Книжно-Газетный Киоск


Юрий ВОРОТНИН



ИЗ КНИГИ «ПОЗДНЯЯ УСЛАДА»



Юрий Воротнин — поэт. Родился в 1956 году в пос. Пирово Тульской области. Окончил строительный факультет Тульского политехнического института и был направлен на работу в Московскую область. Заслуженный строитель России, президент футбольного клуба «Истра», генеральный директор ОАО «ПСО-13». Печатался в журналах «Поэзия», «Наш современник», «Молодая гвардия», «Сибирские огни», «Дети Ра», в альманахе «Поэзия», в «Литературной газете», в газете «Московия литературная».
Автор книг стихотворений «Стихотворения 1973–2005» (2006), «Осень в райских садах» (2006), «На вечной дороге» (2010), «Небесный щит» (2013), «Поздняя услада» (2018).
Кавалер Золотой Есенинской медали, лауреат премий им. Роберта Рождественского, им. Ярослава Смелякова. Член Союза писателей России. Живет в Дедовске Московской области.



* * *

Под утро сдавит грудь,
Как будто ободами,
Я не могу уснуть,
И сон избыть — беда мне.

Не то, чтоб ночь до дна
Не вычерпал к рассвету,
А просто — явь темна
И объясненья нету.



* * *

Когда б не серебро твоей слезы,
Я от забот легко б освободился,
Перевернул б песочные часы,
Взмахнул рукой — и заново родился.

Но серебро мой осеняет путь,
Моим желаньям щедро потакая,
Как будто знает, что когда-нибудь
Мои глаза придавит пятаками.



* * *

От бессилья я жестче и злее,
Ты не стой, как свеча, надо мной,
Я не умер, я только болею,
В этот раз пронесло стороной.

Жизнь пройдет, может быть, вразумею,
Потому пронесло стороной,
И не умер я, только болею.
Что свечой ты стоишь надо мной?



* * *

На пять минут зайду едва-едва,
И снова я ребенок с нею рядом.
«Жива?» «Да, слава Господу, жива».
А больше мне и ничего не надо.

Легонько в грудь уткнется головой,
Ей мой приход — последняя отрада.
«Живой?» «Да, слава Богу, мам, живой!»
А больше ей и ничего не надо.



* * *

Спотыкаюсь, стреножусь на каждой версте,
Вбита в землю по горло верста,
А тому, кто хоть раз повисел на кресте,
Даже дня не прожить без креста.
Не жалею себя и к другим без щедрот
И смотрю до окалин в глазах,
Как качается гать от совиных болот
До совиной звезды в небесах.

Ни прощеньем твоим, ни слезой на ветру
Не унять мне тоски ломовой,
И вбиваю с размахом в пространство версту,
Чтоб не кончился путь столбовой.



СКОМОРОХ

Мне родина рюмку нальет,
Я выпью и стыд потеряю,
Губною гармошкою рот
Расквашу от края до края.

На слово последнее скор
Подхваченный резвым мотивом,
На всех заведу разговор
О нашем житье терпеливом.

Под горку покатится речь,
И враз опрокинет границы,
Коль слово от слова зажечь —
Все дальше само разгорится.

И выгорит в памяти путь
Былинный, забытый, заветный,
Он рядом, ладонь протянуть,
Но вдруг зашатаюсь под ветром,

Не стану раскачивать Русь,
Поникну, как травы к Успенью,
И правду, которой боюсь,
Опять рассказать не успею.

С размаху шагну в забытье
И стану в сомненье минутном
Следить, как дыханье мое
Густеет во времени смутном.

 



* * *

Долгий путь слезой суровой вышит,
Прорастет слеза и зацветет,
Кто не слушал — больше не услышит,
Кто не выжил — больше не умрет.

На каких мы выросли заквасках!
Как дышали дивом и волжбой!
Укатили сказки на салазках
И забрали бабушку с собой.

Я с тревогой памяти внимаю,
Санный след, как ленточку, тяну,
Жизнь прожил, а все не понимаю,
Что я жизнь обратно не верну.

Утомились реки от движенья,
Намерзает в зеркало слюда,
И еще живые отраженья
Прибирает мертвая вода.



ЦЫГАНОЧКА

По утрам мы — зяблики,
Ближе к ночи — вороны,
Покатились яблоки
На четыре стороны,
На дороги дряблые
Жизнь легко потратится,
Яблоко от яблони
На тот свет укатится.
Берега кисельные,
Реки окаянные,
Земли безземельные,
Печи деревянные,
Родина овражная,
Поле с переметами,
Закопали заживо,
Откопали мертвыми.

Жизнь казалась панночкой,
Обернулась ведьмою,
Выбивай цыганочкой
Дурь мою последнюю,
Не даруй мне жалости,
Не клади заплаточек,
Насуши мне к старости
Молодильных яблочек.



* * *

Кому-то жизнь — тяжелый грех,
Кому-то — окаянство,
Я шел во тьме, покуда снег
Не осветил пространство.

Я выживал, где жизни нет,
И пропадал, где жили.
Но выпрямлялся снежный свет
Работой сухожилий.

И как бы черная смола
По следу не кипела,
Легонько жизнь моя плыла
По белому под белым.

Но что и раньше, что во тьме
Мне было непонятно,
Откуда жизнь взялась во мне
И как уйдет обратно.



* * *

Кто стреножит меня, кто сразит меня влет,
Кто рискнет поменяться местами?
Я из темных лесов, я из гиблых болот,
Где грибы лишь к войне вырастают.

Тучно время грибов, хоть косою коси,
Косари шли за ротою рота,
Как им елось, пилось и моглось на Руси!
Да сгубили леса и болота.

Знаю много своих и чужих адресов,
Но храню здесь заветные веси,
И ладони мои, словно чаши весов,
Держат мир и войну в равновесье.



* * *

Снег такой, что до неба рукой достаю,
Закажи мне рубаху на вырост,
Я с рожденья запомнил, как «баю-баю»,
«Зверь не съест, если Бог нас не выдаст».

Расстоянье и время дыханьем дробя,
Крестный путь выпрямляем в дорогу,
И живыми надеемся лишь на себя,
Чтоб посмертно довериться Богу.

Приготовлена в небе для всех полынья,
Но покуда душа не взлетела,

Через тысячу лет посмотри на меня,
Так как тысячу лет не смотрела.



* * *

Ноябрьские ночи до снега черны,
Со снегом темны без просвета,
Как будто нам выпало время вины
В награду за красное лето,

Как будто не жить нам теперь, доживать
Навеки забытым в дозоре,
И чувствам в угоду слезу вышибать
Из ветхозаветных историй.

Мы печку затопим, свечу затеплим,
Оставим наказ домочадцам,
И темное время, обнявшись, проспим,
Чтоб легче с зимой распрощаться.

И будет земля до небес зелена,
И солнцу откроется дверца,
И в сласти нажитая жизнью вина
Тихонько осядет на сердце.



* * *

Судили и рядили,
Рубили русский путь,
И гвозди в небо били,
Чтоб землю колыхнуть.

Искали перемены
От перемены мест,
И каждый шел на стены,
А думал, что на крест.

И кто из нас болезных
Тогда осознавал,
Что поджигаем бездну,
Что плющим в круг овал,

Что буря скоро будет,
Не минет стороной,
Всем головы остудит
На плахе ледяной.

И станем мы, как дети,
Нам три, четыре, пять,
И холодно до смерти,
И страха не унять.



* * *

Не то, чтоб сеял зло,
В необъяснимой страсти
Звериное число
Раскладывал на части.

Мне ночью не спалось,
Мне днем не просыпалось,
Я чувствовал, как ось
Земная напрягалась,

Как шли материки
Открыто друг на друга,
Как солнце вопреки
Сойти старалось с круга.

Я понимал — игра
Моя давно за краем,
И знал, земля — сыра,
А рай необитаем.



* * *

Не грехи это — слабости наши,
Не сумеешь простить — пожалей,
Все вкусили березовой каши,
Да не всем отпустили елей.

Бог простит, лишь бы люди простили,
Отстоимся в нужде и беде,
Дождь не даст задохнуться от пыли
И научит ходить по воде.

 



* * *

Сбереги меня, мой Ангел,
В чистом поле да в грозу,
Пулемет на левом фланге,
Доползу — не доползу.

Я взвалил войну на спину,
Чтоб от дома унести,
Я здоровый, я не сгину,
Только б поле проползти.

Станьте кочки крепостями,
Превратись трава в броню,
Я коленками, локтями
Шибко землю бороню.

Пулемет не держит стрелку,
Недолет да перелет,
Добрый Ангел смотрит сверху,
Выжидает, чья возьмет.



* * *

Не выдержу — в темнице
Свечою распалюсь,
Не ветхой плащанице —
Создателю молюсь.

И память держит цепко
Заученный урок,
Что церковь — только церковь,
А Бог и вправду Бог.

Как мертвый лес, корчую
Живое существо,
И страх животный чую,
И верую в родство.



* * *

Чуть поднимешься — уже круги,
На испуганный взгляд обернешься,
Ты других от себя береги,
Сам тогда от других сбережешься.

Тот, кто смог устоять на краю,
За границами света и звука,
Понимает, лишь в смертном бою
Хороша круговая порука.
Все равно, даже душу губя,
Не узнаешь, как все не узнали,
Где воронка вращает тебя,
А где вечность ведет по спирали.



* * *

К какому рубежу
Лета меня готовят,
Огонь в руках держу,
А ощущаю холод,

И в памяти моей
Иных земель поверья,
Вода других морей,
Других лесов деревья.

То ль это миражи,
То ль просто совпаденья,
То ль очень долго жил
До своего рожденья.



* * *

Где по глине да по тине
Катит темная вода,
Где в траве, как в паутине,
Вязнет падшая звезда,

Где туманом забеленный
Воздух гуще киселя,
Там, на веточке зеленой,
Жизнь качается моя.

И никак не догадаться
Даже мудрым по утру,
Сколько ей еще качаться
На весу да на ветру.

Ну а тот, кто это знает,
Не расскажет ничего,
Он меня оберегает,
Я — растение его.



* * *

Готовимся к итогу,
Себя поспешно судим,
Но что доверишь Богу,
Того не скажешь людям.

Как жить теперь, товарищ?
Как выдержать правеж?
И Бога не обманешь,
И людям не соврешь.



* * *

Клянем любые времена,
Одни глухи, другие люты,
И имена, как семена,
Бросаем в грязь и сеем смуты.

То снеговей, то суховей,
То дождь стучит в ведро пустое,
Лишь годы юности своей
Мы чтим, как время золотое.

И, замирая от стыда,
И воротилы, и чудилы,
Стремим в отчаянье туда
Все наши помыслы и силы,

И ничего не ждем в ответ,
И не надеемся на чудо,
Но если есть над нами свет,
То он оттуда, он оттуда.



* * *

Сколько в кровь мою впало живых ручейков,
Сколько врезалось в память событий!
Потянуть бы успеть из забытых веков,
За дорожки, за жилки, за нити.

Покатить пред собою клубок шерстяной,
Чтоб трава перед ним припадала,
И монгольскую гарь часовой шестерней
Запахать от Литвы до Урала.

И все дальше туда, где Христос не воскрес,
И смотреть, как в летящем рапиде,
С византийских высот на языческий лес
И себя за деревьями видеть.



* * *

Я спешно жил за годом год,
То крест неся, то знамя,
И не заметил переход
Из полымя во пламя.

Я в новой стати б свой резон
Нашел без принужденья,
Когда бы мне не снился сон
О скором продолженье.



* * *

Вот и прожита жизнь без остатка,
Если жив, то уже не дыша,
За границей земного порядка,
Где прощается с миром душа.

Я цепляюсь за мерзлую землю,
Я пред небом холодным дрожу,
И последнему времени внемлю,
И последней слезой дорожу.



* * *

Закрыть бы свинцовые веки,
И слушать всю ночь напролет,
Как бьются подземные реки
В корнями затянутый свод.

Не ведать бы вечной мороки,
Концы расплетая в узлах,
А зреть, как древесные соки
Восходят в отвесных стволах.

Глаза не кривить в укоризне
На злое житье и бытье,
А плыть по течению жизни,
Сливаясь с теченьем ее.

И знать, что во странствиях долгих
Хоть раз по прошествии лет
Бог встретит тебя среди многих
И тихо поклонится вслед.



* * *

В этом городе я незнакомцем
Проскользил по гранитному льду,
Так легко, что короткое солнце
Лишь качнуло меня на ходу,

И успело тревожным ожогом
Запалить напоследок виски,
Что рожден этот город не Богом,
А возвышен ему вопреки.



* * *

Кричу, когда огонь прожжет
Меня дыханием луженым:
«Бог береженных бережет,
А каково небереженным»?

Мне эхо катится в ответ,
Ожоги сушит и нарывы:
«Небереженых Богом нет,
Есть, кто мертвы, и есть, кто живы».

Смиряюсь, верю и огня
Не устрашусь проникновенья,
И Бога, спасшего меня,
Оберегаю от забвенья.



* * *

Бывают дни — знаменьем
Охвачены благим,
Другим владею зреньем
И разумом другим.

И космоса движенье
Сквозь млечные ходы
Снимаю с отраженья
От капельки воды.



* * *

Этот дождь, как монгольские стрелы,
Из веков и еще на века.
С каждой ночью бесчувственней тело,
С каждым днем безнадежней тоска.

Лишь поверивший в слово и дело,
Переживший крутеж и правеж,
Знает, как заворачивать стрелы,
Помнит, как заговаривать дождь.