Если б дар превращаться мне дан был‚
я бы солнечным зайчиком стал.
Каждым утром безоблачным я бы
безнаказанно Вас целовал.

Стал бы в поле ромашкой случайной.
Вы бы молча у тихой реки
мне поведали важные тайны‚
обрывая мои лепестки.

Стал бы псом Вашим‚ добрым и верным‚
охраняющим дворик и дом‚
Вас с работы встречающим первым‚
от восторга виляя хвостом.

Или лучше — котом белоснежным‚
гордым кличкой своей "Падишах".
Вы б за ушком мне гладили нежно.
Я дремал бы у Вас на руках.

Вот в углу на старинном комоде
зеркала ловят Вас в суете.
Это я тут устроился вроде
как советником по красоте.

Вы к друзьям собрались? Как угодно.
Но со мной. Без меня ни на шаг!
Превращаюсь я поочередно
в тушь‚ румяна‚ помаду и лак.

Вы взглянули на шкаф. Я замечен.
Взяли мех и пальто. Я — пальто.
Лисьей шкуркою обнял за плечи
так любя‚ как не любит никто.

Во дворе запорошило снова.
И‚ конечно же‚ Вам невдомек‚
что под видом снежка озорного
кто-то стелется мягко у ног.

Впрочем‚ этак до полного бреда
докачусь‚ сочиняя тома.
Может‚ проще стать Вашим соседом‚
от которого Вы без ума?

Нет. Не стоит тягаться с судьбою.
Без мечты я б навеки угас.
Потому остаюсь лишь собою,
бесконечно мечтая о Вас.

Кому-то навсегда дано
распределять и зваться богом.
Кому назначено одно:
беря у бога‚ быть убогим.
Горька незыблемость границ‚
по обе стороны которых
тьма для кротов и свет для птиц‚
дворцы‚ шатры‚ помойки‚ норы.
Полуслепою голытьбой
бредем понуро друг за другом
с опустошенной головой
по предначертанному кругу.
А в центре круга вождь с кнутом
следит‚ чтоб по любой причине
не прыгнул в сторону никто‚
нарушив строй и четкость линий.
На каждом — бирка. Как тавро.
От плоти плоть. Неотделима.
Весь скарб. Все личное добро
в системe общего режима.
Земное стряпая житье‚
внушают боги ежечасно‚
что просто каждому свое
лишь воздается беспристрастно.
То черен день‚ то ночь светла.
Как разобрать, что — быль‚ что — сказка?
С глаз Правосудия сползла
веками гнившая повязка.
Не млеют руки у богов.
Признать Фемида не захочет:
у самых правильных весов
один рычаг чуть-чуть короче.
С высот вершители судеб‚
взирая в мощные бинокли‚
кидают нам кусками хлеб‚
как воробьям. Чтоб не подохли.
А кто осмелится назад
метнуть кусок‚ попав в бинокль‚
пройдет через изгнанья ад
босым по дну из битых стекол.
Устав‚ скиталец свой покой
найдет. Ведь не бывает пусто
на мягком ложе под пилой
гостеприимного Прокруста.
И снова круг. И снова кнут
бьет так‚ чтоб не повадно было.
Шеренги стройные идут.
Шаг в шаг. Дыхание в затылок.
Что поколеблет статус-кво?
Как перейти в круги такие‚
где в центре круга — никого‚
и он распался на прямые?
Но вот — прорыв! Рассвет! Простор!
Мечта избитых поколений
осуществилась. С этих пор
свободный выбор направлений.
Здесь‚ без барьеров — свой резон.
Здесь‚ глядя вверх‚ срывайте бирку!
Здесь окружает горизонт‚
что начертил... гигантский циркуль.

Буду рано ложиться,
а с утра ждать зарю.

Изучу джиу-джитсу,
айкидо, синдо-рю.

Там, где Северный полюс
вьюгой лепит снежки,
развязав черный пояс,
распишусь по-мужски.

Отыщю Атлантиду,
да и Шамбалу — враз,
вечно скрытых из виду
от замыленных глаз.

Встречу йети в берлоге
средь нехоженных мест.
Заодно по дороге
покорю Эверест.

Веришь мне? Обещаю.
С понедельника — в путь.
А пока, дорогая,
дай поспать хоть чуть-чуть.

Разъединяющая зона.
Стояли двое у вагона.
Гнусавый голос монотонно
предупредил и повторил.

Казались вескими причины.
Всем существом своим едины,
они, делясь на половины,
лишались слов, опоры, сил.

Иной судьбы слепая сила
делила душу, плоть делила.
Незримо кровь фонтаном била
из разрывающихся жил.

Последний взгляд последней встречи.
Ее прижав к себе за плечи,
сказал он тихо: "Время лечит".
Но время переоценил.

Вы шли в сопровожденье свиты.
Все та же стать. Тонка, легка.
Упругость тела Афродиты
скрывали белые шелка.

Вовсю трудились кавалеры.
Один над Вами зонт держал.
Другой, услужливый без меры,
кружил под взмахи опахал.

Сжигало Солнце мирозданье.
Сжигала ревность душу мне.
Рассудок жгли воспоминанья
о самом ярком в жизни дне.

А Вы, пройдя со свитой рядом,
как будто Вам едва знаком,
меня дожгли холодным взглядом
и снисходительным кивком.

Разрушен монолит, и своду правил
беспрекословно следовать устав,
с того момента скрупулезно правил
собственноручно писанный устав.

Ничуть самим собою я не предан
на звездном антиподном берегу.
Напротив, сам себе я очень предан
и трепетно себя я берегу.

Но вдоволь насладившись новым миром,
как будто пребывал в сплошном бреду,
изведал, что одним я мазан миром
со всеми, с кем по жизни тут бреду.

Давно уж разлетелись серп и молот.
Прирос к иным реалиям, хотя
привычки те же — борщ да кофе молот
да тщусь надеждой, лучшего хотя.

Конечно‚ знаешь ты‚ что я
живу с тобой‚ в душе храня
печаль любви к другой.
Конечно‚ знаю я‚ что ты
с другим в мечтах. Но не мечты
тебе несут покой.

А преступить черту нельзя.
Ведь те, другие, нам друзья
с безоблачной поры.
Они составили давно
вторую пару. Как смешно.
И плачется навзрыд.

Им хорошо всегда вдвоем
в закрытом‚ тесном мире. В нем
нам все же места нет.
Никто ни в чем не виноват.
Сложилось так. На первый взгляд
совсем простой сюжет.

Графиня лежит в алькове. Нагая на брачном ложе.
Желанье вздымает груди. Сколь сладостно забытье.
Вздох каждый — протяжным стоном, упругое тело —
в дрожи,
когда ей раздвинув ноги, он нежно вошел в нее...

А граф преисполнен страсти. Сжигающей и безумной,
ведущей к заветной цели, в пыли, за верстой версту.
Он в эти минуты мчится среди кавалькады шумной
и, зверя вдали увидев, в экстазе кричит: "Ату!"

Содрогаясь в лихих девяностых,
мир, достойный больших перемен,
нас влечет в ощущениях острых,
кем-то проклят и благословен.

Мы легки и к поветриям чутки.
Как когда-то Есенин Сергей,

я читаю стихи проститутке
и еще пою песенки ей.

Придает состоянью покоя
новый смысл накатившая грусть.
А она декламирует стоя
"Анну Снегину". Всю. Наизусть!

С выражением, чувственно, в лицах,
настоящей актрисе подстать.
Это что же такое творится!
Это как же такое понять?

Небеса ль забавляются нами,
по глубинам идущими вброд?
Нет чудес. У нее за плечами
ГИТИС, театр, в кино эпизод.

Выбор мал, потому и не труден.
Повзрослев, от сумы да тюрьмы
зарекаться отныне не будем
этим миром влекомые мы.

Во множественном числе лаз
                будет лазы.
Но глаз в том же числе — глаза,
                а не глазы.
Когда разобьют не один шатер —
               разбиты шатры.
Но в шахте угольной — шахтеры,
                 а не шахтры.

А как во множественном грот?
               Верно. Гроты.
А как во множественном рот?
               Нет, не роты.
А дочь плюс дочь означает что?
                Две дочери.
А ночь плюс ночь не означает
                 две ночери.

В родном языке, как ясно вам,
            не полный нуль я.
Аул — аулы, баул — баулы,
            но стул — стулья.
Еще добавлю, помятый с похмелья
                   и спросонья,
что есть у стакана дно,
        а у стаканов — донья.