Перелетной красной белкой
Рвется осень в облака.
Стрекоза застыла стрелкой
Где-то в глубине цветка.

Поцелованный морозом,
Угасает георгин.
С горькою осенней прозой
Остаешься ты один.

Рвет и мечет ветер грешный —
Без объятий он устал.
Наугад, во тьме кромешной
Ищет летние уста.

Как листочек в паутине,
Месяц тоненький повис.
И в квадрате черном стынет
Осень — не вернуть на "бис".

На золотом крыльце сидели...
А нынче нет уж никого.
В саду под солнцем вишни спели —
Спеклись, осыпались и вот...

Вот яблоки пробарабанили
По старой бочке, по земле.
Остались там лежать изранены,
Над ними шмель навеселе.

И нынче сад хмельной не радует,
В нем бродят тени по траве...
Выходят в ночь плясать наяды,
Коль верить тутошней молве.

Дождь сеет горькие горошины —
Упал и замер на крыльце...
Хранится жизнь, как память прошлого,
Вся в лунном золотом яйце.

На золотом крыльце сидели...
А нынче — только лунный свет.
И в легкой лунной колыбели
Есть то, чего на свете нет.

Дома, как человеческие ульи,
Притихли, и вечерний в них уют.
Детишки от тепла давно уснули.
А взрослые —
всегда друг друга ждут.

Печь разомлела,
Пляшет свет на лицах,
Согрелись все домашние углы.
Поют дрова, и пламя веселится,
И все верхушки острые круглы.

Смеются гномы
под плащом огня...
Совсем, как в детстве,
Сказочные гномы.
Все эти сказки
были до меня,
Когда и не было у нас
печи и дома.
Но где-то все же
Был зажжен огонь.
Огонь костра,
Огонь любви и тайны.
И чья-то очень нежная ладонь
Любимых плеч
касалась неслучайно.

Быть может, я уже не та.
Быть может, ты совсем не тот.
А между нами — пустота,
Ее я знаю с первых нот.

И ухожу, как даль чиста,
В четыре стороны креста.
Там, где любая из дорог —
Непознанная высота.

Это осень — тоска и печаль...
Вплавь срываются пестрые листья,
Словно рыбы в дождливую даль
Уплывают — на дне затаиться.

Это осень — пора замолчать
И прислушаться к небу пустому:
Ни пушистому, ни золотому,
А такому, что впору кричать!

А за автобусным окном
Плывет соломенное поле,
И небо дышит серым сном,
И листья спят на вольной воле.

И лес как будто постарел:
Стоит невыбритой щетиной...
Никто бы и не посмотрел
На эту мрачную картину.

Подпалины со всех сторон,
Опутанные желтым дымом,
И треугольники ворон
Среди тоски невыносимой.

Ах, где бы акварели взять?
Как бреши черные заштопать?
Мне остается только спать,
Как спит туман на спинах сопок.

Не пугайте вы меня кошмарами,
Призраков я вовсе не боюсь.
В доме оживают вещи старые,
И за это я на них не злюсь.

По карманам все воспоминания
Горячеют, как фитиль в огне.
Вспыхивают годы и желания,
Что лежали где-то там, на дне.

Вот платочек — первое свидание,
Слезы в нем повысохли давно...
Пуговка — волненья и страдания,
Старые билетики в кино.

Вот давно разменянная денежка,
Словно жизнь разменная моя.
Никуда от прошлого не денешься,
Всюду память старого тряпья.

И ему не важно, что с погодою,
Сколько лет в шкафу оно живет!
И уже не гонится за модою,
А порой совсем наоборот.

Выйдет погулять пиджак заброшенный,
Если будет впору хоть кому,
Или даже с платьицем в горошину,
Что всегда так нравилось ему.

Вещи без хозяев так естественны,
Постоянны, преданны, дружны.
Даже если выставлены прочь они.
Даже если вовсе не нужны.

И они друг другу не наскучили.
Может быть, танцуют по ночам,
И к утру с желаниями лучшими
Виснут на искусственных плечах.

Может быть, по старому билету
Ходит с платьицем пиджак в кино
И берет разменную монету
И платок заветный заодно.

Пуговка оторванной осталась...
Жизнь нас с тобою развела.
Ну, а вещи: нет у них усталости.
Вещи вместе: вот таки дела!

Половицы так тихи,
Молчаливы ставеньки.
Покидают старики нас —
Папеньки да маменьки.

Сиротливое крыльцо
Ждет шагов, надеется...
Спит под снежною пыльцой
Тоненькое деревце.

Вдаль — пустых окошек взгляд,
Кошечка бездомная...
Дом ни в чем не виноват —
Стынет ночкой темною.

Не вдыхает дым труба.
Скучный двор печалится.
И забор стоит щербат,
Словно пьян, качается.

Прячет тропы трын-трава,
Крики птиц залетные.
Напились снегов дрова
И лежат холодные.

И почтовый ящик слеп
На калитке старенькой.
В нем теперь паучий склеп,
Клена лист поджаренный.

Захворал бедняга-дом,
Ждет, ему все верится..
Улыбается окном
Солнечному деревцу.

Ворошит заросший сад
Дорогое прошлое,
Вспоминая наугад
Самое хорошее.

Я в себя иду ко дну
И надолго погружаюсь.
Сверьте вы по мне Луну,
Круг ее не искажая.

Проверяю кислород
И по строфам, и по строчкам.
Молоко и лунный мед
Пью бессонной этой ночью.

Молока луна полна,
В темень пролита дорожка.
Я брожу по ней одна
В тишине — бездомной кошкой.

Хорошо,
Не слышно мне
Сколько там, внизу, народа.
Я в себе, в своей луне —
Сколько хватит кислорода.

...И тыквою тяжелая Луна
Висела на краю слепой деревни.
И расступались голые деревья,
Когда катилась по небу она.

Едва лишь отрываясь от земли,
Подвязанная дымкою лиловой,
Вкатилась вдруг на крышу бестолково,
Как голова, которая болит.

Щекой коснулась задремавшей ветки,
На острие у тополя была...
Не предвещая поутру тепла,
Бледнела, утопая в звездной сетке.

И вся ее оранжевость сошла,
Собой воспламенив воображенье,
И, словно ступы ведьмовой скольженьем,
Она мой грех над пропастью сожгла.

Когда я сплю — мне мир в облипочку.
И в нем душа, как во хмелю.
Гуляет мимо шкаф на цыпочках,
Пока я сплю.

Я так легко касаюсь облака,
Как будто яблока в саду.
И полнясь чьим-то светлым обликом,
По небу мокрому иду.

И тишина кругом нескучная,
В тень брошенная солнца сеть.
Под нею суета беззвучная —
Приятно с неба поглядеть.

В ресницах сна дорога дальняя,
Я одуванчик на ветру.
Летит душа исповедальная,
Чтоб возвратить меня к утру.

И ослепить своим молчанием —
Забыть, что помнить не дано:
Те запредельные гуляния,
То недоступное кино.


И словно бы глаза зеленые,
Глядит с ветвей в меня листва.
И цепенеет царство сонное —
Я — оживаю, я — жива.

А голуби с нами живут по-соседству
И даже на юг они не улетают.
Пикируют, как самолетики детства,
И падают в ноги доверчивой стаей.

Их крошками кормят из теплой ладони.
Становятся голуби птицей домашней.
Под крышей добра
                        их и вьюга не тронет.
Воркуют и счастливы булкой вчерашней.

Быть может, они нам
                        от Бога в наследство,
Чтоб люди о нежности не забывали.
И души могли добротою согреться
И также, как птицы, в любви "ворковали".

Разглядеть весь мир в росинке
В этой радостной слезе.
Заглянуть в глаза лягушке,
Бабочке и стрекозе.

Удивиться жизни белой
Необъятных облаков.
И иметь такую смелость
Всю раздать свою любовь.