Книжно-Газетный Киоск


Протестантство. — Одно из трёх главных, вместе с католичеством и православием, направлений христианской веры. Протестантство включает в себя множество самостоятельных течений, возникших в XVI веке в ходе Реформации. От того времени — от раскола католичества — берут своё начало лютеранство, кальвинизм и англиканство; этот раскол привёл к появлению баптистов, методистов, адвентистов и других церквей.
Протестанты разделяют общехристианские представления о триединстве Бога и о бессмертии души. Главные отличающие их от католиков убеждения — спасение личной верой, свобода религиозных взглядов и священство всех верующих: в протестантских исповеданиях каждый христианин обладает правом общаться с Богом без какого-либо посредничества духовенства и может проповедовать. Протестанты отвергают непреложное для католичества церковное предание и признают лишь авторитет Библии.



*

Первые, ещё робкие, шаги на пути к восстановлению свободы религиозной жизни, которую Римская империя и церковь отняли у народов Средиземноморья, Западное христианство сделало на рубеже I и II тысячелетий. И хотя это движение только наметилось, оно безусловно знаменовало собой поворот духовно закрепощённых народов Европы от беспрекословного повиновения диктату папства к самостоятельному выбору каждым верующим своего пути служения Богу. Чтобы пробиться сквозь частокол запретов к непосредственному, естественному для человека, контакту с духовном началом мира, христианин средневековья должен был избавиться от навязанного ему посредничества. Первой преградой на пути духовного раскрепощения европейских народов стояла церковь — и ей пришлось потесниться первой.



*

Волна новых религиозных течений — еретическая с точки зрения церкви — в очередной раз накатилась на Европу с Востока. Учения гностиков и манихеев, которые распространились в Египте, Сирии, в Малой Азии, дали начало другим, родственным им, движениям: в VII столетии — павликанству в Армении, а в X веке — богомильству на Балканском полуострове. При довольно значительном разбросе во взглядах все представители шедшей с Востока мировоззренческой волны стремились к возрождению братских отношений между верующими, — таких отношений, которые бытовали среди первых христиан. Эти вольнодумцы отвергали полностью или частично и ветхозаветное, и новозаветное учение. Они не признавали ни обрядность, ни церковную иерархию. Носители столь дерзких для того времени убеждений появились на территории всей Южной Европы. В разных странах брожение умов принимало различные формы и названия. Именно оно вылилось позднее в движение протестантства.
В начале XI века в Южной Франции свободомыслящие люди называли себя катарами, от греческого слова kataros — «чистый». С конца XII столетия их стали именовать альбигойцами, по названию одного из главных центров движения — города Альби. Эти христиане отличались строгой нравственной жизнью и вроде бы никому не мешали. Но их взгляды не совпадали с фундаментальными положениями католичества. Катары отрицали христианский догмат о триединстве Бога, отвергали церковные таинства и не признавали папскую власть. Первый раз их отлучил от церкви в 1119 году папа Каликст II. Но ни это, ни повторённое через двадцать лет отлучение, ни другие испробованные церковью меры не заставили этих людей отречься от своих убеждений. И в 1209 году папа Иннокентий III объявил против альбигойцев крестовый поход. Он призвал к этому походу короля Франции и французское дворянство.
В кровавой бойне, которая последовала за призывом Иннокентия, пали тысячи людей. Но папе этого было мало, он хотел уничтожить абсолютно всех вероотступников, до последнего вольнодумца. Четвёртый Латеранский собор, проходивший в 1215 году под его руководством, постановил, что всем тем светским правителям, которые не очистят своих земель от еретиков, грозит отлучение от церкви и конфискация владений. После нескольких десятилетий жестоких побоищ альбигойцы были истреблены. Однако духовное пробуждение Европы уже началось.



*

Наряду с массовыми народными движениями, для которых рамки церковной догматики были тесны, эпоху Реформации приближали и отдельные одарённые личности с независимым складом ума.
Во второй половине XI века в поле пристального внимания католической церкви оказался Беренгарий Турский. Этот французский философ и богослов дерзнул в своих сочинениях поставить истину выше указов любого собора и выше мнения какого-либо высокого чина. Доводы разума и результаты научного подхода в изучении Священного Писания Беренгарий считал достоверней церковных преданий. За такие мысли, а также за свой, отличный от католического, взгляд на таинство причащения он был осуждён как еретик. Беренгарий от своих убеждений отрёкся, но до самой смерти находился под церковным надзором.
Спустя два десятка лет после смерти Беренгария, во Франции заявил о себе другой философ — Абеляр. Хотя его учение оставалось по духу вполне христианским, оно было дважды осуждено на церковных соборах — в 1121 и 1140 годах. Непоколебимой опорой в вере, утверждал Абеляр, могут служить только воззрения, достигнутые работой собственного разума. Иная вера — не прошедшая критическую оценку мышления — просто недостойна свободной личности, считал он. Позиция католической церкви в этом вопросе была совсем другая. Она соответствовала взгляду Августина, который сказал, что лучше всего Бог познаётся через незнание. Перефразировав кредо Августина: «Верую, чтобы понимать», Абеляр выдвинул свой тезис: «Понимаю, чтобы веровать».
В «Диалоге между Философом, Иудеем и Христианином» Философ, герой Абеляра, говорит: «Удивительно, что в то время как с чередой веков человеческое понимание всех других вещей возрастает, в вере, где заблуждения грозят величайшими опасностями, нет никакого движения вперёд». Эти пророческие слова оказались трагически точными. В век Абеляра и ему самому, и другим интеллектуалам ещё позволено было умереть своей смертью. Но вскоре церковь начала крестовый поход против альбигойцев. И эта бойня оказалась только кровавой прелюдией к инквизиции, которая отобрала жизнь у сотен тысяч невинных людей.



*

Сомнения в истинности церковных догматов, заронённые в сердце думающего христианина, вели к появлению личных суждений и меняли привычную жизнь такого человека. Это, в свою очередь, побуждало к размышлению и окружающих его людей. Так, во второй половине XII века многие христиане пришли к духовному противостоянию церкви под влиянием Пьера Вальдо.
Богатый лионский купец Пьер Вальдо сумел раздобыть перевод некоторых библейских книг. Судя по всему, чтение Священного Писания произвело переворот в его душе. Он понял, сколь далеко по меркам нравственности христианство отклонилось от провозглашённых Иисусом идеалов. Вальдо распродал и раздал нищим всё, что имел, и стал проповедовать на улицах Лиона истины, которые ему открылись. В вопросах веры, учил он, повиноваться нужно только Богу, а не людям. У него появилось много приверженцев и последователей.
Вальдо, возможно, и не думал вступать в конфликт с церковью, но его проповедь нравственной чистоты жизни, а также заявленную им свободу чтения Библии чиновники от веры сочли покушением на их авторитет и главенство. Собор в Вероне в 1184 году отлучил Вальдо и его приверженцев от церкви. Это отлучение повторил в 1215 году на Четвёртом Латеранском соборе папа Иннокентий III. На этом же соборе Иннокентий подтвердил и запрет на чтение Библии светским людям.
Тем не менее религиозные общины вальденсов, названных так по имени вдохновителя движения, продолжали появляться в Италии, во Франции и в Богемии. Вальденсы не признавали христианских обрядов и отрицали необходимость духовенства и папы. Они стремились жить согласно идеалам Нагорной проповеди Иисуса. По убеждению иерархов католической церкви, эти вольнодумцы за свои взгляды заслуживали смерти. Папа Сикст IV — тот самый, который ввёл в Испании инквизицию, а стабильность своего дохода обеспечил содержанием в Риме публичных домов, — объявил против них крестовый поход. Вальденсы подвергались гонениям вплоть до XVIII столетия. Хроника их истребления напомнила Скрижалю столь же трагические события из истории расправ инквизиции с евреями. Тысячи и тысячи людей были убиты и замучены на смерть только за свою, христианскую, веру, которая не укладывалась в рамки католической догматики.



*

Процессу зарождения и развития протестантства во многом способствовали три европейских университета: Парижский, Оксфордский и Пражский. В основанном в 1200 году Парижском университете одним из первых преподавателей богословия и светских наук был Амальрик из Бены. О воззрениях этого человека известно только из критики его трудов католическими богословами, да и сообщённые ими сведения крайне скудны. Согласно этой критике, Амальрик верил, что Бог есть всё и всё есть Бог; что каждый христианин является частью в теле Христа и что пребывающим в любви не вменяется в вину никакой грех. Духовенство сочло такие мысли крайне опасными. Обвинённый в ереси, Амальрик был вызван в Рим, где ему пришлось отчитываться перед папой — всё тем же Иннокентием III. В 1204 году, после возвращения из Рима в Париж, он отрёкся от своих убеждений и вскоре умер. Но оказалось, что у него было много сторонников — и в столице Франции, и в провинциях. В 1209 году в Париже состоялся церковный собор, который осудил учение Амальрика. Собор постановил вырыть из земли его останки и выбросить в поле. Одни из последователей Амальрика были сожжены, другие — осуждены на пожизненное заключение, но распространение и развитие его учения эти карательные меры не остановили.



*

Из-за трёхчасовой разницы во времени между восточным и западным побережьем, дозвониться до сына и поговорить с ним Скрижалю удавалось только в выходные дни. В будни, когда в Нью-Йорке была полночь, а в Сан-Франциско — девять вечера, его сын ещё занимался в компьютерном классе студенческого общежития — программировал или работал над очередным сочинением. К занятиям он относился серьёзно и засиживался за компьютером далеко за полночь. Он был очень доволен тем, что учится в Стэнфорде, и по дому, похоже, не скучал; по крайней мере, ни матери, ни отцу не звонил. Об их разводе он ещё не знал. Скрижаль договорился с бывшей супругой, что они скажут сыну об этом зимой, когда он приедет в Нью-Йорк на каникулы.



*

В 1376 году против церковных порядков выступил священник Джон Уиклиф, профессор Оксфордского университета. Он начал с отрицания прав папства на получение с Англии дани, но в своём наступлении на церковь пошёл гораздо дальше. Когда в христианском мире в очередной раз оказалось одновременно двое пап, каждый из которых проклял другого, Уиклиф высказался и против папства, и против ряда основных догматов католичества. Ему стало ясно, что церковь, погрязшая в пороках, не может дать миру ни знаний, ни духовных ориентиров. И он решил лично заняться просветительством народа. Уиклиф нарушил церковный запрет на перевод Священного Писания и перевёл латинскую Библию на английский язык. Этими текстами он снабжал просвещённых людей и посылал их в народ проповедовать. Необходимости в духовенстве Уиклиф не видел. Человеку, считал он, дано вступать в непосредственные отношения с Богом.
Учение Уиклифа подверглось гневным нападкам папства и было осуждено в Англии местным церковным собором. Папа Урбан VI повелел дерзкому реформатору явиться в Рим для следствия и суда. В 1384 году, незадолго до смерти, Уиклиф отправил в Рим письмо, в котором извинился, что из-за болезни не может исполнить приказ папы. Он избежал костра. Но после его кончины инквизиция добралась и до Англии. В 1428 году, в соответствии с указом Констанцского вселенского собора, прах Уиклифа был вырыт из земли и сожжён.



*

Ещё при жизни Уиклифа его сочинения стали известны в Пражском университете, основанном в 1348 году императором Карлом IV. Здесь учился, а затем преподавал Ян Гус.
Ян Гус разделял многие взгляды Уиклифа. В 1400 году он получил сан священника, а вскоре был избран ректором Пражского университета. Его публичные проповеди в одной из часовен Праги стали очень популярными. Правдолюбивый и бескорыстный человек, Гус обличал пороки не только мирян, но и духовенства. Священнослужители, недовольные критикой в свой адрес, нажаловались на правдолюбца. Они обвинили его в том, что настраивает против клира народ. Пражский архиепископ запретил Гусу проповедовать, но тот продолжал своё дело. В 1410 году Гус вместе с коллегами из университета осудил указ архиепископа о сожжении книг Уиклифа и выступил с критикой против папы. На это архиепископ ответил отлучением Гуса и его ближайших единомышленников от церкви.
Иоанн XXIII — один из трёх пап, которые благоденствовали в то время и, конечно, не признавали друг друга, — велел Гусу явиться в Рим на суд. Однако дерзкий священник не только не повиновался, но обвинил папу в новых грехах. Вызванные этим противостоянием волнения нарастали не только в Праге, но и во всей Чехии. А молва о Яне Гусе вышла далеко за пределы Чешского королевства. В ноябре 1414 года по инициативе императора Сигизмунда в городке Констанц в Швейцарии собрался вселенский собор. Целью этого высокого собрания было преодоление раскола в католической церкви и подавление ересей. По вызову императора, на собор явился и Ян Гус. Он поехал в Констанц с надеждой доказать свою правоту, но на всякий случай подготовился к худшему: устроил дома все дела и написал завещание.



*

В Констанце следственная комиссия поставила Гусу в вину поддержку учения Уиклифа и то, что он посмел в своём труде обратиться к Христу с обжалованием непреложного указа папы. К этому времени собор уже объявил папу Иоанна XXIII еретиком и низверг его, но это никакого значения к данному разбирательству не имело. Прелаты потребовали от Гуса полного отречения от своих заблуждений. Гус настаивал на своей невиновности, но заявил, что готов отказаться от тех взглядов, ложность которых собор сумеет доказать. Свою же апелляцию к Иисусу он аргументировал тем, что нет судьи выше Христа.
Прелаты ещё целый месяц пытались склонить Гуса к отречению. Один из них, вполне зрячий, сказал ему: «Если бы собор потребовал, чтобы я признал себя одноглазым, я бы повиновался». Но истина Гусу была дороже жизни. На все уговоры он отвечал, что раскаиваться ему не в чем. И 6 июля 1415 года в присутствии императора и огромной толпы народа его объявили еретиком. Для вящей убедительности в этом обвинении прозвучало: «Гус учит, что Бог имеет не три, а четыре ипостаси и что четвёртое лицо — он сам». Гус возмутился, но его заставили замолчать. Перед тем как зажгли костёр, ему в последний раз было предложено отречься от своих воззрений. Но Гус и в этот раз ответил твёрдым отказом.



*

Пережив вместе с Гусом крутые повороты его трагической судьбы и бурные события гуситских войн, Скрижаль ещё раз убедился в том, какой колоссальной силой обладает честный человек, который в условиях духовной несвободы отстаивает право на личное убеждение. История в очередной раз свидетельствовала, что жизнь таких людей не заканчивается с гибелью тела.
Расправа над Гусом подняла против церкви представителей всех сословий чешского народа. Гуситские войны буквально потрясли Германскую империю. И в 1433 году церковный собор в Базеле сделал для Чехии и Моравии некоторые уступки в догматах веры. Исполинское, незыблемое, казалось бы, здание католической церкви дрогнуло и дало первую трещину.



*

При всей малости жизненного пространства, остававшегося свободным от диктата церкви, новое интеллектуальное движение, которое привело к расколу Западного христианства, началось вне сферы религиозной жизни народов Европы. Главной тенденцией духовного пробуждения христианского мира был рост внимания к отдельной личности, самобытной и неповторимой, а также постепенное признание естественным для каждого иметь свои убеждения и свободно их высказывать.
Возрождение интереса мыслящих людей к феномену человека наметилось в XIV веке прежде всего в государствах Апеннинского полуострова. Это движение получило в истории название гуманизма. Вопреки средневековому идеалу образа жизни с его ограниченными личными устремлениями, которые считались греховными, гуманисты утверждали право каждого человека на проявление своей индивидуальности.
То, что Западный мир стал выходить из духовной затхлости средневековья и возвращаться к идеалам античной культуры, Скрижалю представлялось неизбежным. И появление первых средневековых гуманистов именно здесь, на италийской земле, ему казалось тоже вполне закономерным, поскольку итальянцы были преемниками духовного наследия Римской империи. В культурном отношении они стояли выше других, гораздо более молодых, народов Европы, чему способствовал также значительный приток в Италию греков из восточного центра мировой культуры — из Византии. А после завоевания турками Константинополя в 1453 году иммиграция греков в Италию особенно усилилась. Резкий рывок к свободе самовыражения ярко высветил грандиозный потенциал таящихся в человеке возможностей.
Переосмысление Западной цивилизацией духовных ценностей началось с развития интереса к античному искусству и к древней литературе. Оно стало очевидным с появлением новых замечательных работ в поэзии, живописи, истории, философии; подавленная в людях творческая энергия находила выход в становлении точных наук и достижениях в архитектуре. Духовное пробуждение наблюдалось во многих италийских городах. Интеллектуальные споры происходили в университетах, в школах, при дворах вельмож. Одиночки продвигались по пути познания в уединении от мира. Многим гуманистам покровительствовали меценаты, в том числе и папы, которые стремились таким образом поднять авторитет своей власти. Среди сотен талантливых людей, явивших миру неисчерпаемые глубины человеческой души, в Италии творили Данте, Петрарка, Боккаччо, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль.
Движение гуманизма вышло далеко за пределы Италии. Оно показало миру, что человек — не раболепное, стоящее на коленях и безнадёжно порочное существо, а великое чудо природы, — удивительная тайна, которую ещё только предстоит разгадать.



*

Хотя католическая церковь всеми силами пыталась удержать христианский мир в строгих рамках догматического учения, она в то же время своим лицемерием и пороками отталкивала от себя искренне верующих людей. Тем самым церковь только приближала час неминуемого раскола Западного христианства.
В XV веке был выявлен ряд фальшивых документов, на которых строился авторитет Западной церкви. Доказательство подложности «Константинова дара» выбило одну из самых главных опор этого очередного, бумажного, возведённого в Риме подобия Вавилонской башни. Достоинство папства и нравственность высшего духовенства пали в средние века столь низко, что кардиналы при выборе нового наместника Христа часто устраивали настоящие торги: они отдавали предпочтение тому кандидату, кто обещал им больше денег. Вместо того чтобы проповедовать мир и любовь, папы, случалось, лично руководили военными действиями — и против мусульман, и против христиан. Безбрачие духовенства, которое в XI веке получило силу церковного закона, привело к ещё большей распущенности клира. Пример в нарушении законов целибата подавали сами папы. В конце XIV — начале XV веков Рим был столицей всех человеческих пороков. В этом городе, где проживали в ту пору всего пятьдесят тысяч человек и где располагался разросшийся бюрократический аппарат главы католического мира, находили свой заработок около шести тысяч проституток.



*

Степень падения нравственности папства в течение средних веков Скрижаль отчётливо увидел в эволюции отношения католической церкви к торговле индульгенциями — грамотами об отпущении грехов. Ещё в IX веке духовенство считало такую куплю-продажу богохульным делом. Но рост цинизма служителей культа и постоянно растущая нужда клира в деньгах сделали подобную практику приемлемой. Отдельные церкви с позволения папы и епископов стали освобождать своих щедрых благотворителей от четвёртой или третьей части того наказания, которое ожидало этих толстосумов на небе, а случалось — избавляли грешников от Божьей кары полностью. Уже в 1095 году церковный собор, созванный папой Урбаном II во французском городе Клермоне, пообещал полное или частичное прощение грехов абсолютно всем участникам первого крестового похода, а также помогающим этой экспедиции деньгами.
Если на первых порах католическая церковь выдавала индульгенции только по особым случаям, то после окончания эпохи крестовых походов грамоты об отпущении грехов стали продавать всем желающим, — сначала неявным образом, а затем и открыто. Этим новым, дополнительным источником дохода расчётливо воспользовался папа Бонифаций VIII. Он провозгласил 1300-й и каждый первый год последующих столетий юбилейным, святым годом и пообещал отпущение всех грехов тем христианам, которые посетят в этот юбилей католическую столицу. В 1300 году в Риме побывало около двух миллионов паломников. Каждый из них поправил состояние папской казны уплатой по крайней мере так называемого «динария святого Петра». Последующие папы нуждались в деньгах нисколько не меньше Бонифация. Поэтому Климент VI сократил срок между юбилеями до пятидесяти лет, так что уже в 1350 году грешников в мире существенно поубавилось. Папа Урбан VI уменьшил этот срок до тридцати трёх лет, — он, видно, не надеялся дожить до 1400 года. В 1470 году папа Павел II постановил отмечать юбилей каждые двадцать пять лет. Своё решение он объяснил тем, что человеческий век очень короток, а людским порокам несть числа. Положение дел, а заодно и состояние финансов римской курии, должны были поправить юбилеи, которые праздновались в 1475, 1489, 1500, 1509, 1517 годах.
Хотя работа этого земного чистилища постоянно ускорялась, очень многие грехи оставались невыкупленными, да и папская казна была не так полна, как Риму хотелось бы. Поэтому, не отменяя юбилеев, папы стали доверять право продажи индульгенций известным храмам и монастырям. Христианам, которые желали искупить свою вину, стало с этих пор вовсе не обязательно дожидаться юбилейного года и нести деньги в такую даль. Получалось, и Риму выгодно, и совести грешников тепло.



*

Церковь не только заняла место посредника между Иисусом и паствой в вопросах веры, но присвоила себе монопольное право на изучение священных книг и на всякую работу религиозной мысли. Несмотря на то что в первых веках христианства епископы поощряли изучение библейских текстов, после, с развитием в католичестве духа субординации и армейского непрекословия круг читателей Писания оказался ограничен только священнослужителями. В течение многих столетий Библия оставалась для христиан недоступной. Церковным языком являлся латинский, известный лишь немногим, а перевод библейских книг и чтение их на любом другом языке папская канцелярия строго возбраняла. Когда же на рубеже первого и второго тысячелетий у людей стал пробуждаться интерес к священным текстам и появились их первые переводы, церковь поспешила подобные попытки пресечь.
Впервые запрет на перевод Библии высказал папа Григорий VII в 1080 году в письме герцогу Богемии. В дальнейшем запрет христианскому миру на чтение Священного Писания только ужесточался. В 1234 году собор в Таррагоне постановил считать еретиком каждого имеющего у себя перевод Библии, разве что этот прихожанин в восьмидневный срок принесёт свою книгу епископу для сожжения. В 1546 году Тридентский собор запретил мирянам чтение Нового Завета в каком-либо другом переводе, за исключением латинского, сделанного в 386-405 годах Иеронимом. Причём и с этой латинской Библией христианам разрешалось ознакомиться не самостоятельно, а лишь под руководством священника. Позицию католической церкви середины XVI века по вопросу о подобающем обращении с библейскими текстами римская курия поручила изложить кардиналу Гозию. Гозий и не думал скрывать презрения к пастве. «Дозволить народу читать Библию, — заявил он в этом труде, — значит давать святыню псам и метать бисер перед свиньями».
Глубокий застой мысли и духовная скудость жизни в средневековой Европе продолжались столь удивительно долго именно потому, как стал думать Скрижаль, что Западной церкви удавалось всё это время удерживать европейские народы в невежестве. Благодаря властной, силовой политике по отношению к мирянам католичество сумело оттянуть ещё по крайней мере на несколько веков час неотвратимого раскола. Но эти затянувшиеся над Европой сумерки, сумерки духа, не могли длиться тысячелетиями. Присущее человеку стремление к знаниям, к истине взяло своё.



*

Духовное пробуждение народов Европы, которое получило название гуманизма, поначалу не коснулось их религиозной жизни, зашоренной церковными догматами. Однако труды гуманистов, направленные на высвобождение индивидуальных духовных задатков в человеке, вызвали те же тенденции и в католичестве. Это привело к расколу Западного христианства: папская церковь утратила свою монополию на суждения в вопросах веры. По сути Реформация, как называют происшедший в Европе религиозный раскол, явилась очередным этапом процесса естественного развития идей гуманизма — результатом их проникновения в сферу религии.
Ломка устоев католической церкви началась практически одновременно в Германии и Швейцарии. Роль главных вождей в борьбе с папством взяли на себя Лютер, Цвингли и Кальвин.
В отличие от тех вольнодумцев, которые им предшествовали, эти реформаторы христианства побывали не только в роли гонимых еретиков. Им удалось отстоять свои взгляды. Но когда вдохновители церковного раскола добились для нового вероисповедания законных прав, они не погнушались прибегнуть всё к тем же кровавым методам борьбы с инакомыслящими.
В истории Реформации Скрижаль увидел обречённость на гибель не только протестантства, но и вообще всякой новой заявляющей о себе религии. Внешняя канва тех событий, которые произошли в Германии и Швейцарии, показалась ему уже хорошо знакомой: прогрессивная для своего века религиозная идея сначала крушила догматические рамки старого, уже окостеневшего культа; затем, вопреки всем трудностям и несмотря на гонения, рождённое в этой борьбе молодое вероисповедание утверждалось, после чего обрамляло свои границы догматами, костенело и наконец, прибегало к жестоким наказаниям свободомыслящих людей, нарушающих установленные новыми идеологами законы веры.



*

Каждый раз, когда приближалась неделя очередного дежурства на горячей линии, Скрижаль мысленно готовил себя к этому понедельнику так, будто ему предстояло взойти на Голгофу. Со спецификой системы, которую тестировал, он уже вполне разобрался, но понимание того, с чем обращаются к нему по телефону, лучше не стало. «Бери пример с сына, — говорил он себе порой, чтобы и пристыдить себя, и ободрить. — Мальчику тоже ведь было трудно, а захотел — и выучил язык». Но эти самовнушения не улучшали ни его словарный запас, ни степень распознавания чужой речи. Предпринимать же что-либо он не хотел: ему жалко было тратить личное время на занятия английским языком. В душе он уже почти смирился с необходимостью страдать из-за своего непонимания, хотя иногда просто не знал, куда деваться от стыда.
Скрижаль всё ещё не мог забыть конфуз, который случился на его предыдущем дежурстве. Одна очень вежливая с ангельским голоском дама несколько раз звонила ему в течение дня по какому-то пустяковому, как выяснилось потом, делу. Скрижаль не мог взять в толк, почему она называет его чужим именем — Дарлин. И он поправлял её: говорил, что он вовсе не Дарлин.
В конце того дня Скрижаль поинтересовался у сослуживицы, кто такой Дарлин. После её ответа он почувствовал, что покраснел до самых кончиков ушей. Оказалось, darling — вовсе не имя, а просто тёплое дружеское обращение: «милый», «дорогой».



*

В Германии новое решительное наступление на папство предпринял Мартин Лютер. В первой, бурной половине жизни Лютера было много общего с судьбой Яна Гуса. Оба реформатора вышли из крестьянских семей, закончили университет, а затем преподавали философию и богословие. В 1507 году, в возрасте двадцати четырёх лет, Лютер тоже получил сан священника. Он однако прошёл через монастырскую жизнь, — её строгих правил Лютер придерживался в течение пятнадцати лет, — а Гус жил аскетом в миру. Так же как чешский реформатор, Лютер выступил против торговли индульгенциями. В его время Рим нуждался в средствах на постройку собора святого Петра, и поэтому грехи за плату прощались абсолютно всем. Причём христиан даже заставляли покупать индульгенции. А по лукавому почину папы Иннокентия VIII — того самого, у которого было шестнадцать детей и который в 1484 году издал буллу об уничтожении колдунов и ведьм, — все желающие избежать мук в чистилище стали покупать соответствующие индульгенции, скреплённые папской печатью; папа Иннокентий и его преемники каким-то образом научились выводить из чистилища души умерших грешников.
31 октября 1517 года Лютер повесил на воротах церкви в Виттенберге тезисы, в которых он осуждал отпущение грехов за деньги. Скрижаль выписал и занёс в свою картотеку наиболее значимые из девяноста пяти пунктов этой листовки:

20. Итак, под «полным прощением всех наказаний» папа подразумевает не все, но только им самим наложенные.
21. Поэтому ошибаются те проповедники, которые говорят, что посредством папских индульгенций человек избавляется от всякого наказания и спасается.
24. Следовательно, большую часть народа обманывают этим огульным и высокопарным обещанием освобождения от наказания.
27. Они поучают, что как только монета звякнет в ящике для денег, душа вылетает из чистилища.
28. Звон монет в ящике может увеличить лишь прибыль и жадность, но результат церковного заступничества находится исключительно во власти Бога.
32. Навеки будут осуждены вместе со своими учителями те, которые уверовали, что спасутся благодаря грамотам об отпущении грехов.
36. Каждый истинно раскаявшийся христианин имеет право на полное освобождение от наказания и вины даже без индульгенции.

Когда Лютер писал свои тезисы, он ещё не думал о разрыве с папством. Больше того, в нескольких пунктах этой прокламации он представил папу невинным праведником, от которого корыстолюбивые священники скрывают свои немилосердные поборы с прихожан:

50. Следует учить христиан, что если бы папа узнал о вымогательствах проповедников, отпускающих грехи, он скорее бы сжёг храм св. Петра, чем возвёл бы его из кожи, плоти и костей своей паствы.
51. Следует учить христиан, что желанием папы и его обязанностью было бы раздать его собственные деньги очень многим из тех, у кого некоторые торговцы индульгенциями выпрашивают деньги, даже если бы для этого понадобилось продать храм св. Петра.
71. Тот, кто говорит против истины апостольских отпущений, да будет предан анафеме и проклят!

Реверансами в адрес римского первосвященника Лютер, осознанно или нет, пытался подсластить приготовленную для папы горькую пилюлю. В последних пунктах своих дерзких тезисов он якобы повторяет недоумённые, очень неудобные для папы вопросы мирян — и в них уже однозначно звучат упрёки первосвященникам Рима:

82. Почему папа не освободит чистилище полностью из святой любви и из-за крайней надобности тех душ, которые там находятся, если он освобождает бессчётное число душ ради презренных денег для постройки храма?..
84. Откуда эта новая добродетель Бога и папы, что за деньги они позволяют нечестивцам и своим врагам выкупать души из чистилища благочестивыми и любезными Богу, вместо того чтобы освобождать те же души благочестивыми и возлюбленными бескорыстно, из чистой любви?

После такого публичного вызова церкви конфликт Лютера с римской курией был неизбежен. Вскоре о его тезисах знала вся Германия. Дальнейшие события развивались столь быстро, что уже летом 1518 года этот дерзкий священник, как некогда Гус, был вызван на суд в Рим. Лютер в Рим не поехал и от своих взглядов отречься не захотел.



*

В 1520 году Лютер выпустил несколько брошюр. В них он высказал идеи, которые уже вполне созрели во многих умах. Он выступил против светской власти церкви и против монополии папства на толкование Библии. Лютер настаивал на равенстве мирян и духовенства; он доказывал, что каждый христианин, руководствуясь только Библией, способен самостоятельно разбираться в вопросах веры. «Все христиане — священники», — заявил он. В соответствии с точкой зрения Августина, Лютер провозгласил спасение только личной верой, — верой в искупительную смерть Христа. Он призвал к упразднению многих католических догматов.
15 июня 1520 года папа Лев Х в булле Exsurge Domine объявил, что запрещает всем и каждому читать, печатать, распространять и защищать всё написанное Лютером, а уже опубликованное приказал священнослужителям разыскивать и публично сжигать. Папа запретил Лютеру проповедовать, дал ему и его сторонникам шестьдесят дней для того, чтобы они одумались и отреклись от своих взглядов, а в случае отказа пригрозил им проклятием.
Дерзкий виттенбергский священник в очередном сочинении назвал папу антихристом, а буллу с обвинениями и угрозами в свой адрес публично сжёг. 3 января 1521 года Лев Х ответил на этот вызов буллой Decet Romanum Pontificem, в которой предал Лютера и его друзей анафеме и вечному отлучению от церкви; он лишил Лютера священнического сана, объявил о конфискации имущества и у главного еретика, и у всех его единомышленников — за измену, как выразился Лев Х, — а всем правоверным христианам строго наказал избегать общения с вероотступниками. Исполнение указа папа поручил германскому императору Карлу V.
В Испании, которой также правил Карл, такая передача осуждённого еретика в распоряжение светской власти для наказания означала бы смертный приговор изменнику церкви. Но в Германии Карл V вынужден был считаться с общественным мнением. Он предоставил решение этого вопроса сейму, который собрался в апреле 1521 года в Вормсе. Хотя друзья Лютера отговаривали его от поездки и твердили ему о трагической участи Яна Гуса, он на сейм явился.



*

В этот самоотверженный период своей жизни Лютер утверждал, что с вероотступниками нужно бороться не огнём, как поступает церковь, а только доводами, основанными на библейских текстах. Когда рыцарствующий гуманист Ульрих фон Гуттен призвал его к вооружённой борьбе против папства, пообещав ему свою поддержку и содействие других рыцарей, Лютер отверг это предложение. Сохранилось его письмо другу, Георгу Спалатину, датированное январём 1521 года, в котором Лютер пояснил, почему отказал Гуттену: «Я не хотел бы, чтоб за Евангелие боролись насилием и убийством. Об этом я написал ему. Мир был завоёван Словом, словом была сохранена церковь, Словом она будет восстановлена».



*

Император Карл V был истым католиком. К тому же он нуждался в поддержке папы. Но теперь, спустя столетие после казни Яна Гуса, в споре между церковью и одним из её иереев многие жители Священной Римской империи, включая князей, были солидарны с вольнодумцем — с Лютером. Ко времени созыва парламента в Вормсе вся Германия уже разделилась на приверженцев старой католической веры и сторонников реформ.
От своих убеждений Лютер в Вормсе не отказался. Пока князья и представители имперских городов решали его судьбу, он исчез. По настоянию императора сейм объявил Лютера вне закона и приказал его арестовать.
Могущественный покровитель германского реформатора курфюрст Саксонии Фридрих Мудрый помог ему втайне от всех скрыться в Вартбурге, в неприступном горном замке. Император Карл, занятый войной с Францией, покинул Германию, и разыскивать пропавшего еретика никто не стал. Находясь в уединении, Лютер взялся за перевод Библии на немецкий язык. Но роль кабинетного богослова его не удовлетворяла. Не прошло и года, как Лютер покинул своё убежище. Он вернулся в Виттенберг и занялся организацией местной общины на новых, провозглашённых им, началах веры. Вскоре Вормский эдикт был отменён, и учение Лютера стало распространяться ещё быстрее.
В 1526 году сейм в Шпейере вопреки желанию императора постановил, что каждый князь и каждый вольный город временно — до окончательного вердикта вселенского собора — вправе решать вопросы культа самостоятельно. Так новое исповедание обрело в Германии законный статус. Император Карл V попытался настоять на возвращении в католичество тех германских княжеств, которые приняли Реформацию, но церковный раскол уже произошёл, и отменить случившееся было невозможно.



*

В это же время в Швейцарии, в Цюрихе, другой реформатор — Ульрих Цвингли — также боролся за торжество своей, устроенной на новых началах, церкви. Он был сверстником Лютера. Цвингли тоже вышел из крестьянской семьи и получил университетское образование; в 1506 году, в возрасте двадцати двух лет, он стал священником в швейцарском кантоне Гларусе. В своих проповедях и сочинениях Цвингли резко осуждал отправку за деньги швейцарских наёмников иностранным государствам. Он высказывался против злоупотреблений церкви, клеймил торговлю индульгенциями, выступал против соблюдения установленных Римом постов и против безбрачия духовенства.
С 1518 года и до конца жизни Цвингли был священником в цюрихском соборе. 29 января 1523 года он представил шестьдесят семь тезисов своего учения на публичный диспут, устроенный городским советом Цюриха. Среди главных положений, которые он отстаивал в этих дебатах, было утверждение высшего авторитета Библии в религиозных вопросах, спасение личной верой и признание Иисуса единственным посредником между Богом и людьми. Цвингли отвергал власть папы, всю церковную иерархию, монашество, почитание святых и мощей, а также использование любой живописи и музыки в храмах. В своём наступлении на католичество Цвингли пошёл несколько дальше Лютера. Если германский реформатор отрицал лишь то, что противоречило Священному Писанию, то цюрихский проповедник отбрасывал все те церковные порядки, которые не упомянуты в Библии.
Интересы католиков в этом диспуте отстаивали представители констанцского архиепископа. Дебаты закончились убедительной победой мятежного священника. И сначала Цюрихский, а за ним и ряд других кантонов Швейцарии реорганизовали свой культ в соответствии с учением Цвингли. Это новое церковное устройство основывалось на принципах самоуправления. Однако свободой веры здесь располагала не отдельная личность, а лишь община в целом. Каждый член такого цвинглианского прихода должен был строго придерживаться установленных в общине церковных правил, а сектантов и нарушителей норм семейной или общественной жизни ожидала суровая кара.



*

Принятое в Цюрихе и во многих швейцарских землях новое исповедание распространилось также и в городах Южной Германии, где оно столкнулось с лютеранством. Несмотря на то что взгляды германского и швейцарского реформаторов были очень схожи, Лютер смотрел на Цвингли как на еретика. Хотя некогда виттенбергский священник ратовал за свободу религиозных убеждений, теперь, пребывая в роли устроителя новой германской церкви, он таких вольностей не допускал. За свою нетерпимость к инакомыслящим Лютер получил у острословов прозвище виттенбергского папы. Он и в самом деле уже считал богохульством всё, что выходило за рамки его учения.
В 1529 году ландграф гессенский Филипп для сплочения сил в борьбе с католичеством попытался сблизить Лютера с Цвингли и устроил им встречу в Марбурге. Главное разногласие между двумя реформаторами сводилось к вопросу о причащении, точнее — к толкованию всего одного слова христианского законоучителя. Фразу Иисуса о хлебе и вине: «Сие есть тело моё... сие есть кровь моя Нового Завета», Лютер понимал буквально и поэтому был убеждён, что верующие во время евхаристии вкушают саму плоть Христа. Цвингли же настаивал на своём: слово «есть» в той фразе Иисуса означает «символизирует».
К согласию реформаторы так и не пришли. Расставаясь, Цвингли всё же просил Лютера считать швейцарцев братьями. Братского чувства к приверженцам Цвингли Лютер не испытывал, о чём он тут же прямо своему идейному противнику и сказал. Тем не менее он заметил, что обещает швейцарцам ту любовь, с которой Иисус завещал относиться к врагам. Цвингли протянул ему на прощанье руку, но Лютер от рукопожатия отказался.



*

Хотя Иисус учил воздерживаться от брани, он, если верить евангелистам, подал сквернословам личный, не самый лучший, пример для подражания. Вот и Лютер, добрый и чуткий к друзьям, отличался крайней нетерпимостью по отношению к оппонентам. В письме, датируемом 1520 годом, на просьбы Георга Спалатина поумерить свой воинственный пыл, Лютер ответил ему: «Заклинаю тебя! Если ты предан Евангелию, то не должен думать, будто можно вести его дело без смут, скандалов и возмущения. Нельзя сделать из меча — перо, из войны — мир. Слово Божье — это меч, война, разрушение, уничтожение, яд... Не могу отрицать, что я более резок, чем следует, но ведь мои противники отлично знают это. Зачем же они дразнят собаку?.. Что ты думаешь о Христе? Разве Он клеветал, когда называл иудеев прелюбодеями и змеиным отродьем, ханжами, детьми дьявола?».
Запальчивые речи германского реформатора способствовали тому, что здание лютеранской церкви закладывалось на крови христиан. Всего год спустя после письма Гуттену, в котором Лютер отказался от насилия в борьбе за обновление институтов христианства, он уже говорил о физической расправе над своими недругами. В январе 1522 года в своеобразном новогоднем приветствии папе, где римский понтифик представлен антихристом, Лютер выказал себя ничем не лучше фанатичных католиков. «...Прежде чем приступить к уничтожению турок, нужно начать с папы», — изрёк он в этом обращении. «Вряд ли Рейн окажется достаточно просторным, чтобы утопить всю проклятую банду преданных папе апостолов: кардиналов, архиепископов, епископов и аббатов», — бравировал он.
В 1522-1525 годах Германия пережила восстание рыцарей и крестьянскую войну. Идеи Реформации были здесь положительно восприняты всеми слоями населения. Однако разные общественные классы трактовали призывы Лютера с выгодой для себя, и горячие головы ринулись в борьбу за свои интересы с оружием в руках. Вот и крестьяне не только добивались прав избрания священников общиной, но и требовали отмены крепостной зависимости. Подобно тому как некогда отстаивал свои убеждения сам Лютер, восставшие пообещали отказаться от притязаний, если их претензии кто-нибудь опровергнет доводами Библии. Попытки Лютера успокоить мятежников при помощи уговоров не удались, и в 1525 году он обратился к германским правителям в брошюре, названной «Против разбойничьих и мародёрствующих ватаг крестьян». В ней Лютер призвал князей безжалостно истребить бунтовщиков: «Эти крестьяне взяли на себя три ужасных греха перед Богом и людьми, из-за которых многократно заслужили смерть телесную и духовную... Поэтому пусть каждый, кто может, поражает их, убивает, режет, тайно или явно, помня, что нет ничего более ядовитого, пагубного или дьявольского, чем бунтарь; это так же, как надо убить бешеную собаку. Если ты его не убьёшь, то он поразит тебя и всю страну». И восстание крестьян, действительно, было утоплено в крови.



*

Цвингли, как выяснил Скрижаль, тоже не относился к тем людям, которые в качестве средства для убеждения признают только слово. Этот цюрихский реформатор благополучно пережил пору преследований, после чего, уже в 1525 году, призывал к войне против пяти швейцарских округов — тех, которые ещё оставались католическими. Вопреки известной христианской заповеди, Цвингли уверял, что нужно ударить первыми, чтобы не оказаться битыми. Попытка протестантов отрезать доставку продовольствия в эти пять кантонов привела к войне. И 11 октября 1531 года Цвингли пал в бою, а труп его был четвертован.
Узнав о гибели цюрихского реформатора, Лютер злорадствовал. Он назвал случившееся судом Божьим и пожалел, что католики не вышибли заблуждения из всех приверженцев Цвингли.



*

Когда Лютер оказался в роли устроителя протестантской церкви Германии, он испугался не только революционного движения, которое потрясло его отечество. Лютера пугало также появление самозваных пророков и различных протестантских сект. Возникновение десятков разнообразных общин анабаптистов он относил к проискам сатаны, подобным тем, что спровоцировали учреждение папства.
При большом разбросе взглядов между анабаптистами, этих людей объединяла вера в то, что принимать крещение может лишь взрослый человек, делающий это по собственной воле. Поэтому они не признавали крещения младенцев. И личную веру анабаптисты ставили выше авторитета Священного Писания. Сторонники другой протестантской секты — антитринитарии — отрицали догмат о божественной троице. Немецкий гуманист и богослов Себастьян Франк в своих сочинениях и вовсе утверждал, что отношения между человеком и Богом не укладываются ни в какие заранее уготованные формы и потому любая церковь с её догматами не может быть истинной. Лютер назвал Франка клеветническим ртом, который больше всех обожает дьявол. Спустя совсем немного времени с тех пор как Лютер ратовал за право каждого человека самостоятельно толковать Библию, он стал высказываться о возможностях человеческого разума крайне пренебрежительно.
Помимо вольнодумства просвещённых умов, Лютера пугала и другая крайность. Побывав в германской глубинке, он поразился тому, насколько невежественны его соотечественники в религиозных вопросах. Своё возмущение увиденным он выразил в предисловии к Малому катехизису, где кратко изложил основы христианского вероучения: «з Они живут, как тупые скоты и безмозглые свиньи. Но теперь, когда пришло Благовествование, они легко, как знатоки, научились злоупотреблять свободой». В этом же предисловии Лютер поучает священников, как надлежит просвещать народ. Он настаивает на том, чтобы священники учили молодёжь десяти заповедям, символу веры, молитве «Отче наш» и другим текстам обязательно в одних и тех же формулировках и чтобы молодые люди повторяли за ними слово в слово. Тут же Лютер указывает, что уклоняющихся от этой учёбы необходимо лишать пищи и воды, а также добиваться от них послушания угрозами. Между тем он удивительным образом говорит о недопустимости принуждения к вере:

11-13 Нежелающим же этого изучать следует говорить, что они отвергают Христа и не являются христианами, равно как не должны они допускаться до причастия, не могут быть крёстными при крещении младенцев, не имеют права ни на какую христианскую свободу, но должны быть просто возвращены назад, под власть папы и его чиновников, даже под власть самого дьявола. Больше того, их родители и работодатели должны лишить их пищи и питья и уведомить их, что правитель изгонит таких невежественных людей из страны и так далее. И хотя мы не можем и не должны никого принуждать к вере, всё же нам следует настойчиво побуждать людей к познанию того, что правильно и что неправильно среди тех, в среде которых они обитают и хотят жить.

От своего намерения организовать церковь на демократических принципах Лютер отказался. О свободе суждений, касающихся библейских сюжетов и поучений, в лютеранской церкви уже не могло быть и речи. Толкование Священного Писания германский реформатор доверил только пасторам и приходским священникам. Право назначения духовенства он отдал в руки светской власти. В 1526 году Лютер писал курфюрсту Саксонии:

...Среди людей столько неблагодарности к слову Божьему, что без сомнения Он пошлёт на нас чуму. И если бы я мог сделать по совести, то не дал бы им пастырей вовсе, а оставил бы их жить, как свиньи,так, как сейчас живут. [...]
Так как папский порядок отменён на землях Вашей Светлости и все монастыри перешли под Ваше управление, это влечёт за собой обязательства привести их в порядокобязанности, которые никто другой, кроме Вас, не должен на себя принимать.

Таким образом новое, протестантское, исповедание стало в германских землях атрибутом верховной власти и её инструментом в политических делах. Свободу же выбора веры в Германии получили только князья. Их подданные должны были по-прежнему подчиняться спускаемым сверху церковным порядкам.



*

Лютер до конца своих дней упорно, непрестанно трудился на поприще устроения новой церкви и закладки её теоретических основ. Собрание его сочинений составило два десятка объёмистых книг. Он отдавал много сил просвещению соотечественников, хлопотал об открытии новых школ и мечтал о введении обязательного образования для всех слоёв народа. Тем не менее в последние годы жизни Лютер испытал разочарование. Он сетовал на то, что его учение об оправдании одной лишь верой было понято многими обывателями как право на вседозволенность.
В 1533 году Лютер произнёс проповедь для узкого круга друзей. Двое из них записали это выступление. Говоря о том, что Иисус взял на себя грехи людей и передал им свою праведность, Лютер объяснил метаморфозу, которая случилась с этим обменом, и фактически со всем христианством, кознями сатаны:

...Это учение делает мир всё более и более враждебным, нечестивым и злобным, но не по вине учения, а по вине людейиз-за происков дьявола. Сегодня люди одержимы семью бесами, тогда как раньше был только один. Теперь дьявол овладевает людьми так, что даже при ярком свете Евангелия они становятся жаднее, хитрее, завистливее, более жестокими, развратными, дерзкими и сварливыми, чем раньше, под папством.

Эта произнесённая для друзей речь в записи священника и богослова Георга Рёрера, секретаря Лютера, свидетельствовала о немалом разочаровании германского реформатора результатами его борьбы с пороками католического мира.



*

После знакомства с судьбами и убеждениями Цвингли и Лютера Скрижаль для завершения намеченного им плана изучения истории протестантства собирался найти и прочесть материалы, связанные с жизнью и взглядами Жана Кальвина. И у него ещё теплилась надежда, что, быть может, именно этот человек, один из самых главных деятелей Реформации, отмежевался от католичества с целью построить церковную жизнь на принципах свободы совести и веротерпимости. Но после того как Скрижаль не спеша, год за годом, проследил полную неутомимых трудов жизнь Кальвина, он упал духом. Его вера в высокое предназначение человечества опять оказалась подорванной. Прямодушный и сварливый крестьянский сын Мартин Лютер по сравнению с этим фанатичным и жестоким французским буржуа выглядел теперь в глазах Скрижаля вполне безобидным ворчуном.



*

Жан Кальвин родился в 1509 году на севере Франции, в Пикардии. Нелюдимый и робкий, но очень талантливый юноша, он был первым учеником сначала в городской школе, а затем в одном из учебных заведений Парижа. Хваткого умом и очень религиозного Жана соученики не любили за склонность читать морали; они дали ему прозвище «Винительный Падеж». К тому времени, когда Кальвина увлекло богословие, он уже успел получить разностороннее образование. Приверженцем Реформации он стал как раз в ту пору, когда во Франции началась эпоха гонений на протестантов. И в начале 1535 года он покинул родину.
Кальвин отправился в Швейцарию и поселился в Базеле. Здесь в 1536 году он издал свой главный труд «Наставление в христианской вере». Это сочинение он затем многократно переиздавал, каждый раз дополняя. Во времена Реформации «Наставление в христианской вере» оказалось самым значительным из всех трудов, которые излагали суть протестантства.
В вопросах веры единственным безусловным авторитетом Кальвин называл лишь Священное Писание. При этом он отвергал не только церковную традицию, но и возможности человеческого разума. Невежество верующего лучше, чем дерзость мудрствующего, считал он. Кальвин разделял убеждение Августина и Лютера о спасении личной, ниспосылаемой свыше верой. Он развил этот тезис дальше. Если линия судьбы, рассудил Кальвин, подчиняется лишь воле Божьей, то значит, участь каждого человека предопределена заранее. Иными словами, лучшая доля ждёт лишь избранников Божьих вне зависимости от каких-либо их заслуг. Только эти немногие люди являются истинно верующими, причём человеку не дано знать, принадлежит он к избранным или нет.
Подобно тому как Лютер считал единственно верным только своё учение, так и Кальвин был убеждён, что лишь ему одному открылась истинная суть христианства. Категоричность, с которой написано «Наставление в христианской вере», не уступает запалу сочинений Лютера.



*

«Наставление в христианской вере» имело громкий успех у сторонников Реформации, и оно, конечно, подверглось яростным нападкам католиков. Кальвин опасался, что его авторство откроется, и покинул Базель. После непродолжительных скитаний, летом того же 1536 года, он оказался проездом в Женеве. Именно в этом швейцарском городе ему выпало основать свою церковь. Женева к тому времени уже добилась политической самостоятельности. В 1535 году город ввёл у себя протестантское богослужение, но в делах культа здесь всё ещё царил хаос. Для приведения этих дел в порядок тут явно не хватало смышлёного организатора.
Кальвин остался в Женеве. Вместе со своим единомышленником Фарелем, также французом, он составил проект устройства местной церкви, и в начале 1537 года магистрат принял проект почти без изменений. Отклонён был только акт церковного отлучения как меры наказания. Однако суровости в новых порядках и без того хватало. Хотя в основу организации религиозной общины были заложены принципы самоуправления, за образом жизни её членов устанавливался строгий контроль. Этот надзор сводился к присмотру за чистотой веры и соблюдением нравственности. Устав новой церкви обязал каждого из граждан принести присягу новому вероисповеданию.
Кальвин стал руководить обустройством церковных дел в Женеве. Он без устали проповедует, занимается религиозным просвещением детей и взрослых. Он настаивает на всё большем и большем ужесточении наказаний своевольникам, и магистрат следует всем его требованиям. В Женеве запрещаются публичные увеселения и танцы, вводится запрет на сквернословие и на роскошь в одежде. Свободный и ещё недавно весёлый город стал меняться на глазах. Каждого женевца, который хранил у себя дома икону, чётки и другие атрибуты католического культа, ожидала кара. Пойманный с поличным игрок стоял у позорного столба с привязанными на шее картами. За приход в церковь с модно завитыми волосами сидели в тюрьме и сама модница, и её парикмахерша. А появившимся в Женеве анабаптистам велено было под страхом смерти оставить город, чтобы не смущали правоверных.
Получилось, что обретя политическую независимость, женевцы попали в кабалу духовную. Многие жители города не захотели присягать новой вере. После неоднократных угроз непокорным 12 ноября того же 1537 года последовало постановление магистрата об изгнании всех отказавшихся от присяги. Но упрямцев было столь много, что этот указ остался лишь на бумаге. Недовольство новыми порядками постоянно росло. 3 февраля 1538 года в составе вновь избранного городского совета оказалось большинство противников Кальвина. И созванное Генеральное собрание граждан почти единогласно постановило изгнать из Женевы обоих французов: и самого реформатора, и его помощника Фареля. На сборы им дали три дня.



*

В сравнении с несмолкаемым гулом шумной магистрали, на которой прежде жил Скрижаль, в его нынешней холостяцкой квартире царила почти идеальная тишина. Лишь временами сюда доносился звон колоколов с увенчанной крестом колокольни.
Однажды поздно вечером выйдя на кухню, Скрижаль услышал стоны и вскрикивания. Он испугался и подумал, не нужна ли кому-то из соседей помощь, но быстро сообразил, что стонать можно и от удовольствия. За стеной жила молодая пара, и видимо, их спальня примыкала к его кухне. После того как Скрижаль ещё несколько раз оказался невольно посвящённым в интимную жизнь соседей, он старался вечером в кухню не заходить.



*

Настойчивые попытки Кальвина реабилитировать себя в глазах швейцарских протестантов оказались неудачными, и он поселился в Страсбурге, который был тогда германским городом. Здесь Кальвин занял место проповедника в общине французских эмигрантов.
В Страсбурге обосновались представители всех антикатолических религиозных течений. Между собой их разделяло совсем немногое, и Кальвин принял деятельное участие в примирении сторонников реформ. Однако его надежды на союз протестантских церквей не оправдались. Вражда Лютера распространялась не только на приверженцев учения Цвингли, но и на Кальвина с его трактовкой христианских догматов. Все попытки протестантских лидеров прийти к согласию упирались, как в стену, всё в тот же вопрос о причащении. «Сие есть тело моё», — сказал Иисус, протягивая хлеб, и Лютер непоколебимо стоял на своём, дословном, понимании этой фразы. Кальвин тоже не шёл ни на какие уступки. Он не соглашался ни с позицией германского реформатора, ни с убеждением Цвингли. Кальвин утверждал, что тело и кровь Христа истинно вкушают только избранные.
Тем временем в Женеве главные представители партии, которая изгнала Кальвина, были обвинены в государственной измене и казнены. В городе возобновилась католическая пропаганда. Свобода жителей Женевы уже не знала никаких ограничений и обернулась вседозволенностью. Женевцы, видимо, настолько устали от анархии, что не хотели вспоминать о тяготах недавней тирании. И они решили обратиться к Кальвину с просьбой вернуться в город. Магистрат Женевы вступил с изгнанником в переписку и в самых любезных тонах стал просить его о возвращении. «...Наш народ этого очень хочет, и мы будем стараться, чтобы Вы были нами довольны», — говорилось в одном из посланий, написанном 22 октября 1540 года от имени всех трёх советов Женевы. Кальвин выдвинул свои требования, и его условия были беспрекословно приняты.



*

В сентябре 1541 года Кальвин возвратился в Женеву. Горожане встретили его с восторгом, — они, казалось, напрочь забыли его методы принуждения к единоверию. В составленном Кальвином проекте церковного устава магистрат сделал лишь несколько поправок, и Генеральное собрание граждан утвердило этот новый кодекс. Принятый устав касался не только культа и общественных порядков, но и затрагивал самые интимные стороны человеческой жизни. Функции такого всеобъемлющего контроля были возложены на консисторию, которая состояла из двадцати человек: двенадцати пасторов и восьми старейшин. В обязанности этой коллегии входил надзор за тем, что происходит в городских кварталах, и наблюдение за личной жизнью женевцев. Члены консистории должны были следить, соблюдает ли каждый гражданин правила морали, регулярно ли является на проповедь и к причастию. Для выполнения этих обязанностей каждый блюститель порядка имел право беспрепятственно входить в любой дом.
В демократической по духу Женеве была по сути учреждена протестантская инквизиция. Послушная Кальвину карательная машина начала свою работу с бескровных, умеренных наказаний, но она быстро набрала обороты и стала отправлять людей на плаху.



*

С 1542-го по 1546 год в Женеве было приведено в исполнение пятьдесят восемь смертных приговоров, семьдесят шесть человек подверглись изгнанию. По новым введённым Кальвином законам казнь ожидала и богохульника, и еретика; смерть полагалась и заговорщику, который посягал на государственный строй, и сыну, который поднимал руку на отца, и семьянину, который нарушал супружескую верность.
В городе, где проживало не более двадцати пяти тысяч человек, преступников оказалось столько, что консистория уже не справлялась со всё возраставшим объёмом работ. Поэтому ей пришлось принять на службу многочисленных шпионов. Признанные виновными за неуважительное отношение к проповеднику, за найденный при обыске образок или крестик, за невольно обронённое слово, за ношение слишком нарядного костюма, за иной проступок присуждались к выплате штрафов, к стоянию у позорного столба, к отлучению от церкви и к тюремным срокам.
Когда в Женеве появилась чума, то обвинённых в колдовстве и в сговоре с дьяволом насчитывалось такое количество, что сажать осуждённых людей больше некуда было. Места в тюрьмах, впрочем, освобождались. Многие заключённые не выдерживали изуверских пыток — одни умирали, другие кончали с собой. В Женеве опять воцарился дух похоронного дома. Магистрат запретил театральные представления и закрыл трактиры. Народные праздники, музыка, песни, игры, танцы также оказались под запретом.
За каждым действием городских властей стояла инициатива или согласие Кальвина. Болезненный и тщедушный женевский реформатор обладал колоссальной работоспособностью. Спал он не больше трёх часов в сутки и предпочитал не доверять другим то, что мог сделать сам. Генеральное собрание граждан он считал учреждением вредным — и оно собиралось всё реже и реже. Прозванный острыми языками женевским папой, Кальвин был всем: и главой церкви, и законодателем, и дипломатом. Он читал лекции по богословию и проповедовал, писал один за другим разнообразные богословские труды и вёл интенсивную переписку с корреспондентами из всех стран Европы. Кальвин составлял инструкции и для членов пожарной бригады, и для ночных сторожей; он устанавливал допустимый цвет и фасон костюмов, диктовал форму женских причёсок и дозволенные нормы угощений на званых обедах.



*

Многие женевцы опять осознали, что установившаяся в городе диктатура — вовсе не тот порядок, которого они хотели. Противники Кальвина потребовали уменьшения доли его участия в городских делах и передачи присвоенных им прав магистрату. Однако женевский папа воспринимал все нападки на него как выпады против Бога. Однажды в приступе гнева Кальвин потребовал казни более семисот молодых людей, которые досаждали ему, — он хотел покончить со строптивцами одним махом.
Борьба продолжалась около десяти лет, и победил в ней Кальвин. В мае 1555 года после столкновения между враждующими сторонами зачинщики мятежа погибли на плахе, а остальные его участники, не успевшие бежать, подверглись конфискации имущества и были изгнаны из Женевы.



*

Из всего прочитанного Скрижалем о тирании женевского реформатора больше всего его поразила, буквально потрясла, история гибели Мигеля Сервета.
Сервет был широко образованным и разносторонне развитым человеком. Уже в возрасте двадцати лет, в 1531 году, он издал в Германии своё дерзкое сочинение «Об ошибках Троицы». После этого ему пришлось скрываться от гнева и католиков, и протестантов. Сервет поселился во Франции — сначала в Лионе, затем в Вьенне. Работая над новым трудом, он вступил в переписку с Кальвином и послал ему фрагменты своей рукописи. В ней Сервет утверждал, что Бог един, а христиане, поклоняющиеся Троице, — трёхбожники. Иисуса он считал человеком, в котором воплотился Божественный разум. Кроме того, он раскритиковал излюбленный догмат Кальвина о предопределении. Сервет заявил обратное: спасение человека зависит лишь от него самого — от его личной свободной воли. Вдобавок ко всему, Сервет отстаивал в новой работе веротерпимость; он осуждал и католическую, и протестантскую церковь за насилие над людьми.
Кальвин не ответил Сервету, а в письме одному из своих сподвижников обмолвился, что если этот богохульник окажется в Женеве, то живым из города не уйдёт
Сервет издал свой труд в 1553 году в Лионе под заглавием «Восстановление христианства». Наученный горьким опытом, он поставил на обложке вымышленное имя. Названия типографии он тоже не указал. Эта публикация привела ревнителей христианских догматов в ярость, но кого призвать к ответу — никто не знал. Экземпляр сочинения оказался в Женеве. Он попал к Кальвину, и тот вспомнил уже читанные им пассажи. Женевский реформатор переступил через неприязнь к папской церкви и обратился к одному из иерархов католической Франции: через своего секретаря он сообщил архиепископу вьеннскому имя автора этого произведения. Сервет был схвачен, и католическая церковь начала против него судебный процесс. Сервету удалось бежать, но это не помешало инквизиции присудить его к сожжению заочно.
Случилось так, что Сервет, направляясь в Италию, остановился проездом в Женеве. Кальвин узнал об этом и велел арестовать вольнодумца. Пока решалась судьба Сервета, слух о его местонахождении дошёл до Франции. Вьеннский архиепископ потребовал у Женевы выдачи богоотступника. Но Кальвин приложил все усилия, чтобы первенство наказания еретика оставить за собой. И он свою жертву католической церкви не уступил. 27 октября 1553 года Сервет был сожжён на костре в Женеве.



*

Скрижаля опять оставили жизненные силы. После пережитого в качестве незримого свидетеля событий, происходивших в середине XVI века в Женеве, он опять ощутил страшную опустошённость. Его повергло в уныние не столько знакомство с Кальвином, сколько рабское послушание многих тысяч казалось бы нормальных людей, которые беспрекословно подчинялись диктатору. Больше того, они считали его своим благодетелем. Нетерпимость в вопросах веры, выказанная Лютером, Цвингли и Кальвином, и одобрение воинственности этих протестантских вождей их многочисленными приверженцами определённо указывали на порочную закономерность, присущую всем религиозным движениям. Однако Скрижаля удручало другое. История протестантства свидетельствовала о неприглядных особенностях самого человеческого рода, к которому он принадлежал. И сознание существующей лично в нём порчи усиливало его печаль.
Знакомство с ходом зарождения и становления протестантства не изменило к лучшему мнение Скрижаля о человечестве. У него было такое чувство, будто в своих блужданиях по дорогам истории он в какой-то момент разглядел путь к свету и поспешил за ним, но свет, оказалось, просто померещился.
Мысленно возвращаясь в двадцатый век, Скрижаль подумал, что может быть, все удручающие его события видятся в таком мрачном свете, поскольку искажено его собственное восприятие действительности. «Говорят же, что развитие мира идёт по спирали», — ухватился он за мысль о своём ограниченном понимании истории. Если протестантство прибегло в вопросах веры к диктату и ввело свою инквизицию, то ведь кровавых расправ на счету этого нового религиозного движения было уже несравнимо меньше, чем жертв изуверских трибуналов католической церкви, подбадривал себя Скрижаль. И пусть провозглашённое протестантами право каждого человека на поиски истины ещё долго оставалось лишь миражом, но спустя три-четыре столетия свобода религиозных убеждений стала во многих странах реальностью.
И всё же Скрижаль быстро понял, что зачем-то пытается обмануть себя. Ведь ещё совсем недавно — на веку его родителей — Гитлер и Сталин запустили такие чудовищные конвейеры смерти, что преступления католической инквизиции выглядели на фоне этого нового геноцида неорганизованными, не столь жуткими злодеяниями. А вожди протестантства рядом с этими извергами могли показаться правдоискателями, которые просто потеряли нравственные ориентиры — изменили принципам гуманности. И если реформаторами католической церкви когда-то восхищались тысячи людей, то вождей фашизма и коммунизма боготворили многие миллионы.
Скрижаль допускал, что слишком многого хотел от человечества. Но реальное положение вещей заставляло его признать, что степень духовного развития высших носителей разума на планете в целом довольно низкая. Хотя народы земли провозгласили гуманные законы уже очень давно, люди никак не научатся следовать им. Скрижаль подумал, что если бы он оценивал достигнутые к концу второго тысячелетия результаты этого многовекового ученичества, то поставил бы землянам оценку « неудовлетворительно».