Книжно-Газетный Киоск


Елена ЛИТИНСКАЯ


ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

(Повесть)


Кэтрин Грэм родилась на северо-западе страны в семье потомков немецко-ирландских эмигрантов и большую часть своей двадцатисемилетней жизни провела в городах и весях штатов Огайо и Монтана. В одном из тамошних университетских городков она окончила колледж и graduate school (высшая школа), запасливо приобретя сначала профессию учителя начальной школы, а потом, на всякий случай, — библиотекаря. Получив работу в Бруклинской публичной библиотеке, она въехала в город весьма своеобразно: не самолетом, не поездом, не рейсовым автобусом и даже не легковым автомобилем, а на своем оборудованном под комнатку с занавесками на окнах (правда, без удобств) стареньком микроавтобусе. Нет, конечно, мы не станем сравнивать ее появление в Бруклине с Иисусом, въехавшим на осле в Иерусалим! Но все же было в прибытии Кэт нечто необычное, из ряда вон. И сама она была необычна для Бруклина: высокая, длинноволосая натуральная блондинка с широко распахнутыми голубыми глазами. Не то чтобы писаная красавица, но яркая и чрезвычайно привлекательная, как принцесса из северной сказки, случайно забредшая на галдежный южно-восточный базар. Что привело эту белокожую американскую диву из северо-западной глубинки в мультикультурный, вечно иммигрантский, негритянско-латинский, итальяно-ирландско-еврейский и постепенно настойчиво становящийся русскоязычным — Бруклин?



* * *

Штат Монтана. Индейская резервация. Поселок Н. — населенный пункт с проживающими в нем индейцами племени кроу — как их нынче политкорректно называют native Americans (коренные американцы). Около одиннадцати тысяч человек — вот все, что осталось от некогда боевого племени после войн, междоусобиц, болезней, эпидемий, беспробудного пьянства, ранних смертей от туберкулеза, самоубийств, природных катаклизмов и прочих несчастий, посылаемых на род людской Высшими силами и самими пострадавшими. Нищета, лачуги, трейлеры, вигвамы и лишь кое-где приличные домики. Маленькие дети, играющие в войнушку. Цивилизация сюда заглянула, кое-что новое сотворила, но, испугавшись тяжелой работы по внедрению своих достижений в застывший в веках быт кроу, отвернулась и убежала…
В одном из более или менее благоустроенных, прочных, кирпичных домов располагалась начальная школа, в которую Кэт поступила работать учительницей первого класса. Двадцатипятилетняя идеалистка, незамужняя, свободная от любви к некоему, пока не возникшему на ее пути мужчине, начитавшись рассказов и статей, насмотревшись документальных фильмов о бедственном положении американских индейцев в резервациях, решила принести пользу обществу на ниве образования некогда гордых, а ныне, как она их называла, «униженных и оскорбленных» коренных американцев.
Мои суровые, нет, мои жестокие предки отняли у индейцев все: материк, культуру, национальную гордость, ослабив иммунитет, заразив европейскими болезнями и загнав в резервации, которые не всегда были пригодны для сельского хозяйства. Выживайте, мол, как можете. Я должна, я просто обязана помочь их детям приобрести зачатки образования, чтобы потом они смогли приспособиться к современной жизни, а если захотят, то продолжить учебу в средних школах, колледжах и университетах и выбраться из проклятого гетто резервации. Я молода, здорова, упорна, сильна духом и телом и могу это сделать, — рассуждала Кэт о своей миссии.
Директором школы и одним из учителей был метис Джо Браун, рожденный от женщины из племени кроу и белого мужчины — путешественника и исследователя истории Америки, которого на короткое время наука, любознательность и нелегкая занесли в этот полудикий край. Он собирал материалы для докторской диссертации о жизни современных индейцев разных племен. Диссертацию писать начал, но так и не завершил, зато успел вовсю закрутить роман с молодой красивой скво и, узнав, что она беременна, позорно бежал из резервации, опасаясь то ли мести родных девушки, то ли серьезности своего увлечения. Исчез из поля зрения возлюбленной, не только не помогал ей материально, но даже не поинтересовался, кто у нее родился. Растворился в огромной стране и уже более никогда вестей о себе не подавал.
В результате этого короткого романа на свет появился «полукроу» (звучит почти как «полукровка») Джо. Мать ребенка, недолго погоревав о бегстве его отца, сосредоточила всю оставшуюся любовь и нежность на новорожденном. Обожала его, баловала без меры и старалась изо всех сил, чтобы мальчик получил «настоящее воспитание и образование, достойное белого человека». Она неотступно, упорно, даже назойливо стучалась во все двери, писала письма в государственные и штатные учреждения, заполняла анкеты (ибо была обучена английской грамоте) и в итоге получала желанные гранты. Мать рано отдала Джо в престижную католическую школу-интернат, где его крестили, ибо считала, что белый человек должен верить в Бога Отца, и Сына, и Святого духа. Так ему легче будет жить и продвигаться по социальной лестнице в американском обществе.
Джо удалось окончить high school, колледж и даже graduate school, получив степень магистра, благо не только для чистокровных native Americans, но также для метисов и квартеронов американское правительство, осознавшее свою тяжкую вину перед ними, предоставляло все эти дорогие возможности абсолютно бесплатно. Надо было только доказать, что ребенок — хоть на одну четверть коренной американец.
Мать Джо не хотела, чтобы сын возвращался в резервацию, но молодой человек был упрямо предан своему племени и, несмотря на ее возражения, слезы и причитания (я столько сил вложила, чтобы ты жил в большом мире!), вернулся в родной поселок навестить своих да так там и остался. Женился на местной скво, обзавелся детьми и с головой окунулся в стоячую воду просвещения своих соплеменников.
Прошло десять лет. Джо с грустью осознал, что ничего экстраординарного не в силах сделать для подрастающего поколения кроу, смирился и просто продолжал работать по инерции. Единственное, что ему удалось, — это пробить в министерстве образования еще одну штатную единицу — должность учителя. Вот тут-то и появилась Кэтрин в ореоле своей юной красоты, заразительного обаяния и энтузиазма, вдохновленная благородной миссией просвещения.
Увидев Кэтрин, Джо сначала слегка остолбенел, потом обрадовался и одновременно испугался. Ему было радостно от того, что детей его соплеменников будет учить такая образованная, необыкновенная, почти неземная девушка, и стало страшно за судьбу этой, видимо, наивной красавицы из внешнего мира. Белокожая блондинка с длинными волосами и ярко-голубыми глазами, Кэт словно свалилась с другой планеты. Она абсолютно не вписывалась в здешнюю индейскую реальность ни внешностью, ни своим внутренним миром.
Господи! Зачем она здесь? Да понимает ли, куда попала и что ее здесь ждет? В лучшем случае — сплошное разочарование. (Ведь большинство наших детей такие ленивые. Никаких амбиций, не говоря уже об обычном стремлении к знаниям.) В худшем… не хочу даже об этом думать! Скорее всего, она — идеалистка, мечтательница из неисправимых либералов-демократов и абсолютно не осознает, куда попала. Я буду опекать ее, предостерегать об опасностях, помогать всем, чем смогу. Я…
Джо не хватало воздуха, он задыхался, сердцебиение зашкаливало… Но он все же сумел преодолеть полушоковое состояние, взял себя в руки и даже надел маску спокойного, вежливого гостеприимства.
— Идемте, я покажу вам ваш дом.
Для новой учительницы отремонтировали не трейлер, а небольшой домик, в котором были предусмотрены почти все необходимые для цивилизованного человека удобства.
 — Отдохните с дороги. Моя жена Винона поможет вам обустроить быт и познакомит с соседями. Не спешите, присмотритесь. Работать можете начать через несколько дней. Мы обсудим детали. Я приложу все усилия, чтобы вам у нас было хорошо и удобно, разумеется, принимая во внимание здешние, увы, несколько примитивные условия жизни и отсутствие привычных для вас культурных развлечений. Если что-то непонятно, вызывает сомнения или опасения, не стесняйтесь, спрашивайте.
— Спасибо, Джо! Не беспокойтесь. Это я с виду такая неприспособленная к сельской жизни городская барышня. На самом деле я закаленная, выросла в деревне, владею верховой ездой и не боюсь бытовых трудностей, — гордо ответила Кэт, решительно тряхнув соломенного цвета челкой.
Винона была почти ровесницей Кэтрин, всего-то на год-два старше, но она рано, в шестнадцать лет, вышла замуж, за ее плечами были радости и горести семейной жизни в резервации и заботы о детях, которых народилось четверо — мал мала меньше. Все это отложило следы раннего увядания на ее некогда хорошеньком личике, на которое в свое время прельстился Джо. И в блестящих черных, как воронье крыло, волосах Виноны появились первые тонкие седые нити. Будучи послушной женой, чья роль — с готовностью угождать мужу и выполнять все его указания, Винона внешне весьма радушно отнеслась к Кэтрин и даже рьяно и с подобострастной улыбкой принялась помогать той обустраиваться. Но внутренний голос и жизненный опыт нашептывали ей, что не приживется эта яркая белая девушка в их общине, не принесет пользы ни ученикам, ни себе, и, вообще, от нее следует ожидать одни проблемы и неприятности. Она — как белая ворона среди черной стаи…
Прислушивайся к шепоту, и тогда тебе не придется слушать крики.
От этих мыслей улыбка Виноны, когда она разговаривала с Кэт, получалась неестественная, какая-то перекошенная. А ничего не подозревающая Кэтрин радовалась доброму отношению и гостеприимному приему и сразу определила Винону себе в подруги.
Не всегда враг является врагом, а друг — другом.



* * *

Кэт понравился нехитро, но уютно обустроенный одноэтажный домик, в который ее определили. Сени, маленькая гостиная с диваном и столом со стульями. Над столом во всю стену — красочный гобелен, изображающий воинственный эпизод из истории племени. Кухонька с холодильником (который был заботливо набит продуктами — Джо и Винона постарались), газовая плита с баллончиком, крошечная спальня-альков, комод для белья и туалет с душевой кабинкой. (Правда, воду для душа надо было греть на газовой плите.) Даже стенной шкаф у входа. Ничего лишнего и в то же время все, что нужно для жизни. Она разложила и развесила свои вещи, согрела воду, приняла душ с дороги, отварила спагетти, нарезала сырые овощи в салат, поужинала, выпила индейского травяного чаю и, удовлетворенная ходом событий, окрыленная надеждами на успех своей благородной миссии, улеглась спать.
Утром Кэт проснулась рано, отдохнувшая, полная сил и энергии начать новую жизнь и Работать — с большой буквы. И погода стояла прекрасная, теплая, раннеосенняя, словно в тон настрою молодой учительницы. Кэт решила приступить к работе сразу, не теряя времени на обзор окрестностей и знакомство с соседями.
Потом, успеется…
Захватив учебники, пособия и конспекты лекций, она отправилась в школу, где Джо представил ее первоклассникам, которых ей предстояло учить английскому чтению и письму, а также арифметике. И всего-то их было десять детей, бедно, но чисто одетых. (Видно, матери постарались, позаботились к началу учебного года.) Малыши смотрели на Кэтрин во все глаза, как на языческую богиню, милостиво спустившуюся с небес на землю.
Как же я буду их учить? Ведь они, наверное, не знают английского, а я не знаю их языка. Я, правда, кое-что прочитала из истории племени кроу и выучила несколько фраз, но это так мало, так мало…
Ее волнение было напрасным. Дети говорили по-английски даже лучше, чем на своем родном сиуанском языке. Оказалось, что в поселке никто, кроме старейшин и вождя племени, не говорил свободно на этом наречии. Пройдут десятки лет, сменится несколько поколений — и их древний язык умрет, как постепенно умирает их культура и обычаи. Они теперь — никто, нечто среднее между белыми американцами и индейцами. Свое не хотят забыть, но забывают, чужое усваивают с душевным скрипом.
Первый день в школе прошел спокойно. Притихшие дети внимали Кэт с открытыми ртами и послушно повторяли названия букв и цифр. На переменах девочки подходили к ней, бережно трогали ее роскошные светлые волосы. Одна из них, осмелев, спросила:
— Ты покрасила волосы? А мои волосы можешь так покрасить?
— Нет, это мой натуральный цвет волос. Я могу покрасить твои, но зачем это нужно делать? У тебя такие прекрасные, блестящие, черные волосы и толстые косы. Ты очень красивая девочка.
— Я красивая? Да? Но почему никто, кроме тебя, мне этого не говорил?
— Подожди, еще скажут. Подрастешь — будешь красавицей.
Девочка улыбнулась, захлопала в ладошки и закружилась от радости.



* * *

— Ну, как прошел первый день? Наши маленькие стервецы вас не обижали? — обеспокоенно спросил Джо.
— Все прекрасно! И совсем они не стервецы, а очень даже послушные детки. Внимали мне, раскрыв рты. На перемене по волосам гладили. Одна смешная девочка с толстыми черными косичками сказала, что хочет покрасить свои волосы в такой же цвет.
— Значит, вы им понравились. Неудивительно! — сказал Джо и густо покраснел, насколько позволяло покраснеть его обветренное, да еще и смуглое от природы лицо метиса. — Кэтрин! А знаете что… Приходите к нам вечером, где-то часов в шесть. Мы с Виноной приглашаем вас на обед. Придете?
— Спасибо! С удовольствием. А что принести к обеду?
— Себя и хорошее настроение. Этого будет вполне достаточно.
Джо улыбнулся, демонстрируя ровные белоснежные зубы.
Обладатели такой улыбки не курят. Джо не курит. Почему мне говорили, что все здешние мужчины курят, пьют и употребляют наркотики? Да, мне много чего нарассказывали, пугали: что дети дикие, неуправляемые, что женщины завистливые и злые, что вожди племен не любят «бледнолицых», что местные колдуны и шаманы наводят порчу на неугодных пришельцев… Какая ерунда! В действительности все абсолютно не так. Во всяком случае, пока не так!
У Джо и Виноны был современный двухэтажный дом — предмет гордости хозяев, а также восхищения и тайной зависти соплеменников. В общем-то, обычный, стандартный двухэтажный американский дом, никаких излишеств: три спальни и ванная комната на втором этаже, гостиная, кухня и туалет с душем на первом. В подвале — стиральная машина и сушка белья. Все как полагается: высокое крыльцо, задний дворик, сад, огород. Джо неплохо зарабатывал на двух ставках — директора и учителя. Винона преданно, с любовью, возведенной в степень обожания к нему и детям, вела хозяйство.
Ужин-обед был накрыт в саду под деревьями. Вся семья была в сборе: три дочери (хорошенькие, бронзоволицые, черноволосые девочки девяти, семи и пяти лет) и младший годовалый сынишка, спавший в коляске тут же рядом.
Кэтрин посадили на почетное гостевое место напротив главы семьи. Она вначале чувствовала себя неловко, но постепенно освоилась. Средняя девочка Джэки оказалась одной из ее учениц, той самой, которая в восторге трогала волосы Кэтрин и просила, чтобы та ее выкрасила в блондинку. Джэки стеснялась присутствия учительницы, прятала глаза. А Кэтрин обрадовалась: появилась актуальная тема для застольной беседы.
— Ну что, Джэки, будем волосы красить? — спросила Кэтрин с лукавой улыбкой.
— Нет, мама не разрешает, — смутилась девочка.
— И правильно, что не разрешает! Портить такие дивные волосы! — Кэт сделала притворно строгие глаза.
Помолчали. Кэт вдыхала головокружительный воздух горной долины, смешанный с дразнящими запахами приготовленного обеда. Винона подала на стол зажаренное на углях бизонье мясо с овощами — печеной репой и вареной кукурузой. Особым деликатесом (который Кэт все же не решилась отведать) была зажаренная бизонья кишка, политая каким-то особым пряным соусом.
— Попробуйте, Кэт, ну хоть кусочек! Это наше национальное блюдо! Винона его сегодня целый день специально для вас готовила. Отмывала кишку, вымачивала, мариновала и жарила, — сказал Джо.
— Нет, простите! Как-нибудь в другой день. Слишком много впечатлений для ума и… желудка! Не все сразу, — вежливо отнекивалась Кэт. При одной мысли о том, что придется откусить кусочек хоть промытой, хоть маринованной и прожаренной кишки, ей сделалось тошно.
— Ну, хорошо! Значит, в следующий раз, — не настаивал Джо.
Винона почти не сидела за столом, все бегала на кухню: то одно принесет, то другое. Потом вдруг села рядом с Кэт, пристально посмотрела ей в глаза, резко встряла в разговор и выпалила — видно, этот вопрос ее сильно волновал:
— Скажите, Кэт, а жених у вас есть? Вы собираетесь замуж?
— Пока нет! Но надежды не теряю, — Кэт свела вопрос к шутке.
— Думаю, вам надо поскорее выйти замуж. Да, да! У нас не принято, чтобы молодая, красивая девушка была незамужней. Наши соплеменники не поймут, не одобрят, — буркнула Винона.
— Оставь Кэтрин в покое, женщина! — строго сказал Джо. — Язык скво летит быстрее ветра. Кэтрин — современная девушка, она приехала сюда, чтобы учить наших детей, а не жить по стародавним понятиям кроу.
— Простите меня, пожалуйста, Кэт! Я думала, как лучше… Я только хотела предупредить. Вас увидят молодые мужчины, сразу влюбятся в такую красавицу, будут настырно привязываться, даже свататься. Вы их будете отбрасывать. Ведь наши простые, необразованные парни — не вашего уровня. Они снова будут приставать… Хлопот не оберетесь. Ох! Лучше бы вы привезли с собой мужа или хотя бы жениха.
— Нет у меня ни мужа, ни жениха! Вот такая история, — с грустной иронией резюмировала Кэт. — Если бы был муж, не знаю, приехала бы я сюда или нет. А так я свободна. Куда хочу, туда лечу.
Она даже руки подняла, словно крыльями взмахнула, как большая белая птица.
— Так, все! Меняем тему разговора! Как вам бизонье мясо, Кэт? Понравилось? — спросил Джо.
— Очень вкусно! Только бизонов жалко, вымрут они. Что тогда будете делать?
— Ну, мы не так часто едим бизонье мясо. Тут действует особо строгий закон, охраняющий этих редких животных. Мы — законопослушное племя, охотимся, только когда это разрешено, — пояснил Джо.
Джо смотрел на Кэтрин и, как ни старался, не мог отвести от нее восхищенного взгляда.
Глаза говорят вещи, которые язык сказать не может.
Она приковывала его невидимыми узами, примагничивала, сама не осознавая того, привораживала.
Фея, волшебница, светловолосая колдунья…
Джо понимал, что стремительно влюбляется в эту белую девушку из другого мира, «чужестранку», что, пока окончательно, по уши не влюбился, надо остановить этот процесс, ведущий к семейной катастрофе.
Тот, кто одной ногой стоит в лодке, а другой в каноэ, в конце концов свалится в реку.
Но он не имел ни малейшего представления, как не влюбиться в Кэт. За десять лет брака с Виноной такая внебрачная любовная напасть случилась с ним впервые.
Ведь мы будем вместе работать, а значит, каждый день видеться. Чем чаще видеться, тем сильнее любовные путы. Винона проницательна, и она уже все заметила. Недаром завела этот разговор о женихе и замужестве. Бедная моя, преданная, любящая и до сих пор любимая жена! По-другому, привычно любимая, но любимая! Она не заслуживает такого удара. Да, но у меня есть сила воли… и я не мерзавец какой-нибудь, чтобы пытаться завести роман с этой девушкой… да еще на виду у всего поселка. Подлое это дело и пустое.
Если ты заметил, что скачешь на мертвой лошади, — слезь!
На этой мысли Джо с силой, до боли сцепил пальцы рук, аж костяшками хрустнул, сделал глубокий вдох и немного успокоился. Тактически правильным шагом в возникшей ситуации было снова перевести разговор на другую тему. Например, похвалить Винону, ее кулинарное искусство.
— Винона, дорогая, завари нам крепкого травяного чаю и принеси мой любимый пирог. Я уверен, что такого вкусного десерта наша гостья никогда и нигде не пробовала.
Винона посмотрела на мужа с благодарностью, засияла глазами, улыбкой. Пирог из кукурузной муки с ягодами действительно оказался необыкновенно вкусным. Все смаковали…
Стоял удивительно теплый сентябрьский вечер. Быстро и как-то резко стемнело. Полная луна, окруженная звездами, освещала уютный задний дворик мягким, загадочно-волшебным светом. Кэт чувствовала себя настоящей героиней индейского фольклора.
Винона отослала детей спать. Кэт посмотрела на часы, потом на хозяев и собралась уходить:
— Я, пожалуй, пойду домой. Поздно уже. Да и вам пора отдыхать. Завтра рабочий день. Спасибо за вкусное угощение и… за приятную компанию.
Кэт встала из-за стола.
— Подождите, я провожу. Не нужно вам одной ходить в темноте. Нет, вы не подумайте ничего плохого. Вообще-то, у нас спокойно. Бандитов нет, правда, немало пьяниц. Но никто из наших не посмеет приставать к белой учительнице. Это я так, на всякий случай провожаю, — объяснил Джо.
Винона открыла рот, хотела что-то возразить, но передумала, промолчала и только головой кивнула, что должно было означать согласие.
Путь от дома Джо до домика Кэтрин недолог — каких-то пять минут. Главная улица была не слишком густо, но вполне достаточно освещена. Домики, трейлеры и хижины светились огнями окон. Устрашающей темени, в которую Джо боялся отпустить Кэт без провожатого, не было. Джо просто берег Кэт, как редкий, драгоценный камень. Они шли рядом молча. Джо хотел было взять Кэт под руку, чтоб поддержать, если девушка споткнется, но не рискнул.
Вдруг Кэт это не понравится? Сочтет за назойливость. К тому же кто-то из жителей поселка может заметить и пустить сплетни. Дойдет до Виноны. Только этого не хватало.
Все насущные темы были вроде уже исчерпаны. Джо проводил Кэт до самой входной двери. Они пожелали друг другу спокойной ночи, но было в этом обычном вежливом пожелании нечто недосказанное, какая-то тайна, которую знали только эти двое. Джо подождал, пока Кэт вошла внутрь дома, щелкнула дверным замком и зажгла свет в гостиной. И только потом, насвистывая мотив из популярного кинофильма, он медленным шагом пошел по направлению к дому. Домой идти не хотелось. Хотелось побродить одному по поселку и думать, думать о Кэт.



* * *

Кэт постепенно привыкала к жизни в индейском поселке. Днем уроки в школе, вечером подготовка к урокам и бесплатные дополнительные занятия с некоторыми отстающими учениками. Перед сном она читала книги, которые привезла с собой (целую библиотеку). Иногда смотрела передачи по телевизору, подаренному Джо. Ложилась спать рано, вставала с восходом солнца, надевала кроссовки и спортивный костюм и бегала трусцой по главной улице. Вначале ее утренние кроссы вызывали недоумение и усмешки жителей поселка. Ишь наша Кэтрин красуется! Потом к «причудам молодой белой учительницы» привыкли.
Сначала посмотри на следы своих мокасин, прежде чем судить о недостатках других людей.
Проблемными оставались уикенды, бездеятельность и пустоту которых Кэтрин хотелось как-то заполнить. Она пыталась общаться и подружиться с жителями поселка. Старалась изо всех сил. Не получалось. Правда, Джо по-прежнему приглашал ее на обеды и ужины. Ну не мог он отказать себе в радости любоваться Кэтрин и вне школы. Винона не выражала вслух явного недовольства, но о нем красноречиво говорили ее косые взгляды и поджатые губы, обрамленные сеткой ранних морщин. Кэтрин не хотела вызывать раздора в их семье и под разными предлогами просто перестала к ним ходить. Это решение было честным, так как Кэт ловила себя на том, что слишком много думала о Джо, какой он мужественный, сильный, красивый, умный, образованный, самоотверженный! Настоящий мужчина, герой вестерна! И если б он не был женат… Если бы! Но зачем думать о том, что выражается в сослагательном наклонении?
Молодые девушки сторонились Кэт (по-видимому, завидовали ее красоте, боялись конкуренции на рынке невест), замужние женщины, обремененные заботами, вежливо здоровались (все же она учила их детей), но на сближение не шли. Мужчин сторонилась она сама (слишком жадными и откровенно похотливыми были их взгляды). Чаще всего Кэт брала GPS-навигатор, садилась в свой старенький микроавтобус и в одиночестве храбро колесила по горным дорогам и равнинам Монтаны.
Для того чтоб понять себя, пообщайся с камнем в горах…
Путешествовать в одиночку было опасно, так как GPS-навигатор работал не всюду и связь по мобильному телефону часто прерывалась. Случись с Кэтрин какое-либо несчастье или просто дорожное происшествие, возможно, никто бы и не узнал. Так бы и осталась она, беспомощная, лежать где-нибудь на дороге или в ущелье, пока кто-нибудь ее не найдет.
Кэтрин ездила на пестрые и шумные индейские ярмарки, покупала вышитые бисером национальные одежды, украшения, примеряла. Сфотографировалась в таком одеянии и послала снимок своим родителям.
Вот вам! Полюбуйтесь и не волнуйтесь! Думайте, что я счастлива и вписалась в местную общину и ландшафт. Зачем вам знать всю правду?
Самое запоминающееся впечатление от индейских фестивалей и торжеств произвел на Кэт праздник Пау-вау, во время которого происходит встреча различных племен. Раз в год представители каждого племени собираются, садятся в круг, символически хоронят вековую вражду и поют межплеменную песню дружбы. Маскообразные, раскрашенные лица, яркие красно-бело-черные костюмы, головные уборы с перьями, монотонное пение под звуки тамтамов. Ожившая история племен, театрализованное действо. Кэт смотрела и слушала, как завороженная. И чем дольше смотрела, тем сильнее ощущала свою чужестранность, обособленность, непричастность ни к истории, ни к современной жизни индейцев.
Это их история, их праздник, их театр. А я — только гостья на пиру, хоть и званая. Но когда праздник кончается, гости уходят восвояси… Мой дом в Огайо.



* * *

Прошло два года с тех пор, как Кэт появилась в резервации кроу. Она нашла подход к детям, они полюбили свою белую «принцессу» учительницу и охотно усваивали азы английской грамматики и арифметики. Это было главное. Ведь именно за этим она приехала в Монтану. Но оказалось, что «главного» было недостаточно для достижения душевного покоя и счастья молодой женщины. Все чаще на нее накатывали приступы тоски по общению с друзьями и родителями и вообще по прошлой жизни вне резервации.
Что дальше? То же самое. Моего энтузиазма хватило на два года. Я не вписываюсь в этот мир и раньше или позже должна отсюда уехать. Иначе я впаду в депрессию, сойду с ума. Раньше или позже…
В один из уикендов Кэт, как всегда, собралась прокатиться по окрестностям, полюбоваться горно-озерным ландшафтом Монтаны. Синоптики не предвещали ничего хорошего: во второй половине дня, ближе к вечеру, ожидались ливневые дожди, шквальный ветер, камнепад. Кэт понимала, что сильно рискует, но желание выбраться из тоскливого одиночества победило в борьбе со здравым смыслом.
Я поеду ненадолго. До вечера вернусь. Дорогу эту я хорошо знаю.
Так случилось, что непогода началась раньше, чем обещали синоптики. Мелкий дождь очень скоро перешел в ужасающий ливень. Настоящий небесный водопад обрушился на дорогу. Дворники машины не справлялись со своей задачей, и Кэт ехала, можно сказать, вслепую. Ей бы остановиться и переждать ливень на обочине, может, даже и заночевать здесь в машине, но до поселка оставалось всего несколько миль, и она понадеялась, что медленно-медленно доберется до места. Не удалось. На повороте микроавтобус занесло, и он врезался в дерево. Малая скорость смягчила удар, и Кэт не пострадала, просто повисла на ремне. Но микроавтобус вышел из строя. Что было делать! К счастью, мобильная связь не прервалась. Кэт позвонила единственному человеку, мужчине, с которым работала, ежедневно общалась, который тайно (но для Кэт и Виноны явно) ее любил, который мог прийти на помощь. Объяснила ему, где примерно находилась.
— Стой на месте! Ничего не предпринимай! Я сейчас приеду, — голос Джо дрожал. Он представил себе Кэт — одну, беспомощную, на дороге, в разбитой машине.
Нарастающие потоки воды бьют по крыше и по стеклу. Машину может затопить. И тогда… Господи! А если еще и камнями засыплет, то… Никаких если!
Джо испугался мысли о том, что случится тогда.
— Приезжай, пожалуйста! Если бы я могла сдвинуться с места, поверь, я не позвонила бы тебе. Сама бы как-нибудь…
— Кто это звонил? Куда ты собрался в такой ливень? — обеспокоенно спросила жена и, как сторожевая собака, встала у входной двери.
— Кэт попала в аварию. Застряла на дороге. Я должен ей помочь. Скоро вернусь, — решительно отрезал Джо, схватил сразу два плаща и одеяло, отстранил, почти оттолкнул Винону от двери и побежал к машине.
Отважился спасти человека, отважься за него и отвечать.
— Да, да! Я понимаю… — пробормотала жена. На ее побледневшем лице отразились беспокойство, подозрительность и нехорошее предчувствие. Интуиция редко обманывала Винону.
Была бы ее воля, она бы грохнулась на колени, обхватила бы ноги мужа, заголосила бы, запричитала и не пустила бы его в шторм спасать ту, в которую… с которой…
Не так-то легко было обнаружить машину Кэтрин. Темнота и ливень позволяли машине Джо продвигаться по несколько футов вперед, буквально на ощупь. И все-таки он нашел Кэт, завернул в плащ и перенес ее, испуганную, дрожавшую и счастливую от его появления, в свой внедорожник. Обнял, зацеловал, заласкал.
Когда проходит большая беда, приходит большое счастье.
Она не только не противилась, но со страстью и какой-то обреченностью отвечала на его поцелуи и позволила ему все… Они ринулись в запретную любовь, словно вырвались из долгого плена на свободу. Джо включил отопление. В его машине было тепло. Они оба осознавали, что это их первая и последняя ночь, другой не будет и надо до капли испить горько-сладкое счастье.
Кэт потеряла невинность в колледже по молодости, после очередной студенческой вечеринки, отдав свое прекрасное тело смазливому мачо-старшекурснику, не испытав от процесса соития ничего, кроме боли и разочарования, а впоследствии — один лишь стыд и сожаление о содеянном. Потом они еще пару раз «занимались любовью», чтобы понять, какие чувства испытывают друг к другу, и разошлись навсегда, так как сделали неприятное открытие, что ни с его, ни с ее стороны не было ни любви, ни даже юношеской влюбленности. Просто неудавшийся эксперимент игры гормонов. После этой истории Кэт осудила себя за глупость и опрометчивость и поставила временный крест на поисках милого друга, полностью посвятив время учебе и выбору профессии.
С Джо и Кэтрин все было по-другому. Они оба ощущали взаимное тяготение, длившееся уже два года: с одной стороны, осложненное, с другой — подогретое запретными обстоятельствами, переросшее в дружескую и душевную привязанность, под покровом которой таились земная страсть и нежность. И теперь, наконец, эта страсть и нежность высвободились наружу. Джо и Кэт словно обезумели, с цепи сорвались. Они не хотели думать о долге и измене, о времени, о непогоде, о том, что Винона, наверное, мечется из угла в угол от ревности и беспокойства и что за окнами внедорожника вообще существует другой мир. А за грехом всегда по пятам следуют раскаяние и расплата!
Но все кончается. Дождь перестал, ветер разогнал тучи и стих. Просветлело, забрезжил рассвет. Джо и Кэт опомнились, оторвались друг от друга, привели в порядок одежду. Кэт расчесала свои спутанные волосы, затянула в хвостик. Джо сел за руль. Молча поехали в поселок. У домика Кэт Джо легким поцелуем прикоснулся к ее губам, прошептал:
— Люблю тебя. Я и не подозревал, что такое бывает. Наваждение, пр|оклятое счастье, блаженство и боль… Начало и конец. Все! Прости меня, Кэт!
У души не было бы радуги, если бы у глаз не было слез.
— Я пошлю своего механика за твоим микроавтобусом. Боже, Кэт, как я тебя люблю!
— И я люблю тебя. Знаю, что между нами больше ничего не будет. Не должно быть! Но я ни о чем не жалею. Слышишь, ни о чем! Видно, так было суждено. Вот такое нам с тобой счастье-наказанье.
— Не везет нам с судьбой! Бог дает каждому из нас свою песню… Выспись, отдохни. В школу сегодня не ходи. Я отменю занятия. Твоя машина… Думаю, ее починят через пару дней. Я распоряжусь. Не беспокойся! Иди!
— Хорошо! До завтра.
Она вышла из машины и скрылась за дверью своего дома. Сбросила одежду, сполоснула лицо и руки, упала, как подкошенная, на кровать и проспала целый день.
Джо приехал домой и, ни слова не говоря жене, только рукой махнул (мол, потом поговорим), быстро разделся, умылся и бухнулся в постель. Она не пыталась его тормошить и о чем-либо расспрашивать. Понимала, что это бесполезно. Просто молча села в кресло у окна и устремила застывший взгляд то ли в себя, то ли на залитый водой двор.
Если ты обеспокоен, пойди и сядь у реки. И текущая вода унесет твое беспокойство прочь.
На работу Кэт так и не вышла, сославшись на болезнь. И она действительно была больна и слаба, как будто та безумная ночь выкачала из нее все силы и энергию. Через несколько дней Кэт увидела перед окном своего дома отремонтированный и до блеска вымытый микроавтобус. Джо пригнал машину, но сам в дом не вошел. Что он мог сказать Кэт! Не хотел травмировать ни ее, ни себя. Думал, надеялся: пройдет какое-то время, воспоминания о той ночи так или иначе приглушатся, Кэт отдохнет, вернется в школу, и жизнь снова войдет в привычное русло.
Но Кэт не вернулась. Она не смогла представить себе, как будет каждый день встречаться с Джо, прятать любовь и отчаяние от него, от себя, от Виноны, от детей, от досужих взглядов и сплетен.
Когда ты потерял ритм Божьего барабана — ты потерян для спокойствия и ритма своей жизни.
Проще было обрубить концы и уплыть за горизонт, умчаться куда глаза глядят, не простившись. Кэт ночью, тайком, чтобы никто ничего не слышал и не видел, собрала вещи, погрузила в машину и уехала, оставив на столе заявление об уходе с работы «по семейным обстоятельствам». По дороге она все же благоразумно решила не колесить бесцельно по штатам, а направиться к родителям в Огайо.
Даже мертвая рыба может плыть по течению.



* * *

В родительском доме было уютно, радушно, знакомо, хорошо. Отец с матерью с пониманием отнеслись к возвращению дочери, ни в чем ее не упрекали, о подробностях не расспрашивали. Вернулась, значит, там не сложилось, значит, так суждено! Чудесные были у Кэт родители.
— Простите, что великовозрастная дочь свалилась вам на голову! — сказала Кэт.
— Ну что ты, детка! Мы счастливы, что ты вернулась домой. Мы с отцом с самого начала не одобряли твою решимость работать в индейской резервации, но не стали тебя отговаривать. (Ведь ты бы все равно поступила по-своему.) Ты — молодая, красивая, образованная девушка! Тебе бы в большом городе карьеру делать, а ты, романтичная натура и идеалистка, упрятала себя в глухомань. Ради чего? Ради прекрасной мечты? Проблемы американских индейцев должны решаться на федеральном и штатном уровне, а не за счет напрасных усилий таких молодых энтузиасток, как ты, — рассуждала мать.
— Да, мамочка, иссяк мой энтузиазм! Мне очень и очень стыдно! Не справилась я с трудностями, не прижилась в резервации. Сломалась, — Кэт не хотела объяснять родителям истинную причину своего внезапного бегства.
— Все, что ни делается, — к лучшему. Ты поняла, что учить индейских детей — не твоя миссия. Ты не сломалась, ты получила опыт и… повзрослела. Отдыхай, доченька, набирайся сил. Ведь два года без отпуска. А хочешь — лети во Флориду или в Нью-Йорк, а оттуда отправляйся в круиз на Бермуды или Багамы, — предложил отец. — О расходах не думай. Я все оплачу.
— Хочу, очень даже хочу! — неожиданно для самой себя сказала Кэт. — Только ничего оплачивать не надо. У меня ведь есть деньги. Я кое-что поднакопила. Тратить-то было не на что, разве что на еду, оплату дешевой квартиры и газолин. Но какие же это расходы! Так, мелочь…
Кэт проплакала пару ночей.
Не бойся слез. Они освободят твой ум от печальных мыслей.
Потом она высушила слезы, выспалась, отдохнула, сходила в парикмахерскую, чуть подровняла волосы, сделала маникюр и педикюр, съездила в ближайший торговый центр, накупила целый мешок модной летней одежды и снова почувствовала себя молодой, ухоженной женщиной, а не зачуханной бытом и нескончаемыми занятиями училкой. Она решительно сменила номер мобильного телефона и удалила из симкарты контакт под именем «Джо»!
Чтобы не возник соблазн позвонить ему и чтобы он ей теперь уже никогда, никогда не позвонил!
Начинался новый период в жизни Кэт, и в ознаменование этой новой жизни она ухватилась за идею морского круиза, как за спасительную соломинку.



* * *

Океанский лайнер, отплывающий на Бермуды, в лучах утреннего солнца был огромен и прекрасен, как причудливой формы небоскреб, лежащий на боку. Два года Кэт «собирала камни». Пришло время их разбрасывать, и она заказала себе дорогущую каюту с балкончиком. Каюта была рассчитана на двоих, и в спальне стояла кровать размера king. Хоть вдоль ложись, хоть поперек!
Вот я сейчас закрою глаза — и здесь чудесным образом появится Джо! Размечталась! Или… кто-нибудь другой.
Впервые после отъезда из резервации Кэт позволила себе подумать о ком-то другом и улыбнулась. Морское путешествие явно шло ей на пользу. Образ Джо, его облик благородного героя вестерна и сцена жаркой любви в штормовую ночь постепенно растворялись в памяти Кэт. Она была еще слишком молода, жизнелюбива и полна радужных надежд, чтобы не зациклиться на трауре по первой любви, посыпав светловолосую голову пеплом.
Кэт надела новое открытое платье, широкополую соломенную шляпу с цветком и серебристые босоножки. Распустила по плечам волосы, решительно подкрасила губы и ресницы, кокетливо оглядела себя с ног до головы в огромном зеркале и, оставшись вполне довольна, поднялась на верхнюю палубу.
Надо бы к шляпке пришить ленты или резинку, а то улетит, — мелькнуло в голове. — Ну да ладно. В другой раз. А сейчас — на палубу, туда, где пейзаж и люди.
Народ сгрудился у перил, провожая глазами берега оставшегося позади Нью-Йорка. Пассажирский лайнер развернулся и медленно, вальяжно устремился к горизонту. Дул легкий свежий ветер, увлажняя лица путешественников капельками океанской воды. Кэт обеими руками придерживала шляпу, но так и не смогла ее удержать. Шляпка сначала искусственным змеем взлетела вверх, заметалась в воздухе, как бы раздумывая, куда дальше лететь, потом опустилась вниз, но не упала в воду, а покатилась по палубе и оказалась в руках проворного молодого человека.
— Ваша шляпка, мисс, — галантно обратился к Кэт молодой человек и протянул ей спасенную шляпку.
— Спасибо, вы очень любезны и расторопны! — улыбнулась Кэт.
— Я — Александр Коэн, проще Алекс. Из Бруклина, штат Нью-Йорк. Отныне к вашим услугам, — несколько старомодно и церемонно представился мужчина и даже слегка поклонился на актерский манер, приложив правую руку к левой стороне груди.
Вот это культура обхождения! Светские манеры! Не то что индейская глушь!
— Очень приятно. А я Кэтрин Грэм, проще Кэт. Из… Колумбуса, штат Огайо, — столь же церемонно ответила Кэт и протянула Алексу руку, которую тот не пожал по-американски, а поцеловал на европейский манер.
— Вау! — воскликнула удивленно Кэт, но руки не отдернула.
— Вот и познакомились. Как хорошо, что ваша шляпка улетела…
— Как хорошо, что вы ее поймали. Ловец шляпок… и молодых женщин, — уточнила не без доли ехидства Кэт.
Алекс рассмеялся:
— Такое счастливое совпадение случилось в моей жизни впервые. Я — учитель математики в high school. Если кого и вылавливаю, то талантливых учеников, чтобы лучше подготовить их к поступлению в колледж или университет.
— А я — тоже учительница, только начальной школы… и по совместительству библиотекарь.
— Ну вот, у нас уже оказалось много общего. Работаем, так сказать, на ниве образования и просвещения. Не зря ваша шляпка попала ко мне в руки. Это судьба!
Осмелев, Алекс спросил:
— Вы здесь — одна или… в компании?
— Абсолютно одна. А вы?
— А я… только не смейтесь, пожалуйста, словно маленький мальчик, путешествую с мамой. Правда, у нее, слава богу, здесь своя компания, и я не должен ее развлекать. Можно я буду развлекать вас?
— Попробуйте. Я не против, — согласилась Кэт. Настроение было игривое.
Она смотрела на Алекса и неожиданно для себя стала пристально его разглядывать и сравнивать его облик с обликом Джо. Оба высоки ростом. (Мужчина маленького роста для высокой Кэт был неприемлем.) В остальном — полная противоположность друг другу. В отличие от яркого брюнета Джо, с бронзовой кожей, суровой складкой на переносице и темно-карими глазами, у Алекса были светло-каштановые волосы, бледное, не тронутое морщинами лицо и зеленые глаза. (Индейцы бы назвали его истинным бледнолицым.) Джо был шире в плечах, явно старше и как-то мощнее по-юношески стройного Алекса. Так или иначе Кэт нашла нового знакомца привлекательным и, по первому впечатлению, приятным собеседником.
Прости меня, Джо! Ты навсегда остался в резервации, вместе с нашей несостоявшейся любовью. Не сочти за легкомыслие, но у меня в душе освободилось место для летнего флирта и, возможно, новых отношений. Не скучать же здесь одной!



* * *

Скучать Кэт не пришлось. Девять дней путешествия были буквально по минутам расписаны и наполнены разнообразными увеселениями почти фешенебельного круиза. Алекс старался вовлечь Кэт во множество развлечений, предлагаемых пассажирам. И он все время был рядом: как друг, компаньон, собеседник, рыцарь без страха и упрека, как тень, как… (Алексу явно хотелось большего. Кэтрин тянуло к нему, но она не спешила с выводами и действиями.) Разве что на ночь он уходил в свою каюту, которую делил с матерью — привлекательной женщиной неопределенного возраста. Мать Алекса звали Наташей.
У Наташи здесь была своя женская компания, у Алекса — Кэтрин. Наташа и Кэтрин пересеклись в ресторане за обедом, и Алекс представил их друг другу. Наташа говорила мало, с сильным акцентом, извинилась за свой бедный английский.
— I am sorry, Kathrine! My English is no good. So many years here and did not learn. (Простите, Кэтрин! У меня плохой английский. Столько лет здесь — так и не научилась.)
Бог дал человеку два уха и один рот, чтобы он больше слушал и меньше говорил.
— It is OK! We understand each other! (ОК! Мы друг друга понимаем), — вежливо заметила Кэт и посмотрела на Алекса выразительным взглядом. Его английский был безупречен.
Алекс объяснил Кэт, что отец с матерью приехали в Америку из России тридцать пять лет назад. А он, Алекс, родился здесь, в Америке. Все годы родители провели в Бруклине в русскоязычной среде. Поэтому жизнь не заставляла их серьезно заниматься английским. Отец тяжело работал, заболел раком и умер два года назад. Мать пытается забыться. Вот решила отправиться в круиз — разогнать тоску-печаль…
Ну и коленца откалывает моя судьба! Сначала индейская резервация, потом знакомство с русскими эмигрантами. Что дальше? — подумала Кэт.
Развлечения мелькали, как в калейдоскопе: обильное многоразовое питание на все вкусы, купание в бассейне, отмокание в джакузи, солнечные ванны, массаж, диско, экскурсии на островах, выбор сувениров, плавание в океане, блаженное возлежание на знаменитом кораллово-розовом песке и поздневечерние прогулки на палубе под звездным небом.
В последнюю ночь Алекс наконец объяснился Кэт в любви и спросил, испытывает ли она к нему взаимность.
— Ты мне нравишься, Алекс. Мне хорошо с тобой, приятно и легко. Но я не так давно пережила… любовное увлечение, роман, который закончился плачевно, и не хочу бросаться из огня да в полымя. К тому же у меня пока нет работы, и я не знаю, где найду работу по специальности и где буду жить… Так что пока оставим все как есть. Если хочешь, обменяемся имейлами и телефонами и будем общаться. ОК?
— ОК! Но знаешь, ты ведь можешь искать работу в Нью-Йорке, в Бруклине, на Лонг-Айленде. У нас огромный город, и полно школ и библиотек. Я не хочу с тобой расставаться, Кэт. Я помогу тебе найти работу. Уверен, что есть вакансии.
— Спасибо! Если найду работу в городе Большого Яблока, готова переехать. Этот громадный город меня всегда манил. Небоскребы, театры, музеи. И вообще… я могу адаптироваться где угодно. Знаешь, ведь я два года жила и работала учительницей в резервации кроу.
— Ты… в резервации кроу! С твоей любовью к модным нарядам, шляпкам, комфорту и к шикарным каютам с балконом! Вот никогда бы не подумал…
— Я и сама бы не подумала! Но как мало мы себя знаем, не говоря уже о других!
— Ты даже не разрешишь мне поцеловать тебя на прощание?
— Почему не разрешу? Еще как разрешу! — Кэт обняла Алекса за шею, легко коснулась губами его губ. А он от ее губ не мог оторваться, и прощальный поцелуй затянулся. Они оба одновременно подумали, что могли бы так целоваться все девять дней, и пожалели об упущенном времени…



* * *

Прошло несколько месяцев ежедневной переписки Алекса с Кэтрин. Имейлы летали из Бруклина, штат Нью-Йорк, в Колумбус, штат Огайо, десятками в день.
— Как ты спала сегодня, дорогая? Как настроение? Я скучаю. Все время вспоминаю наше путешествие на корабле и поцелуй. Что там Бруклинская публичная библиотека? Молчит?
— Спала прекрасно. Настроение превосходное. Я тоже вспоминаю наш прощальный поцелуй. Бруклинская публичка не молчит. Сегодня утром я успешно прошла телефонное собеседование. Получила приглашение на второе собеседование уже на месте, в Бруклине. Решила ехать на своем микроавтобусе. Так интереснее. Смогу много чего повидать. Проеду через всю Пенсильванию.
— Храбрая девочка! Смотри осторожней там по хайвеям. И звони мне! Жду тебя с нетерпением. Не могу дождаться. Как приедешь в Бруклин — сразу ко мне. Адрес знаешь. Никаких отелей-мотелей!
— Спасибо! А я тебя не стесню? Сколько у тебя комнат?
— Нам с тобой хватит. Отдам тебе свою спальню. Буду спать в гостиной на диване. Но может быть?..
— Может быть, может быть…



* * *

Все происходило как в ускоренной киносъемке. Дорога, приезд в Бруклин, встреча с Алексом, собеседование в библиотеке. Конечно же, Кэт успешно его прошла. Еще бы! Такая красавица, к тому же с опытом работы в индейской резервации. Библиотека радостно распахнула перед Кэт свои объятия. Ее новая должность называлась «библиотекарь по работе с подростками». Приписали Кэтрин к одной из районных библиотек Бруклина, средней по размеру и по занятости.
Бруклин не оттолкнул новую библиотекаршу провинциальностью: она выросла в провинции. Но грязноватые улицы, грохот сабвея, граффити и летающий по ветру мусор (по сравнению с чистенькими улочками и домиками Колумбуса) были явно не в пользу Бруклина. Бранч (районный филиал), где Кэтрин предстояло работать, тоже не блистал чистотой и явно нуждался в ремонте. Белый линолеум, которым были покрыты полы, потерял блеск, местами стал серым и потрескался. Металлические, зеленого цвета полки с книгами были слабо освещены. Но даже при таком унылом освещении в глаза бросались островки застаревшей пыли в междукнижье. Одни лишь только полки с бестселлерами сверкали чистотой, что говорило о популярности этого раздела.
Кэт вспомнила уютную районную библиотечку своего детства. Отполированные деревянные полки, аккуратно и с любовью расставленные книги, полы, покрытые словно свежей весенней травой, зеленым ковролином, удобные кресла, настольные лампы… Взгрустнулось.
Ничего! Я привыкну. Антураж и мебель — это все неживое. Главное — люди. Были бы сотрудники приятные, доброжелательные и спокойные клиенты, — рассуждала Кэт.
Кэт поселилась у Алекса. Сначала вроде бы временно, потом временное состояние перешло в постоянное. У него была новая кооперативная квартира с лоджией в хорошем районе Бруклина Бей-Ридж. На двери — табличка с надписью «Р. Коэн».
Коэн — кажется, еврейская фамилия. Значит, Алекс еврейского происхождения, — отметила про себя Кэт. Раньше ей почему-то это не приходило в голову, хотя он сразу представился по имени и фамилии, но она пропустила эту фамилию мимо ушей. Вернее, в одно ухо влетело — из другого вылетело. Алекс — русский еврей, и что из этого следует? Ровным счетом ничего! Он — такой же американец, как и я.
Католичка Кэт не отличалась ни антисемитизмом, ни нелюбовью и презрением к новым американцам.
На соседней двери была другая табличка: «Джо Браун. Я — индеец и этим горжусь!»
Господи, и тут Джо меня не оставляет в покое! Что это: совпадение, наваждение или предзнаменование?
— Алекс, кто живет в этой квартире? — спросила Кэт дрожащим голосом.
— Пожилой индеец, не знаю, какого племени. Странный человек, не очень общительный. Мы с ним только здороваемся, но дальше приветствия дело не идет. Одни говорят, что он профессор американской истории, другие — что вовсе нет. Скорее, натуропат, целитель или даже шаман. Живет себе, никого не трогает. Иногда к нему приходят люди. А почему это тебя так волнует? Ах да! Ты же работала в резервации кроу. Ну, хочешь, познакомься с ним. Вам будет о чем поговорить.
— Меня такое соседство нисколько не волнует, и я вовсе не хочу знакомиться с этим индейцем! Я покончила с резервацией! — сказала Кэт уже более твердым голосом.
— Ну, покончила так покончила, — бросил так, между прочим Алекс.
На самом деле это странное соседство не давало Кэт покоя. И каждый раз, когда взгляд ее упирался в табличку на двери гордого индейца, она вспоминала Джо. Из квартиры то ли профессора, то ли шамана часто доносилась индейская музыка, звуки тамтамов. Кэт вспоминала свои поездки на индейские праздники и фестивали. Джо и резервация в Монтане продолжали символически присутствовать в ее жизни…



* * *

Алекс гостеприимно-деликатно, как и обещал, поселил ее в спальне, а сам обосновался в гостиной на диване. Такое «раздельное проживание» молодых людей продолжалось несколько ночей. Но с любовью трудно бороться. Да и зачем? Их неудержимо тянуло друг к другу. И это тяготение естественно завершилось возвращением Алекса в свою спальню… и переходом любви платонической в любовь плотскую.
Кэт не хотела сравнивать свое безумное, обреченное на разрыв и бегство чувство к Джо с этим спокойным и, как ей казалось, надежным романом с Алексом. Не хотела, но сравнивала. И ничего поделать с собой не могла.
Время уходит — память остается.
Осталась память о двухлетней дружбе и усиленно подавляемой страсти, которая в штормовую ночь изверглась из чаши вулкана и затопила раскаленной лавой тихую, мирную жизнь молодой учительницы в индейском поселке. Кэт закрывала глаза и до сих пор заново ощущала обжигающие поцелуи и ласки Джо. Может быть, потому, что эта ночь любви была единственной и запретной, Кэт понимала, предчувствовала, что ничего подобного в ее жизни уже никогда не повторится.
А Алекс? В первые недели и даже несколько месяцев он рано приходил из школы, быстро составлял план уроков на следующий день, проверял домашние задания учеников и контрольные работы, потом готовил изысканный ужин и ждал прихода Кэт. На столе обычно стояли свежие цветы в хрустальной вазе и бутылка итальянского вина. Алекс умел создать праздничную обстановку, и каждый вечер был для молодой пары особенным. Денег на цветы, продукты и подарки для Кэт Алекс не жалел. То букет роз принесет, то тюльпаны. То фирменную сумочку купит, то модные, недешевые наручные часики. На ужин Алекс готовил постоянно что-то новенькое. Он оказался отличным шеф-поваром и неутомимым изобретателем меню. То нежный шашлык из молодого барашка, то раков, то креветки в чесночно-сметанном соусе подаст на стол, то лосося — в лимонном. И про десерт не забывал. Полчаса — и готова шарлотка с яблоками.
Приглушал свет, зажигал свечи, включал музыку. Они наслаждались едой, танцевали в обнимку, покачиваясь в танце, не двигаясь с места, целовались… Потом вместе принимали душ, вытирали друг друга махровыми простынями, и он относил ее в спальню. Алекс оказался изобретательным не только в обеденном меню, но и в любви. Проявления его страсти не были бурными, скорее утонченно-бережно-нежными. Он боялся отпугнуть Кэт и старался угодить ее представлению о плотских утехах.
На работе все складывалось гладко. Мусор на улицах города уже не раздражал Кэт. Она привыкла к разнообразной, разноцветной клиентуре Бруклина — от интеллигентных читателей до дурно пахнувших бездомных. Ко всем умела найти подход, никого не обидеть, всем помочь информацией или просто советом, где эту информацию можно получить. Сияющая счастьем, всегда улыбающаяся красавица Кэт завоевала сердца не только читателей, но и сотрудников. Она ощущала себя абсолютно счастливой женщиной.
Но, как известно, в жизни ничего постоянного не бывает. Кэт и Алекс это прекрасно понимали и в тайне друг от друга со страхом ожидали перемен… к худшему? И перемены наступили, не резко, постепенно, по нарастающей.
Дом мужчины — мир, мир женщины — дом.
Началось с того, что Алекс решил частными уроками подзаработать денег на новую квартиру или дом, благо тюторинг по математике требуется всегда и везде. Он взял себе сразу несколько уроков и после работы три дня в неделю разъезжал по домам учеников. Возвращался домой поздно, до ночи готовился к занятиям и, утомленный, ложился спать. Ни праздничного ужина, ни любовных утех. Так… перекусит на скорую руку, чмокнет Кэт в щечку «good night, my darling» (спокойной ночи, дорогая) — и на боковую, часто прямо на диване в гостиной.
Кэт разделяла благие намерения Алекса поднакопить денег на новое жилье и жалела своего вечно утомленного возлюбленного. Она решительно взяла хозяйство в свои руки и теперь уже сама покупала продукты и готовила обед-ужин, правда не столь изобретательно утонченный, но вкусный. Каждый день около восьми часов вечера она накрывала на стол, сама не прикасалась к еде, ждала Алекса. В вазе по-прежнему были цветы, теперь уже купленные ею, и рядом с ними — бутылка вина. Кэт не хотела нарушать установленную Алексом традицию. Иногда ей удавалось его дождаться, и они ужинали вместе. После ужина они недолго смотрели по телевизору новости и уходили в спальню любить друг друга.
Но такие вечера случались все реже. Алекс почувствовал вкус денег, аккуратно складывал их в банк и радовался нарастанию суммы. Он совсем заработался, набрал непомерное количество частных уроков и теперь уже каждый будний день приходил домой поздно, усталый, равнодушный, никакой. Не до любви!
Они почти не видели друг друга. Утром Алекс уходил на работу слишком рано, когда Кэт еще спала, а вечером — возвращался домой слишком поздно, когда она уже спала. Для общения оставались уикенды. По субботам они часто ездили к маме. Мать Алекса Наташа, надо отдать ей должное, была мудрая женщина. Она обожала Кэт, ценила не только ее внешнюю красоту, но и другие качества, редкие в наш безумно деловой, неромантический век: доброту, порядочность, бескорыстие, цельность натуры. Наташа понимала, что другую такую жену, как Кэт, ее сыну вряд ли удастся сыскать. Такие девушки появляются — одна на тысячу. Каждый раз, когда Кэт с Алексом приходили к ней в субботу, Наташа замечала, что девушка становится все молчаливее, бледнее лицом, уходит в себя и уже не ласкает Алекса взглядом. Она просто присутствует в гостях у Наташи, погруженная в свои невеселые мысли. О чем же думала Кэт?
Как быстро кончается все хорошее! Алекс то ли разлюбил меня, то ли так переутомлен и помешан на дополнительном заработке и накоплении денег на жилье для жизни будущей, что забыл о жизни теперешней и не до любви ему вовсе. Ведет себя как-то странно, будто я ему никто: ни герлфренд, ни возлюбленная, ни невеста… Будто я просто квартирантка, бесплатно живущая в его спальне. (Разве что таскает меня в гости к маме, чтобы показать ей, как у нас все отлично.) Впрочем, он мне так и не сделал предложения. Значит, вовсе не планирует на мне жениться. А я? Сижу тут, как бесчувственная кукла. Понимаю, что он устал, и не пытаюсь приласкать его, улыбнуться, проявить нежность. Наверное, я к нему охладела. Охлаждение рождает ответное охлаждение. Мы не можем так долго молчать и притворяться, что ничего не происходит. Нам надо поговорить и выяснить отношения. Мне надо выяснить отношения. Да и на работе все приелось. Примитивные дискуссии о книгах. Малограмотные школьники, которым что Хемингуэй, что Фицджеральд. Грубые подростки, которые приходят в библиотеку отнюдь не за книгами, а просто потрепаться и пообжиматься между стеллажами, отогреваясь зимой и охлаждаясь под кондиционером летом. Рутина, тоска. Как все надоело! Я так больше жить не могу и не хочу…
— Кэт, ты что-то в последнее время побледнела и какая-то грустная. Как ты себя чувствуешь? Проблемы на работе? Поделись со мной. Может, я смогу тебе чем-то помочь или хотя бы что-то посоветовать,— заботливо спросила Наташа, обволакивая Кэт мягким, сочувствующим взглядом умных, по-кошачьи зеленых глаз.
— Нет, что вы, миссис Коэн, у меня все в порядке и со здоровьем, и на работе. Вам показалось, — Кэт изобразила улыбку, которая получилась какой-то жалкой и искусственной, как перед фотокамерой, когда тебе говорят: «Say cheese!» (Скажи «сыр»!). — Просто сегодня немного болит голова.
— Я так и поняла. У меня тоже голова болит и давление скачет. Это погода. Пойди ко мне в спальню и полежи там. Я тебе принесу горячего чая из мелиссы с ромашкой. Полегчает. А мы пока тут с Алексом накроем на стол. Да, сынок?
— Спасибо, миссис Коэн, я действительно пойду прилягу… ненадолго, — охотно согласилась Кэт.
Тем временем Наташа затащила Алекса на кухню и устроила ему промывку мозгов и допрос с пристрастием.
Старея, человек видит хуже, но больше.
— Что происходит, сынок? Что происходит между тобой и Кэт? Как будто черная кошка между вами пробежала. Давай колись, как теперь говорит молодежь.
— Ох, мама, я сам не знаю, что происходит. Просто устал, наверное. Нахватал много частных уроков. Хочется поскорее накопить денег на новую, хотя бы двуспальную квартиру. Надо бы отменить половину этих чертовых уроков, но неловко перед учениками и их родителями. Как-нибудь дотяну до лета… Прихожу домой поздно. Кэт уже спит. Не до любви мне. А Кэт хочет внимания. Ума не приложу, что делать.
— А ты приложи ум, пожалуйста! Ты же у меня умный мальчик. Ты по-прежнему любишь Кэт или у тебя завелась другая?
Впрочем, и горячая вода остывает…
— Никто у меня не завелся, мама. В нашем кране по-прежнему течет горячая вода. Я люблю Кэт.
— Так… Если любишь и не хочешь ее потерять, немедленно бросай половину частных уроков, не обеднеешь.
Все жалуются на отсутствие денег, а на отсутствие ума никто. Богат тот, кто счастлив тем, что имеет.
Твои ученики найдут тебе замену. Не в лесу живем. Освободи время для своей женщины и… сделай ей предложение. Купи кольцо, мы отметим вашу помолвку. Упустишь время, она от тебя сбежит. Будешь потом локти кусать и волосы на себе рвать, что потерял такой драгоценный камень.
Добро не ценят, пока не придет зло. Кто долго выбирает жену, выбирает самую плохую.
— Мамочка, ты как всегда права со своей еврейской мудростью. Ты — мой ребе. Завтра же откажусь от половины учеников, куплю Кэт кольцо и сделаю ей предложение.
— Вот и молодец! Ты же знаешь, твоя мама плохого не посоветует, — резюмировала Наташа, встала на цыпочки и с облегчением поцеловала своего великовозрастного сына в лоб.
Бог не может быть везде одновременно, поэтому он создал матерей.



* * *

Когда вечером Алекс и Кэт вернулись домой, оба хотели наконец выяснить отношения. Кэт готовила традиционный женский вопрос: Ты меня разлюбил? Алекс репетировал заверение в прежней любви и верности и предложение не только сердца, но и руки. Но что-то случилось в атмосфере, в настрое, в повороте судьбы. Видно, лукавый попутал или ангелы-хранители зазевались, и эти важные вопросы и ответы так и остались невысказанными и были отложены на завтра.
На следующий день Алекс поехал на работу, полный решимости отменить на сегодня все частные уроки и заскочить в ювелирный магазин за кольцом для Кэт, чтобы вечером сделать ей предложение. Кэт проснулась, как всегда, когда Алекса уже не было дома. За завтраком на кухне она включила маленький телевизор, чтобы посмотреть новости. А новости были весьма печальными. В индейской резервации штата Монтана ночью произошло сильное землетрясение. Разрушены дома, погибло много людей. Точное количество человеческих жертв никто пока не знал. Спасатели продолжали разбирать завалы.
У Кэт затряслись руки, она выронила чашку с горячим кофе, обожгла себе ногу, но даже не обратила внимания на боль.
Монтана. Джо. Его семья. Мои ученики. Какой ужас! Какая трагедия! Я не могу оставаться здесь и сидеть сложа руки. Да и Алексу я вроде не очень-то стала нужна. Он на меня не обращает ни малейшего внимания. Что делать? Я непременно должна лететь в Монтану, узнать, жив ли Джо. Звонить туда для меня невозможно, я ведь удалила его номер телефона. Боже, как необдуманно я поступила. Сгоряча. Только бы он не погиб! Может, я смогу там кому-то помочь…
Когда Алекс, довольный собой и своим решением сделать Кэт предложение, вернулся вечером домой, Кэт уже заказала по интернету билет на самолет и собиралась в дорогу. Самолет отправлялся в Монтану на следующее утро.
Алекс, увидев все эти поспешные сборы, ничего не понимая, застыл у двери с букетом цветов, бутылкой шампанского и маленькой подарочной коробочкой, в которой на бархатной подушечке лежало изящное бриллиантовое кольцо.
— Кэт, что происходит? Ты уезжаешь, бросаешь меня? А я… я… вот кольцо тебе купил. Не бросай меня, Кэт! Выходи за меня замуж! Я понимаю, я слишком был занят своими уроками и не уделял тебе достаточно внимания. Но я по-прежнему люблю тебя. И я клянусь, что брошу к черту почти все эти уроки. Я исправлюсь, Кэт! Только не бросай меня, пожалуйста! Я без тебя не смогу жить!
Алекс бухнулся на колени и с умоляющим видом протянул Кэт цветы и коробочку с кольцом.
— Ну почему, почему ты не сказал мне все это вчера, когда я… когда я еще ничего не знала?
— А что случилось сегодня, Кэт? Чего ты вчера не знала?
— Я сегодня узнала в новостях, что в резервации, где я жила, произошло землетрясение. Там…там мои друзья, ученики. Много жертв. Может, я смогу кому-то помочь. Я уже заказала билет на самолет на завтрашний утренний рейс. И я твердо решила лететь в Монтану. Я пошлю имейл заведующей библиотеки и в отдел кадров и попрошу внеочередной отпуск.
— Не понимаю, Кэт! Допустим, я бы вчера сделал тебе предложение, что бы это изменило? Если землетрясению суждено было случиться, оно все равно бы произошло.
— Ты прав и не прав, Алекс! Понимаешь, если бы мы вчера с тобой поговорили и ты вчера сделал бы мне предложение, сегодня утром у меня был бы другой настрой. Что мы с тобой — одно целое, что мое место здесь. Но мы не поговорили, и после этих ужасных новостей я почувствовала, ну как тебе объяснить, что связана, словно пуповиной, с Монтаной. Я не могу себя переделать, не могу изменить этот настрой. Я должна туда лететь, и все! Я даже не знаю, кто там погиб, а кто остался жив. Алекс, пойми меня и не обижайся!
— Я понимаю. Я виноват: совсем заработался. Боже, какой же я дурак! Но ведь ты вернешься, Кэт? Ты выйдешь за меня замуж, когда вернешься? Я люблю тебя и буду ждать.
— Думаю, что вернусь. Вот оставляю тебе свой микроавтобус, регистрацию и страховку как залог, что вернусь. Я буду тебе звонить.
— А кольцо, Кэт? Ты примешь от меня это кольцо как знак, что мы помолвлены?
— Пока нет! Я сейчас не думаю о помолвке. Сохрани его… до моего возвращения.
— Хорошо! Я умею ждать, — пробормотал Алекс и, осознав, что все рушится, если уже не рухнуло, закрыл лицо руками.



* * *

Прошло два месяца. Кэт пока еще не вернулась. Алекс звонит ей каждый день и спрашивает:
— Ну когда же, когда ты приедешь? Я жду тебя, и мама моя тоже ждет. И твой микроавтобус… Он стоит припаркованный у дома как молчаливое напоминание о тебе.
— Не знаю. Я буду здесь, пока нужна, — отвечает Кэт, оставляя Алексу лишь слабую надежду.
Она не решается ему сказать, что Винона и двое младших детей погибли под развалинами дома. (В это время Джо со старшими девочками находился в школе. Здание школы было более крепкое. Оно не рухнуло.) Что она, Кэт, теперь стала для Джо возлюбленной, невенчаной женой, другом и старается быть доброй мачехой двум старшим детям. Но мачеха — не мать. Девочки — чуть что не так — в слезы. С ними трудно. Джэки уже не гладит ее светлые волосы и на все попытки утешить и приласкать себя отвечает: «Отстань от меня, ты — не моя мама!» Она отталкивает Кэт и показывает язык. Джо по-прежнему любит Кэт, но не может пережить гибель жены и детей и не в силах избавиться от комплекса вины. Он начал пить. И когда напьется, бросает Кэт страшный упрек: «Всему виной ты и наша любовь. Винона знала, она предчувствовала свой конец. Бедные мои дети! Лучше бы ты никогда не приезжала в наш поселок! Ты — не фея, не волшебница, ты — светловолосая ведьма!»
Так как почти все дома́ в поселке разрушены, Джо с семьей поселили пока вместе с другими жителями во временных трейлерах и вигвамах, которые предоставили пострадавшим местные власти. Кэт любит Джо и не отвечает на его «пьяные бредни». Жалеет его, детей и… себя. Она сильная и может вытерпеть многое. Но ведь и ее терпение и силы не безграничны.
Жители поселка чешут языками, мол, не успела Винона уйти в мир мертвых, как Джо завел себе белую женщину. Он подает дурной пример нашим людям и не должен учить наших детей. Что решит вождь?
А вождь племени пока молчит и ждет, что скажет ему Великий Дух.
Великий Дух несовершенен. У него есть светлая сторона и темная. Иногда темная сторона дает нам больше знаний, чем светлая.