Книжно-Газетный Киоск


Перекличка поэтов




Иван ТАБУРЕТКИН



НА ВЫСОКОЙ ГОРЕ
 
 
Простор

Чем сердце успокоится?
         Модная пошлость

Легко утечь за тридевять земель
и мир познать, и сердце обустроить,
легко увлечь под голос и свирель
за окоем, где мнится взлет и провидь.

Но нелегко раздвинуть ветвь и лист
своей души, чтоб закатиться тропкой
в ту глухомань, где призрачен и мглист
укромный мир твоей натуры топкой.

Достать бы сил себя преодолеть
и обрести в самом себе отраду
души вселенной, заточенной в клеть,
но задушившей зеленью ограду...

Легко истечь. Но нелегко извлечь
из сердцевины — мир. Из сердца — речь...



Черная Кошка

Разогретый трепетом азарта
и отпетый трубами трибун,
я ушел ракетою со старта,
пестрой лентой вытянув табун.

Наобум взрывая гарь дорожки,
локоть в кровь снося на вираже,
я забыл, что все на свете кошки,
почернев, следят за мной уже.

Я летел, пронзая все живое,
как игла, как ветер в голове
рваной нитки моего конвоя, —
а судьба мяукала в траве...

Стадион привстал на задних лапах:
я шипами гарь победы рвал —
но внезапно черный рок на запах
крови,
     пота,
         славы
              стартовал...

И — обвал трибун!
И триумфальный
визг судьбы перечеркнул в броске
мой азарт,
мой старт,
мой спурт
астральный! —
полоснув шипами по щеке...

Я ушел от гаревой дорожки —
и оставил кошку в барыше,
позабыв,
        что есть чернее кошки:
те,
   которым дал скрести в душе...



Аквариум

Завечерел аквариум окна.
Гравюра крон недвижна и черна.
И колокольчик желтого плафона —
как батискаф в дремучем царстве дна.

Потусторонний призрак за стеклом
свое подобье трогает челом
и выдыхает на предел незримый
туман тепла, заоблачный псалом.

На обнаженном зеркале окна
дрожит плафон, а может быть, луна —
безмолвный зов в глубинах запредельных —
как символ ночи и соперник сна...



Дуда

На высокой горе, ближе к Богу,
от мирской суеты вдалеке
белый дед поживал понемногу
с самодельной дудою в руке.

От погудки до новой погудки,
от загадки до новой туги
он дышал через дырочки дудки
под мерцание Божьей серьги.

Птица ночи макушку ласкала
ледяным опахалом крыла,
псица дня лихоманкой оскала
лытки жарила, пятки пекла.

Но сквозило в узорах подола,
восходило до Божьей серьги
соловьиное звонкое соло
мимо лиха жары и пурги.

От жары посветлели зеницы,
поседели виски от пурги,
и метало над дедом зарницы
завидущее око карги.

Мудрено в паутине мертвящей
с немудрящей дудой вековать.
Но заслушался Вещий и Вящий —
не решился погудку прервать...



Эолова Арфа

…Как много в нем отозвалось!
                              А. С. Пушкин

И славы ты хотел, и славой тешился,
и к славе был болезненно ревнив,
когда венцом строки на шею вешался
царям и прям братоубойных нив.

И воли жаждал ты, и оправдания
заискивал в обузе и в узде,
кивая на досужие предания
и предавая преданных тебе.

И по сей день тебе твой клир признателен,
обязан всяк простору твоему,
провозглашая общим знаменателем
посильное посреднему уму.

Презренный раб найдет в тебе наперсника,
избитый шут сошлется на тебя,
и плут, и хват почтут в поэте сверстника
и компаньона, выгоды дробя.

Поп воскурит, афей возьмет в соратники,
царь учредит, присвоит имя псарь.
Ни блудодей, ни старцы-голубятники
не обойдут огарком твой алтарь.

Вон жидоед к твоим объедкам ринулся,
а вон и жид в твоем стихе увяз,
к литым стопам литые волдыри неся
на слитках поз и на запятках фраз.

К твоим ногам и сукин сын отечества,
и враг народа силятся припасть,
тобой и бой исполнен молодечества,
и над вдовой сочит сочувство пасть.

Ты — «наше все»! без меры! без изъятия!
Ты плоть от плоти с головы до пят
от рождества до крестного распятия —
и вещий жид, и вечный русопят.

Ты стал натурой купруму и олову,
резцу и кисти, слову и струне,
склонив послушно голову эолову
к стране столицей,
к сердцу и — ко мне...



Иван Табуреткин — поэт, бард, филолог. Окончил филфак, аспирантуру МГПИ им. В. И. Ленина. Двадцать лет преподавал в высшей школе. Сейчас на пенсии. Автор 5 книг стихов и 3 компакт-дисков. Живет в Москве.