на границе между снегом и песком
мы с тобой договоримся на потом.
на границе между copy и delete
фотография не помнит, не болит.
пахнет водоросль гнильем на берегу.
плачет девочка — упала на бегу.
гаснет лампочка, теряя свой накал.
ложка прячется, а ты ее искал...
засыпаешь, засыпаешь, засыпай,
скоро море заберется в этот край,
и отныне не случится ничего,
кроме голоса пустого твоего.

проснешься, и кажется — вспомнил,
с тобой ли случилась беда.
есть в осени первопрестольной
такое, что вслух никогда,
в зиме, приходящей некстати,
в чернильных ее вечерах,
как будто вставая с кровати
внезапно попал во вчера.
ну брось улыбаться уныло,
ледянки достанем, коньки,
кататься, покуда застыла
поверхность последней реки.

Мы, кажется, дожили до зимы,
хоть этот снег, чужой и неизмятый,
вытягивась, ничего не спрятал
и пылью лег на мокрые холмы.
Бессонница, зажатая меж рам,
просачивалась в комнату так рано,
что в раковине с шумом океана
вода стремилась к сумрачным холмам.
Недвижна ртуть, заставшая врасплох
застывшие секундные деленья.
Бессмысленное ангельское пенье
я упускаю через потолок.
И там, где свет разделится на два —
на желтый и невидимый, на выдох,
останусь я и более не выйду
туда, где точки строятся в слова.