Владимир СПЕКТОР
ЧТО В БУДУЩЕМ?
ЧТО В БУДУЩЕМ?
Владимир Спектор — поэт, публицист. Родился в 1951 году в Луганске. Окончил машиностроительный институт и Общественный университет (факультет журналистики). После службы в армии 22 года проработал конструктором, ведущим конструктором на тепловозостроительном заводе. Автор 25 изобретений, член-корреспондент Транспортной академии Украины. Работал главным редактором теле- и радиокомпании в Луганске. Член Национального Союза журналистов Украины и Cоюза писателей XXI века, главный редактор литературного альманаха и сайта "Свой вариант", научно-технического журнала "Трансмаш". Автор 20 книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат международных литературных премий имени Юрия Долгорукого, "Облака" имени Сергея Михалкова, имени Арсения Тарковского, "Круг родства" имени Риталия Заславского, а также ряда республиканских премий. Член жюри литературных фестивалей "Славянские традиции", "Русский стиль", "Пушкинская осень в Одессе". Руководитель Межрегионального Союза писателей, сопредседатель Конгресса литераторов Украины, член исполкома Международного сообщества писательских союзов (МСПС) и Президиума Международного Литературного фонда.
* * *
Растекается, плавясь, не прошлое время, а память.
Не на глине следы — на слезах, на снегу, на песке,
Их смывают легко злые будни, как будто цунами.
И парит в небесах, налегке или на волоске,
Отражение эха, улыбки, любви, трибунала…
Отражение правды в сухих, воспаленных глазах.
В этом зеркале времени память почти что узнала,
Как мутнеет от страха судьба, и как прахом
становится страх.
Не на глине следы — на слезах, на снегу, на песке,
Их смывают легко злые будни, как будто цунами.
И парит в небесах, налегке или на волоске,
Отражение эха, улыбки, любви, трибунала…
Отражение правды в сухих, воспаленных глазах.
В этом зеркале времени память почти что узнала,
Как мутнеет от страха судьба, и как прахом
становится страх.
* * *
О том же — другими словами.
Но кровь не меняет свой цвет.
Все то же — теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлете. И все — как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.
Но кровь не меняет свой цвет.
Все то же — теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлете. И все — как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.
* * *
Увидь меня летящим,
но только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Где нету карусели, где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Там, где полетов нет.
но только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Где нету карусели, где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Там, где полетов нет.
* * *
Эпоха непонимания,
Империя недоверия.
Не поздняя и не ранняя —
Бесконечная империя,
Где хищники пляшут с жертвами,
То с левыми, а то — с правыми…
Где нужно быть только первыми —
И правдами, и неправдами.
Империя недоверия.
Не поздняя и не ранняя —
Бесконечная империя,
Где хищники пляшут с жертвами,
То с левыми, а то — с правыми…
Где нужно быть только первыми —
И правдами, и неправдами.
* * *
Неужто повторится
И все начнется снова?
Одни и те же лица,
Все то же — слово в слово.
Мгновения, как пули —
Семнадцать-восемнадцать…
Партайгеноссе Мюллер
Вновь просит нас остаться.
И все начнется снова?
Одни и те же лица,
Все то же — слово в слово.
Мгновения, как пули —
Семнадцать-восемнадцать…
Партайгеноссе Мюллер
Вновь просит нас остаться.
* * *
От прошлого не в восторге.
Что в будущем? Нет ответа.
Разведчик товарищ Зорге
Погиб. И доклада нету.
А радио говорило
И даже предупреждало:
Настанет время дебилов.
Хотя их всегда хватало.
Что в будущем? Нет ответа.
Разведчик товарищ Зорге
Погиб. И доклада нету.
А радио говорило
И даже предупреждало:
Настанет время дебилов.
Хотя их всегда хватало.
* * *
Не так уж много лет прошло —
И вот забыты печи.
Из пепла возродилось зло,
А пепел — человечий...
Отец, ты где? На небесах,
В раю? А, может, в гетто?
Я знаю, что такое страх,
Здесь, на Земле, не где-то...
И вот забыты печи.
Из пепла возродилось зло,
А пепел — человечий...
Отец, ты где? На небесах,
В раю? А, может, в гетто?
Я знаю, что такое страх,
Здесь, на Земле, не где-то...
* * *
Кто они? Кем же себя возомнили?
Сделаны так же — из праха и пыли,
Страха, надежды, влюбленности, боли…
Или у них все отсутствует, что ли?
Судьбы людские вершат, не жалея.
Правда — "ни эллина, ни иудея"…
Дни так ничтожны, мгновения — кратки,
И, исчезая, летят без оглядки…
Вечное эхо вздохнет: "жили-были".
Кто они? Кем же себя возомнили?..
Сделаны так же — из праха и пыли,
Страха, надежды, влюбленности, боли…
Или у них все отсутствует, что ли?
Судьбы людские вершат, не жалея.
Правда — "ни эллина, ни иудея"…
Дни так ничтожны, мгновения — кратки,
И, исчезая, летят без оглядки…
Вечное эхо вздохнет: "жили-были".
Кто они? Кем же себя возомнили?..
БЫВШИМ…
Не замечать, не мучиться вопросами,
Не повторять — "страна, вина, война",
А говорить на "черное" — "белесое",
Выглядывая тихо из окна.
Не выделяться даже в грязном месиве,
Быть с краю — не на взлетной полосе,
Оправдывать любое мракобесие.
И быть, как все, как все, как все.
Не повторять — "страна, вина, война",
А говорить на "черное" — "белесое",
Выглядывая тихо из окна.
Не выделяться даже в грязном месиве,
Быть с краю — не на взлетной полосе,
Оправдывать любое мракобесие.
И быть, как все, как все, как все.
На фото: Москва 20-х годов