При слове «техно» у меня возникает ассоциация с жанром электронной музыки. Этот стиль характеризуется искусственностью звука, акцентом на механических ритмах, многократным повторением структурных элементов музыкального произведения. Да и каким еще может быть жанр, созданный по воле технического прогресса? Жестким, депрессивным, вредным для здоровья. В общем, соотвтетсвующим окружающей обстановке.
Но и среди ритмов, имитирующих стук машин и станков, пробивается живой человеческий голос. Софья Оранская резко противопоставляет себя среде, все в ее стихотворениях указывает на несхожесть героини и пространства, подчиненного индустриальному «комфорту»:

 Из чувства глубокого несоответствия поэта своему времени произрастают многие представленные в сборнике стихотворения. Тройная ложь Французской революции — сплошное вранье и мифология. Лирическая героиня Оранской возмущена: «Я — не для вас…» Поток двойных рифм с мощным эмоциональным посылом, звонкие, броские стихотворения струятся под обложкой сборника, выдержанной в красно-черных тонах. Эта героиня, несмотря на свой нонконформизм, щадит мир, стоящий на пороге антропогенной катастрофы:

Тематика стихотворений Оранской — «вечные» темы: детство, судьба, творчество, конфликт между индивидуальным, человеческим и механическим началом технократической цивилизации. Ее стихи всегда заметны, они привлекают внимание, бросают вызов. Строки сплетаются в смежной рифмовке, впускают в себя иноязычные вкрапления, рождают затейливые окказионализмы:

Софья Оранская берет пример с русских футуристов: необычная лексическая система использовала различные единицы, приводящие к созданию эпатирующего эффекта. Эти лексические единицы были названы ими «эпатажной» лексикой. Так и у автора: образование окказионализмов идет по словообразовательным моделям, не жизнеспособным в русском языке. Эпатаж создается с помощью игр с корнями слов. В вышеприведенном отрывке два неологизма: «безревный» — попроще, образован от глагола «реветь», следующее за ним прилагательное — перевод с английского, встроенное в русскоязычные морфемы существительное «dream» — мечта. Приживутся ли эти гибриды — покажет время, но одно бесспорно: они украшают речь автора и подчеркивают ее яркую индивидуальность.
Эссе и статьи занимают две трети книги, открывая новые грани авторского таланта. О жизни во Франции Оранская пишет, не приукрашивая реальности: «Вообще, Франция — по-своему парадоксальная страна. С одной стороны, французов традиционно обвиняют в «ментальной закрытости», в задыхании в рамках собственной культуры, с другой стороны, всего за сто лет Франция превратилась в мульти-национальную страну (если сейчас здесь насчитывается около 20% мусульман, то с полной уверенностью можно сказать, что 40-45% населения Франции — некоренные французы). Свое мнение она излагает доступно и логично, опираясь не только на собственный опыт проживания во Франции, но и на статистические данные. Экстракт из эссе «Франция, 7 лет размышлений», представленный в данной книге, обращает нас практически ко всем общественно значимым проблемам: о моральных ценностях французов, о трех «волнах» русской эмиграции, о современном устройстве французского общества (богатые, средний класс). Следуя в этом объемном произведении законам жанра эссе, она не выступает от лица какой-либо социальной группы, но делится с читателем собственным уникальным опытом. Так, на вопрос «Существует ли вообще мораль для француза?» автор дает неожиданный, но правдивый ответ: «Существует. Но она так сильно отличается от русского понятия морали, что нередко русским, которые начинают здесь жить, вообще кажется, что морали здесь нет. А мораль по-французски — это значит: во-первых, никому не читать морали, т. е. осуждение поведения другого члена общества не характерно для француза…» Собственно, на этом месте у нашего читателя начинается «разрыв шаблона»: как это — не осуждать? Нам, привыкшим к тому, что любая бабушка у подъезда имеет право покритиковать нашу внешность и манеру одеваться (не говоря уже о воспитании детей!), такое «невмешательство» кажется диким. А может быть, подобное поведение — норма для культурного человека?
Исключительно важна в эссеистике и сама позиция автора, которая тем или иным образом маркируется (без этого эссе теряет смысл). На «вопрос с подвохом» о месте русского человека во Франции Оранская отвечает недвусмысленно: «Родина у нас у всех, как и мать, одна. (…) Франция дает многим то, что не смогла дать Россия-мать. Очень хорошо сказал в свое время об этом Шагал: “Мои корни — в России, а ветви распустились во Франции. А вообще говоря… Вы меня утомили. Идемте-ка обедать, а продолжим с Вами завтра”».
Эссе — форма, развертывающаяся как объемная рефлексия границ языка, его способности воплощать, излагать опыт инновации. Это форма художественной речи, которая, проблематизируя собственный предмет, проблематизирует, рефлексирует и размах этой проблематизации, границу, до которой может дойти мысль автора. Размышления Софьи Оранской простираются очень широко, включая и вопросы вероисповедания, отношения к смерти близких: четко, включив аналитический ум, она сравнивает, как проходят похороны во французской семье и в семье русских эмигрантов. Осознание национальных различий позволяет нам лучше понять как французскую, так и российскую ментальность, характер взаимо­связи личности и общества.
Пристального внимания заслуживает и публицистика. Статьи Софьи Оранской отличаются объективным отношением к рецензируемому труду, аргументированным анализом, интеллигентной формой выражения мыслей. Анализ современной литературы (Франция — Россия) в период с1991-го по 2005 годы наводит нас на невеселые мысли: что у нас, что у них — все плохо. Поскольку нынешняя Европа прямо называет себя «постхристианской», из литературы и уходит главное, что делает человека таковым — стремление к Богу. Распущенность, вседозволенность, отсутствие смысла жизни — вот что превалирует во французской прозе. Да и у нас не лучше.
Кризис — да. Кризис — громадный, а способов выхода из него авторы не предлагают. Какой же выход видит Софья Оранская? Самый простой и логичный, учитывая вышеизложенное. Он не нуждается в многословии: «Нет, Достоевский не прав: Мир и Красоту спасет только Любовь».