продолжал жить.
Он вчитывался в показания очевидцев и становился под расстрел опять и опять.

Несмотря на открытую политику геноцида, проводимую Третьим рейхом по отношению к еврейскому народу, нацисты старались делать эту кровавую работу чужими руками.
В секретном отчёте от 15 октября 1941 года айнзацгруппы А, которая действовала в Прибалтике, еврейские погромы, учинённые не оккупантами, а местными жителями, названы акциями самоочищения.

В этом же рапорте, помимо сообщений о достигнутых успехах, говорилось и о факторах, которые препятствовали быстрому исполнению главного для айнзацгрупп приказа:

Главной возражавшей стороной в деле поголовного истребления евреев на захваченных Германией прибалтийских землях являлся, как ни странно, рейхскомиссар Лозе — тот самый, который издал «Временные директивы по обращению с евреями» в Остланде. Обязанности главы гражданской администрации восточных территорий не давали ему, возможно, до конца осознать, что уничтожение квалифицированных кадров необходимо — что «речь идёт о выполнении основополагающих приказов». В письме, которое он послал своему шефу — рейхсминистру восточных оккупированных территорий Альфреду Розенбергу, — читается с трудом сдерживаемое недовольство:

Генрих Лозе не удостоился внимания рейхсминистра. Ответ из Берлина пришёл ему за подписью Отто Бройтигама, начальника политического отдела министерства оккупированных восточных территорий:

Скрижаль вспомнил, что не так давно уже сталкивался с историческими событиями, в которых экономический ущерб от истребления евреев в расчёт не принимался. Он стал перебирать картотеку, перелистал свои недавние записи и обнаружил то, с чем перекликалась готовность нацистов понести убытки ради душегубства. Именно такой вывод — что организаторы убийств сознательно шли на материальные потери, связанные с уничтожением людей, — он сделал, изучая факты расправ над евреями во время чумы, в середине XIV века, в Германии.

Зимой 1941-42 года количество массовых расстрелов евреев значительно сократилось. Случилось это не потому, что руководство Третьего рейха изменило свои планы относительно размаха проводимых казней. Просто гораздо тяжелей стало рыть огромные могильные ямы в промёрзшей земле.
Тем не менее и зимой конвейер смерти не останавливался.
Истребление сорока восьми тысяч евреев лагеря Богдановка в декабре 1941 года засвидетельствовано в обвинительном акте по делу Исопеску румынского губернатора области Голта:

Учительница Фаина Симкина находилась в числе евреев, которых вели на расстрел в белорусском местечке Шамово. Она осталась в живых и рассказала о том, что пережила:

Весной 1942 года, когда потеплело и стало возможно рыть могильные ямы, массовые расстрелы евреев возобновились. Но лидеры Третьего рейха были извещены, что необходимость истреблять в таких колоссальных количествах детей, женщин, стариков и постоянно видеть тысячи окровавленных тел ужасает даже тех, для кого убийство стало работой. И Гиммлер издал приказ об уничтожении людей новым способом — в газовых автофургонах. В народе их стали называть душегубками. Этот метод казни был избран как значительно более гуманный по отношению к палачам.

О новом способе истребления людей — о его применении в городе Сталино, как до 1961 года назывался Донецк, — оставил показания служащий зондеркоманды-6, участвовавший в казнях:

Бескровный способ уничтожения евреев — в дороге, на колёсах — не оказался для нацистов наиболее приемлемым для решения поставленной перед ними задачи. Одной из причин ограниченного применения такого средства истребления людей было то, что использование газовых автомобилей не сняло проблему психологической травмы, наносимой немецким военнослужащим при исполнении обязанностей убийц. Больше того, работа с газом создавала теперь угрозу и физическому здоровью солдат Германии.

Доктор Беккер, унтерштурмфюрер СС, шлёт из Киева в Берлин рапорт о результатах своей инспекционной поездки по Украине, где действовали айнзацгруппы D и C:

Для исполнения приказа рейхсмаршала Геринга о подготовке к уничтожению евреев на территории Европы Гейдрих, начальник Главного управления имперской безопасности, созвал в Берлине, на Гроссен-Ванзее № 56-58, совещание. Оно состоялось 20 января 1942 года. Впоследствии эта конференция получила название Ванзейской. Гейдрих собрал очень узкий круг лиц, пятнадцать человек — руководителей и представителей различных министерств и ведомств рейха. Целью встречи было скоординировать действия всех этих учреждений в деле окончательного решения еврейского вопроса.
Протокол Ванзейской конференции, помеченный грифом «Секретный документ государственной важности», никак не предназначался для посторонних глаз. И всё-таки Скрижаль читал его и переписывал в свой домашний архив. Впрочем, посторонним он себя не чувствовал. Вопросы, которые обсуждались на этом совещании, касались его, Скрижаля, самым прямым образом. Речь здесь шла о том, что он не должен появиться на свет.
Проводил совещание сам Гейдрих. Сначала он сделал обзор действий, предпринятых в Германии против евреев начиная с довоенных лет. Он рассказал о периоде принудительной эмиграции евреев из Германии в 1939-1941 годах и последовавшем затем этапе эвакуации на Восток тех евреев, которые ещё оставались в стране. После этого Гейдрих подошёл к главной теме конференции. «Эти действия, — сказал он, — следует рассматривать лишь как предварительные, но тем не менее здесь обобщается практический опыт, который имеет важное значение для предстоящего окончательного разрешения еврейского вопроса. В это окончательное разрешение еврейского вопроса в Европе будут вовлечены около одиннадцати миллионов евреев, которые распределяются по странам следующим образом...». Тут же с немецкой точностью Гейдрих указал численность евреев в каждой европейской стране, из чего и получалась названная им цифра.
После такого вступления Гейдрих разъяснил общий подход к решению поставленной рейхсмаршалом Герингом задачи. Этот подход заключался в том, что евреев надлежало использовать на физически тяжёлых работах, в результате чего большая их часть должна была умереть. Тех же, кому рабский изнурительный труд окажется по силам, ожидала другая смерть: «С тем остатком евреев, который выживет, — а это несомненно случится, поскольку речь идёт о самой жизнеспособной части, — нужно будет обращаться соответствующим образом. Так как это будут наиболее здоровые от природы люди, то если их отпустить на свободу, они могут стать зародышем нового еврейского возрождения; следует учесть исторический опыт».
Возможность полумер или компромиссов в проведении геноцида нацисты не допускали. «В ходе практического осуществления окончательного разрешения еврейского вопроса, — заявил присутствующим Гейдрих, — Европа будет прочёсана с запада на восток».
В протоколе этого совещания, как во всех, даже самых секретных документах Третьего рейха, карательные меры против евреев не были названы своими именами. Однако скупые записи о работе Ванзейской конференции недвусмысленно свидетельствовали, что государственные мужи Германии искали такие пути истребления народа Израиля, которые не допустили бы возможность передачи следующим поколениям даже малой примеси еврейской крови. Относительно чистокровных евреев всё было ясно и ранее. Теперь же эти планы были дополнены указанием лишить права на жизнь и на рождение детей каждого, кого связывало с еврейством родство только по линии отца или только по линии матери. Гейдрих ознакомил своих коллег с положениями новой инструкции. То была детально разработанная классификация людей, которые являлись нечистокровными евреями, с указанием предписанных для них карательных мер. Евреи наполовину — «лица смешанного происхождения первой степени», как названы они в этой классификации, — приравнивались к чистокровным евреям и должны были разделить общую участь народа Израиля. В особо оговорённых случаях для них допускалось сделать исключение, но все они, а также указанные в инструкции «лица смешанного происхождения второй степени» — евреи лишь на четверть, — подлежали стерилизации.

Не исключено, что пятнадцать руководителей важнейших служб рейха, которые собрались в Берлине на Гроссен-Ванзее, могли отыскать «лицо смешанного происхождения» даже не выходя из зала заседания. За изучением истории истребления евреев во Второй мировой войне Скрижаль нашёл статьи, в которых речь шла о вероятности еврейского происхождения не кого-нибудь, а самого организатора Ванзейской конференции — Гейдриха. Спектр мнений авторов этих материалов простирался от утверждения, что Гейдрих был евреем наполовину, до утверждения, что ни одного еврея у него в родне не было. Скрижаль потратил немало времени, чтобы понять, кто из авторов располагает неопровержимыми фактами, но ни у одного из них убедительных доказательств не обнаружил. Он оставил свои попытки выяснить национальность отца и матери Гейдриха, потому что в какой-то момент осознал: принадлежность любых двух людей к разным народам не говорит ещё, что у них нет общих предков. Вопрос лишь в том, в каком колене человеческого рода берёт начало их родство.

Скрижаль не сразу понял, зачем переписывает даже те документы, где не отразилось ничего кроме смертельной ненависти людей к себе подобным. Он пополнял свою картотеку не только рассказами уцелевших жертв нацизма, но и показаниями палачей, приказами об уничтожении мирного населения и материалами, подобными протоколу Ванзейской конференции. Это влечение напомнило ему желание, которое в своё время побудило его переписывать от руки библейские тексты.
История истребления еврейского народа в годы Второй мировой войны прошла через его сердце как факт его собственной жизни. И в этой катастрофе он видел себя разделяющим не только участь жертв фашизма. Когда Скрижаль вникал в подробности этой трагедии и переписывал самые чёрные её страницы, он каким-то образом принимал на себя и всю неискупимую вину убийц за все их злодейства. Вместе с чувством общности своей судьбы с судьбами миллионов погубленных людей, вместе с прозрением родства по крови с каждым из душегубов, к нему пришло и стало развиваться видение того, что это он пал до зверства, до человеконенавистничества, до уничтожения себе подобных. И ему, Скрижалю, не было никаких оправданий.

До конца 1941 года массовые уничтожения евреев нацисты в основном проводили на территории Советского Союза. Руководство Третьего рейха высылало сюда также евреев Германии, Австрии и Чехословакии. Как видно поначалу, в качестве европейского кладбища для одиннадцати миллионов живших на континенте и приговорённых к смерти людей идеологи фашизма намеревались использовать огромную территорию СССР. Уже в августе 1941 года 14 000 евреев, высланных из Венгрии, прибыли на Украину, в Каменец-Подольский район, где их расстреляли. С конца декабря 1941-го до весны 1942 года специальными транспортами из Третьего рейха в Ригу было доставлено около 25 000 евреев. Часть из них везли прямо на место казни, в Румбуле. Остальных размещали в уже опустевшем к этому времени Рижском гетто; их уничтожили позже. Такая же участь постигла 35 000 евреев, депортированных из Германии, Австрии и Чехословакии в Минск. Продолжались и массовые расстрелы евреев, которые жили на оккупированной немцами части Советского Союза: в течение 1942 года на Украине и в Белоруссии были уничтожены сотни тысяч людей.
И всё-таки темпы истребления еврейского народа — и свинцом, и в душегубках — нацистов не удовлетворяли. Сразу после Ванзейской конференции, с начала 1942 года, на территории Польши — в стране наибольшей концентрации евреев и географическом центре их проживания в Европе — стали создаваться лагеря смерти: в январе — Освенцим-II, в марте — Собибур и Белжец, в мае — Майданек, в июле — Треблинка. По приказу Эйхмана, главного уполномоченного Гестапо по еврейскому вопросу, уничтожению в этих лагерях в первую очередь подлежали польские евреи и евреи, депортированные в Польшу из рейха. Но уже весной началась пересылка сюда евреев со всех концов Европы.
С тех пор, вплоть до ноября 1944 года, нацисты ежедневно уничтожали в лагерях смерти тысячи людей. Общее число погибших здесь, без учёта жертв концентрационных лагерей, составило более пяти с половиной миллионов человек. Из них четыре миллиона были евреями.

В лагерях смерти заключённых истребляли в газовых камерах. Скрижалю нужно было знать подробности, и он нашёл их в Краткой Еврейской Энциклопедии, изданной в Иерусалиме. Из статьи «Концентрационные лагеря» он выписал и занёс в свою картотеку свидетельство очевидца:

Помимо письменных свидетельств, Скрижаль нашёл и фотографии, сделанные в те страшные годы. На снимках были запечатлены и жертвы нацизма, и палачи, и вещественные доказательства массового умопомрачения людей. Женщины в истерике прижимают к себе детей и умоляют изуверов о пощаде; мальчик лет шести или семи с недетским, трагическим взглядом и поднятыми вверх руками стоит под дулом направленного в его спину автомата; голые женщины, некоторые — с малыми детьми на руках, выстроились во рву, в затылок друг другу, в очередь за смертью; складированные, как сырьё, человеческие тела на мыловаренном заводе; высоченные груды обуви — жертв Освенцима; гора очков, которые носили узники Освенцима, прежде чем были уничтожены...
Сознание Скрижаля сопротивлялось; ему не хотелось верить, что подобное возможно. Однако это было с человечеством. И с памятью об этом чудовищном прошлом Скрижалю теперь предстояло жить.
Поначалу он склонялся к мысли, что зверства фашистов превосходили злодеяния преступников и тираний прежних веков лишь потому, что самые худшие присущие людям качества оказались умноженными на степень развития технического прогресса, которого достигла цивилизация к середине XX века. Но он понял, в чём заблуждался. В прежние века погромщикам не давала покоя упорная приверженность иудеев своим религиозным традициям и та вина, которую на них возлагали: христиане — за смерть Иисуса, мусульмане — за обманутые надежды Мухаммеда. Стоило иудею принять веру окружающих людей — и опасность насильственной смерти ему больше не угрожала. Фашисты же от народа Израиля ничего не хотели. Религиозные взгляды евреев их абсолютно не интересовали. Это было человеконенавистничество в высшей его степени. Нацисты целенаправленно, методично истребляли людей, лишь за то, что они родились евреями.

После победы советских войск в битве под Сталинградом в феврале 1943 года немецкая армия начала отступать. И хотя исход войны уже определился, Гитлер не собирался пересматривать политику тотального уничтожения еврейского народа. Смертельно раненый зверь пятился, защищался, истекал кровью, но не выпускал свою жертву.
В 1943 и 1944 годах были ликвидированы все гетто, которые ещё оставались на Украине, в Белоруссии, Латвии, Литве и Польше. При этом евреев расстреливали, а если не расстреливали, то отправляли в лагеря смерти или в концентрационные лагеря — для выполнения нужных рейху работ. Концлагеря, куда отсылали только трудоспособную часть евреев, находились под управлением СС, так что и эта рабочая сила могла быть быстро уничтожена при получении соответствующего приказа.
О том, что раненый зверь обладал мёртвой хваткой, свидетельствовало выступление Гиммлера 4 октября 1943 года перед высшим офицерским составом СС в Познани. В этой речи Гиммлер подтвердил решимость национал-социалистов следовать политике геноцида евреев до конца. «Я хочу откровенно поговорить с вами об очень серьёзном деле, — обратился он к собравшимся. — Сейчас, между собой, мы можем обсуждать его вполне открыто, хотя никогда не станем говорить об этом публично... Я имею в виду депортацию евреев и истребление еврейского народа. Проще это звучит так: "Евреи будут уничтожены". И каждый член нашей партии безусловно скажет: "Искоренение евреев, истребление их входит в нашу программу — и это будет сделано"».

Выполнить свою программу до конца нацистам не дало только их поражение в войне. И всё же, как ни прискорбно было признавать Скрижалю, лидеры Третьего рейха могли умереть с некоторой удовлетворённостью от степени решения одной из главных своих задач. Германия ещё в 1943 году была объявлена «очищенной от евреев». Нацисты истребили около половины евреев, которые жили в Советском Союзе, Румынии и Венгрии. Число жертв среди евреев Литвы, Латвии, Эстонии, а также среди самого многочисленного в Европе польского еврейства составило около девяноста процентов.

Трагедия, которая прошла перед глазами Скрижаля, глубоко запала в его сердце. После всех пережитых им ужасов он утратил интерес к познанию мира. Ему казалось, он узнал такое, после чего никакие события — ни прошлого, ни будущего, как бы ни развивались, — уже не могли повлиять на его взгляды или добавить нечто существенное к тому, что он понял и выстрадал.
Если Скрижаль не проводил время с сыном, то просто сидел теперь в своей комнате за письменным столом. Он просиживал так часами, бесцельно глядя в окно, поверх крыш. Он наблюдал за тем, что происходит в небе; следил, как постепенно меняются там краски, как медленно сгущаются сумерки. В комнате становилось совсем темно, а он, не включая свет, всё так же неотрывно, отсутствующим взглядом продолжал всматриваться в ночь. Шёл день за днём, заканчивалась одна неделя и начиналась новая, а у него по-прежнему не было ни сил, ни желания возвращаться к историческим книгам и к своей картотеке.

Силы к Скрижалю помалу вернулись. А сознание того, что он всё ещё не знает ответов на многие поставленные перед собой вопросы, заставило его опять читать и думать, сопоставлять факты и высматривать в прошедших событиях как черты населяющих планету людей, так и характер самого мира. И после пережитой им трагедии тотального истребления евреев он проследил за тем, как проявили себя народы, которые оказались свидетелями этой катастрофы.

Начиная с 1938 года Гестапо предпринимало меры, вынуждавшие евреев к эмиграции из рейха. К этому времени волны антисемитизма перекинулись уже из Германии в другие государства Восточной и Центральной Европы. Антисемитская пропаганда и в этих странах стала перерастать в погромное движение. О своём намерении заставить евреев эмигрировать открыто говорило правительство Румынии. Польское правительство заявило, что в стране находится миллион лишних евреев, и оно послало на Мадагаскар комиссию с целью выяснить возможность переселения их на этот остров. Множество людей предчувствовало беду, и они стремились эмигрировать из заражённых духом нацизма стран. Но именно в это время все без исключения государства закрыли свои границы. Так возникла проблема еврейских беженцев. Как высказался тогда учёный и политик Хаим Вейцман, мир разделился на два лагеря: на страны, которые не желали иметь у себя евреев, и страны, которые не желали пускать их к себе.
В июле 1938 года в Эвиане, во Франции, по инициативе американского президента Рузвельта открылась международная конференция для обсуждения вопроса о беженцах. Она закончилась безрезультатно. Из тридцати двух странучастниц Эвианской конференции лишь Доминиканская Республика заявила о своём согласии принять сто тысяч человек.
Но и это предложение не было реальным из-за равнодушного отношения к той же проблеме остальных государств. Так, Великобритания согласилась участвовать в конференции лишь при условии, что вопрос об иммиграции евреев в Палестину затрагиваться не будет и что в Эвиане предстоит рассмотреть участь лишь тех евреев, которые уже покинули места своего проживания, а судьбы оставшихся в родных краях обсуждению не подлежат.
Но даже при закрытых границах тысячи евреев сумели в 1939-1941 годах переправиться из Европы в США, бежать в Японию, добраться до Палестины. Они спаслись благодаря усилиям еврейских организаций и помощи отдельных, не причастных к еврейству лиц. Эти люди рисковали служебным положением, но считали своим долгом помочь беженцам.
Сведения об истреблении евреев на оккупированных фашистами территориях стали попадать в мировую печать лишь в начале 1942 года. Мир относился поначалу к подобным свидетельствам с недоверием. Однако и после, когда сомнения в достоверности жутких вестей рассеялись, ни государства антигитлеровской коалиции, ни международные организации никаких попыток противодействовать этому геноциду не предприняли. Осенью 1942 года заместитель Эйхмана в Братиславе Дитер Вислицени сообщил еврейским представителям о готовности рейха выпустить из Европы миллион евреев в обмен на два — три миллиона долларов. Иными словами, Германия запросила от двух до трёх долларов за человека. Об этом предложении было сообщено правительству США, но ответной реакции не последовало.

Лишь 17 декабря 1942 года — спустя полтора года после начала массового уничтожения евреев на территории Советского Союза и Польши — союзники выступили с декларацией, в которой осудили массовые убийства. В апреле 1943 года под давлением общественности США и Великобритании на Бермудских островах состоялась конференция, на которой уполномоченные этих стран решали проблему беженцев. Единственным её результатом оказалось соглашение о возобновлении работы межправительственного комитета по делам беженцев, созданного на Эвианской конференции. Великобритания могла сделать вполне реальный, действенный шаг для спасения обречённых на смерть людей: снять установленные ею в 1939 году ограничения на иммиграцию евреев в Палестину, но такого решения опять не последовало.
Наконец, в январе 1944 года президент США Рузвельт учредил Совет по делам беженцев, куда вошли министры иностранных дел, финансов и обороны. Этот Совет стал финансировать маломасштабные операции по спасению евреев Европы и оказанию им продовольственной помощи.
Особенными в ряду акций спасения евреев явились действия жителей Дании. С апреля 1940 года, с начала немецкой оккупации, до августа 1943 года евреи тут почти не пострадали, потому что общественность этой страны дружно за них вступилась. Евреям была обеспечена здесь полная политическая, социальная и юридическая защита. Когда же в сентябре 1943 года германские власти решили их депортировать, евреи — и жившие здесь, и бежавшие сюда из соседних стран — в количестве около восьми тысяч человек были переправлены в нейтральную Швецию. Правда, датские рыбаки затребовали с евреев за эту переправу очень большие деньги и получили их.
Во второй половине 1944 года представители нейтральных стран в Будапеште — шведский дипломат Рауль Валленберг и швейцарец Шарль Люц — спасли более тридцати тысяч евреев, снабдив их подлинными или поддельными документами. В конце 1944 и в начале 1945 года дипломатическими усилиями норвежского, датского и шведского правительств из нацистских лагерей были вытребованы и эвакуированы те евреи, которые являлись гражданами скандинавских стран.
И всё же действия по спасению евреев оказались и запоздалыми, и малоэффективными. Серьёзных практических мер по предотвращению Катастрофы страны антигитлеровского блока не предприняли.

Полное равнодушие к участи своих граждан, которых фашисты планомерно истребляли, проявила Страна Советов. Хотя всех евреев на оккупированных врагом территориях СССР ожидала гибель, правительство во главе со Сталиным ни разу за время войны не обсуждало их положение. Ни со стороны властей, ни со стороны Коммунистической партии не последовало ни одного обращения к подпольным организациям или к народу с призывом оказывать евреям помощь.
Подобное безразличие к судьбе обречённых на смерть сограждан проявили не только власти, но и подавляющее большинство населения Советского Союза. В распоряжении Скрижаля имелись факты, которые свидетельствовали, что случалось, и соседи, и совсем незнакомые люди, рискуя жизнью, укрывали евреев у себя в домах, выдавали их за своих родственников, делились с ними последними крохами. Но также общеизвестным было и участие советских граждан в кровавых расправах над евреями, и доносительство местных жителей оккупационным властям о евреях, которые скрывались или просто утаивали свою национальность.

Скрижаль хотел также выяснить позицию представителей христианских церквей в годы истребления евреев во Второй мировой войне. Он нашёл то, что искал, но никаких существенных отличий от поступков мирян в действиях служителей церкви не увидел. Представляющая собой один из институтов цивилизации землян, церковь отражала тот же спектр присущих людям слабостей, пороков и добродетелей.
Католические церкви многих европейских стран — в Австрии, Италии, в Протекторате Богемия и Моравия, в Финляндии, Польше, России — не выступали в ходе Второй мировой войны с протестами против уничтожения евреев. В Германии католическая церковь и протестантская церковь подчинились принятым в стране законам и исключили христиан еврейского происхождения из числа своих прихожан. Так, повинуясь массовому умопомрачению, христиане вышибали из-под надстроек своей религии то основание, на котором она была воздвигнута. Если бы Пётр, Павел и все апостолы дожили до чёрных дней XX века и оказались бы в Германии — их бы в лучшем случае выставили из собора. И если бы второе пришествие Иисуса выпало на то страшное время, — пожалуй, и его не пустили бы в Божий храм: схватили бы и вместе с тысячами отобранных по составу крови людей отправили на смерть. Очень немногие служители церкви в Германии рисковали и прятали евреев у себя. А берлинский священник Бернхард Лихтенберг публично молился за евреев вопреки всему и всем.
Люди одного и того же духовного звания, вроде бы одной и той же веры совершали в это время диаметрально противоположные с точки зрения нравственности и любви к ближнему поступки. Факты опять говорили Скрижалю о том, что между высотой духовного сана и степенью гуманности людей никакой зависимости не наблюдается. И принадлежность пастырей к тому или иному религиозному течению никак не определяет степень их человеколюбия.
В отличие от иерархов Германии, высшие католические и протестантские чины Нидерландов открыто протестовали против преследования евреев. Католическая церковь здесь ещё в 1934 году запретила верующим участвовать в нацистском движении. В начале 1942 года католические епископы Нидерландов выступили с протестом против депортации евреев, а в мае того же года запретили участвовать в облавах на них всем католикам, служащим в полиции. Так же публично осудили высылку евреев из Норвегии и Дании лютеранские епископы этих стран. В 1939 году открыто протестовала против истребления евреев лютеранская церковь в Словакии. В то же время, сановники от лютеранства в Венгрии голосовали за антисемитские законы. В Швейцарии выступления епископов протестантской церкви привели к отмене санкций против еврейских беженцев, которые нелегально проникали в страну. С требованиями спасти евреев Европы обращались к своим правительствам, правда безрезультатно, и главы различных церквей США, и отцы англиканской церкви в Великобритании. Неоднократные протесты синода православной церкви Болгарии, адресованные правительству, а также личные обращения Софийского и Пловдивского митрополитов к царю Борису в значительной мере содействовали тому, что отправка евреев Болгарии в лагеря смерти не состоялась, хотя под нажимом из Берлина такая депортация планировалась. На Украине же и в Белоруссии немало представителей православного духовенства сотрудничали с нацистами.

Особенно интересовало Скрижаля то, как реагировал на Холокост глава Римской католической церкви. Свидетелями распространения чумы нацизма, как выяснил он, оказались два верховных понтифика.
Папа Пий XI издал в марте 1937 года энциклику под названием «С великой тревогой». Хотя прямо об антисемитизме Пий в этом послании не упомянул, он высказался против расизма как теории, которая не совместима с христианской верой. В своей речи 7 сентября 1938 года Пий осудил участие католиков в антисемитском движении. Причём он указал, что христиане как духовные наследники Авраама являются по духу тоже семитами. Однако итальянские газеты в отчёте о выступлении папы этот пассаж опустили.
В марте 1939 года папский престол занял Эудженио Пачелли, который принял имя Пий XII. Как политические, так и религиозные деятели мира неоднократно обращались к нему с просьбой выступить против истребления еврейского народа, но Пий XII своей позиции так и не выказал. Промолчал он даже во время облавы на евреев в Риме, когда около тысячи ни в чём не повинных людей, главным образом — женщины и дети, были схвачены и отправлены в Освенцим. Вместе с тем около четырёх тысяч евреев нашли укрытие в монастырях и зданиях, которые принадлежали католическим общинам Италии, а несколько десятков человек получили убежище в самом Ватикане.
Поскольку Гитлер и его ближайшие помощники были католиками, папа мог бы воспользоваться своим авторитетом, чтобы повлиять на ход событий. Он мог пригрозить изуверам отлучением от церкви или привести эту угрозу в исполнение, как поступали предшественники Пия XII по отношению к европейским монархам по куда менее значительным с точки зрения христианской морали поводам. Но папа, осведомлённый о зверствах фашизма, в течение всех долгих кровавых лет войны молчал.

Скрижаль давно не видел такого количества стоящих друг другу в затылок людей. Он шёл по улице вдоль тянувшейся очереди и стал зачем-то прикидывать, сколько тут выстроилось народу. Получилось около четырёхсот человек. По дороге он услышал, что в продовольственном магазине, куда заворачивала очередь, продают консервы и отпускают только по две банки на человека. Мужчина, который перебежал улицу и оказался на пути Скрижаля, подошёл к стоящим людям и поинтересовался, что здесь продают. «Консервы», — ответил ему кто-то из очереди. «А какие консервы?» — спросил он. На этот раз на его вопрос никто не отозвался. Только после паузы бабка в повязанной до глаз косынке раздражённо передразнила его: «Ка-ки-е, ка-ки-е...». Она зло посмотрела на переборчивого мужчину и громко рявкнула: «Консервы!».

Поздним январским вечером диктор телевидения зачитал правительственное постановление, которое предписывало всему населению Советского Союза сдать в трёхдневный срок все находящиеся на руках денежные знаки номиналом в пятьдесят и сто рублей — самые крупные купюры. В указе говорилось, что по истечении трёх дней эти денежные знаки станут недействительными и будут со временем возвращены их владельцам купюрами нового образца. Согласно прозвучавшему постановлению, каждый гражданин имел право сдать для последующего обмена деньги в сумме не более одного своего месячного оклада. Из этого, как понял Скрижаль, однозначно следовало, что все наличные, которые превышают месячный заработок, нужно просто выбросить.
Так правительство страны в очередной раз объявило, что интересы и прихоти власти превыше всего. Мол, я, Государство, хочу — печатаю деньги, хочу — отнимаю их, а посему сдайте-ка мне быстренько все крупные купюры; даю вам на это три дня; для возврата же денег срок себе назначать не буду, потому как, опять же, я — Государство, что хочу — то и делаю.
Советское правительство привыкло обманывать народ. Беззастенчиво солгало оно и в этот раз. Как видно, подготовку к такой широкомасштабной афёре провести совершенно скрытно не удалось — и разговоры о грядущем постановлении, наверное, пошли, поскольку накануне оглашения этого указа официальные лица публично выступили с заверениями, что слух о якобы планирующемся обмене денег ничего общего с действительностью не имеет. Теперь же, забыв о вранье, государственные мужи сообщали, что эта акция проводится с целью лишить дельцов, которые обосновались за границей, их незаконно вывезенных за пределы Советского Союза наличных денег.
Скрижаль давно подозревал, что в правительстве сидят бандиты. Теперь он в этом не сомневался.

Постановление о сдаче в трёхдневный срок самых крупных денежных знаков предписывало гражданам, где они должны это сделать. Работающим надлежало сдать деньги по месту службы, а пенсионерам и неработающим — в районных исполкомах.
Как не имеющий определённого места службы, Скрижаль относился ко второй категории людей. И на следующий день после выхода указа он отправился со своими подлежащими обмену купюрами в районный исполком. Было три часа дня. Он надеялся, что к этому времени пенсионеры свои деньги уже сдадут, и ему не придётся стоять в очереди. Но его надежда не оправдалась. Комиссия, образованная для проведения этого мероприятия, работать, как понял он, ещё даже не начинала. Её уполномоченные ждали поступления каких-то дополнительных инструкций.
Люди, которые стояли здесь первыми, пришли в исполком в шесть часов утра. За годы Советской власти граждане на собственном горьком опыте убедились в необходимости подобного заблаговременного появления у закрытых дверей. Для того чтобы попасть на приём к чиновнику или достояться к прилавку магазина, куда привезли вечером колбасу, стало обычным делом занимать очередь ни свет ни заря, за несколько часов до начала рабочего дня; в противном случае рискуешь оказаться в хвосте и тогда уж точно уйдёшь ни с чем.
По традиции, которая сложилась за десятилетия выстаивания в очередях, люди и здесь, в исполкоме, сами вели списки, где нумеровали фамилии очередников в порядке их прихода. Необычность этой очереди была лишь в том, что толпились тут не за продуктами, не за товарами, к чему давно уже привыкли, и не за разрешением на получение не хватающих на всех благ, а для сдачи собственных же денег. Скрижаль не решил, будет тут стоять или нет, но назвал свою фамилию дородной энергичной даме, которая ведала списками, и она продиктовала ему огромное число, означающее его порядковый номер.
Скрижаль знал цену деньгам, однако не относился к ним слишком серьёзно. Он мог расстаться с любой суммой, даже со всеми своими сбережениями, не делая из этого трагедии. Происходившее на его глазах взволновало его куда больше, чем возможная потеря нескольких сот рублей. В длиннющих коридорах толпились главным образом пожилые люди, а стульев в здании оказалось крайне мало. Старики, покряхтывая, стояли вдоль стен и у подоконников. Гнетущая атмосфера была исполнена человеческой болью и страданиями.
Бабуля вся трясётся и причитает:
— У-ю, ю-ю, ю, помираю я. У-ю, ю-ю, ю...
Её уже никто не слушает, а она смотрит в никуда и кому- то невидимому рассказывает, что сняла со своей сберкнижки всё до копейки себе на похороны, — чувствует, скоро конец. А деньги ей выдали крупными купюрами.
Молодая женщина держит на коленях испуганную дочку. Девочка молчит, а мать то успокаивается, то опять начинает плакать. Она приезжая; взяла с собой в дорогу крупные деньги и теперь не знает, как накормить дочь, — купюры, которые подлежат обмену, со вчерашнего дня не принимают нигде: ни в магазинах, ни в столовых. В железнодорожных кассах их тоже не берут, поэтому она с дочкой даже домой уехать не может.
Скрижаль пробыл в здании райисполкома около часа. Простояв вместе с ограбленными в очередной раз и униженными государством гражданами, он ушёл и унёс глубоко запечатлёнными в душе и согбенные фигуры стариков, и глаза испуганной девочки, и прикушенные, подрагивающие губы её матери, и незатихающее: «У-ю, ю-ю, ю, помираю я...».
До закрытия исполкома оставался час, а комиссия, назначенная для приёма от населения денег, к своим обязанностям ещё не приступала.

Даже здесь, в Туле, в крупном областном центре, недалеко от Москвы, местные власти не знали, как привести в исполнение правительственный указ о сдаче денег. Целый день из отпущенных на это мероприятие трёх суток тульские чиновники томили народ в очередях в надежде дождаться разъясняющих инструкций из столицы. Сколько же тогда предстояло хлебнуть людям на всей огромной территории страны, где единственным видом взаимных расчётов являлись наличные деньги, думал Скрижаль. Какой жестокий удар уготован был жителям бесчисленных деревень и сёл, где местами не только телевидения, но и телефонной связи нет, куда почта доставляется не каждый день или даже раз в неделю, а в это зимнее снежное время — и того реже. Бабули и деды хранили там свои накопления где-нибудь под матрасом. Они не желали, да и не могли ходить куда-нибудь километров за десять пешком в стужу, в слякоть и в зной к ближайшей сберегательной кассе, чтобы снять деньги или положить на свой счёт. Сколько же пережили самые разные люди, которые оказались в день выхода этого постановления с крупной суммой своих или чужих денег на руках; что испытали находившиеся в отпусках, в дороге — далеко от дома и от места работы, где можно было спасти хотя бы часть сбережений...

На исходе первого дня после выхода указа о сдаче денег, когда тульские власти пребывали ещё в полной растерянности, розовощёкие деловые парни на городском рынке принимали от сограждан сторублёвые купюры в обмен на две двадцатипятирублёвые без всякой очереди. Когда Скрижаль своими глазами увидел, как пожилая женщина в центре города, на улице Ленина, покупает у парня две 25-рублёвки за сто рублей, ему в очередной показалось, что он живёт в большом сумасшедшем доме.

Скрижаль не знал, как перенесли некие дельцы за границей потерю советских денег; скорее всего, разговоры о вражеских кознях толстосумов, которые сидят на рублях где-то за тридевять земель, были очередным блефом Кремля. Но он видел, какое потрясение испытала Тула. Понимал он и то, что вся советская страна, ошеломлённая грянувшим из Москвы указом о сдаче крупной наличности, не работала все эти три дня.
На улицах, в общественном транспорте, в очереди за хлебом, при встречах со знакомыми Скрижаль наблюдал проявление самых разных человеческих чувств. Он видел и полную растерянность, и панический ужас в глазах, и азартное стремление выкрутиться из трудного положения. Желающих сдать свои купюры на сумму от пятисот до тысячи рублей вынуждали на предприятиях приносить объяснительные записки: люди должны были указать, откуда у них такие сбережения. И каждый в меру своей фантазии сочинял небылицы типа: «Собирал деньги на покупку породистой собаки» или «Получил долг от двоюродного дяди, бравшего прошлой осенью у меня взаймы на покупку картошки». Вымышленное казалось людям почему-то более убедительным, чем очевидное, непридуманное: «Предпочитаю хранить свои деньги дома, нежели в сбербанке, на который вороватое государство может в любой момент наложить руку»; или же, в конце концов: «Моё! Где хочу — там и держу».
Больше тысячи рублей не имел право сдать никто.
Люди судорожно стали искать всякие неправедные пути, чтобы спасти свои, честно заработанные деньги. В стране, где сами власти то и дело преступали изданные ими же указы, многие граждане, повинуясь инстинкту самосохранения, тоже изрядно преуспели в изобретении способов обходить законы. Лучше других это, разумеется, получалось у профессионалов — у сумевших нажить таким, нечестным, образом свои капиталы. Изъятие накоплений у этих воротил, очевидно, и предусматривалось указом об обмене денег. Если бы в правительстве сидели думающие люди, они могли бы сообразить, что мошенники обойдут и это препятствие, а пострадают главным образом законопослушные граждане.
К началу третьих суток со дня обнародования постановления розовощёкие молодые парни скупали на городском рынке сторублёвые денежные знаки уже по цене двадцать пять рублей за штуку. Они принимали эти злополучные купюры по-прежнему без всякого ограничения и, надо думать, не в ущерб себе.