С этими словами я обращалась к маме со школьной поры, когда она меня и младшею сестру Жанну отправила во Дворец пионеров города Новороссийска. Она хотела, чтобы мы развивали свои способности. Я любила петь, читать стихи, танцевать, а сестра хорошо рисовала. Это были счастливые годы нашего детства и юности. Я занималась в Театре юного зрителя, Жанна — в Изостудии. У нас были талантливые преподаватели — Амербекян В. П., режиссёр, впоследствии — заслуженный работник культуры и художник — Артёменко В. Ф. Они заложили любовь к искусству, и это определило в будущем наши профессии и призвание. Школьная жизнь (1957–1967 гг. ХХ века) и творческая юность были наполнены большим содержанием, и в этом заслуга мамочки, так как она, владея от природы тонким вкусом, чувствовала прекрасное во всём. Будучи малограмотной, она всю жизнь стремилась дать нам высшее образование.
Жизнь не баловала её, она родилась в большой греческой семье 23 февраля 1921 года в посёлке Бжид, под Джубгой. Был очень голодный год. Греки, особенно женщины, рвали в лесу дикий лук, чеснок, щавель, на огородах молодую лебеду и крапиву. Бабушка Мария с сёстрами уходили в горы, брали с собой мешки и ловили черепах и ёжиков, а потом из травы и мяса черепах и ёжиков варили суп, который ела вся семья. Бабушка говорила, что мясо из черепах вкусное, похоже на куриное. Так как семья рано лишилась отца (Пантелея), а мама была самой старшей из 6-х детей, то все трудности легли на её хрупкие детские плечи. Рано познала физический труд, ходила с бабушкой работать в колхоз, чтобы было записано больше трудодней, красиво умела низать табак, это значит — ровно его ломала в поле, и складывала, чтобы удобно было нанизывать через иголку на нитку. Вставала рано, в 4 часа утра, до восхода солнца. Позже приходили помогать и младшие дети, садились полукругом возле мамы и работали дружно. Счастливого детства и юности практически не было, думали прежде всего о хлебе насущном. Но время шло, дети подрастали, девочки в семье Шихиди были красивыми, скромными и трудолюбивыми.
Однажды, маме было уже 16–17 лет, она поехала по делам в г. Геленджик. Встретила в городе родственницу (Марику Мавриди), и та пригласила её домой, к родителям. Её хорошо встретили, накрыли стол, и на обед пришел брат Марики — Харлампий. Во время обеда он внимательно смотрел на маму, она ему очень понравилась, и этот взгляд определил её судьбу.
Ему пришла пора жениться, но он не встретил ещё девушку по душе, а в маму он влюбился с первого взгляда. По воспоминания мамы: «она ещё не знала, что такое Любовь, и искра у неё не пробежала…» Тем не менее, через неделю приехал в Бжид отец Харлампия — Мавриди Анастас Иванович. Остановился у дома бабушки Марии. (В это время мама рано утром доила корову.) И вдруг она слышит, как по-гречески он предлагает бабушке засватать её дочь Прасковью за своего сына. Бабушка против, так как она её главная помощница в семье. Он стал её убеждать, что они греки и должны продолжать свой род, женившись на гречанках. А за кого она выйдет замуж здесь, в Бжиду, за армянина? Нет такого закона — отдавать замуж за человека другой национальности (до войны Великой Отечественной этот закон соблюдался строго). К тому же он обещал бабушке перевести всю её большую семью в город или на 6-й км (пос. Светлый), куда она пожелает, чтобы быть рядом с дочкой. Моей маме ничего не оставалось, как, повинуясь судьбе, выйти замуж за Харлампия. К тому же её уговаривали все родственники бабушки, и особенно родной дядя Спиро Фёдор Афанасьевич. Харлампий старше был мамы на 10 лет, по профессии — сапожник, шил модельную обувь. Ранее вся большая семья Мавриди приехала в Россию из Греции, они были иноподданные, с греческими паспортами, что и послужило впоследствии причиной горькой утраты, но об этом позже…
Шёл 1939 год. Свадьбу сыграли в Бжиду, была она греческой и весёлой, если бы не одно обстоятельство…
Справедливости ради надо сказать, что в селе Бжид жил человек по имени Киркор Бедросов, который любил маму с 13 лет и ждал, когда она подрастёт, чтобы жениться на ней. По национальности — армянин, очень помогал бабушке по хозяйству, особенно — после смерти мужа Пантелея. Киркор хотел убить Харлампия за то, что тот забрал его невесту. Но смогли родственники убедить его не делать этого, по словам мамы, он взял с неё слово, что она вернётся в село. Он приезжал к ней, хотел забрать, но она ответила ему отказом, так как была уже беременна от Харлампия. Покорилась судьбе. Жила с мужем в доме по улице Шафранова, 6 (этот дом стоит в городе Геленджике и сейчас, ныне ул. Степная). Работать начала в сапожной мастерской имени Тельмана, была заготовщицей, по колодкам выкраивала обувь. Слово своё сдержал старший Мавриди Анастас Иванович и в 1938 году перевёз всю семью бабушки Марии (Шихиди) с села Бжид на 6-й км (пос. Светлый). Она сама выбрала это место, так как хотела быть поближе к земле. Рядом, недалеко, всего 6 км, в городе Геленджике жила её старшая дочь Прасковья (моя мама) с семьёй. Была возможность чаще видеться и помогать друг другу. Когда маме исполнилось 18 лет, она родила (9 марта 1939 г.) первенца-сына, назвали его Ваней. В семье Мавриди счастью не было предела, родился продолжатель рода и очень был похож на отца Харлампия и деда Пантелея (такой же рыжий). Всё было бы хорошо, если бы не началась Великая Отечественная война… (1941–1945 гг.)
На войну греков не брали. Началась проверка паспортов, а у семьи Мавриди были греческие паспорта. Они не успели или не смогли обменять на советские паспорта, причина неизвестна. (Приехали они в Россию до революции 1917 г. Отец Мавриди Анастас Иванович — 1870 г., мать Мавриди Елена Пантелеевна — 1890 г. Поселились они в селе Пшада Краснодарского края. Там же в селе Пшада родился Харлампий Анастасович — 1911 г. (отец Вани) и все остальные дети. Со временем все они переехали в г. Геленджик).
В апреле 1942 года по директиве Управления НКВД всю семью как иноподданных выслали из Геленджика в Курский район Орджоникидского края. Пришли в дом милиционеры и забрали Харлампия, свёкра и свекровь, погрузили в вагоны и отправили на спецпоселение. Уехала вслед за мужем мама с сыном Ванечкой, несмотря на то, что у неё был советский паспорт. С 1942 по январь 1943 года маме пришлось, как и всей семье, переезжать из Курского района в город Прохладный, затем — в город Кропоткин. Семья была практически без средств существования. Переболели малярией, Мавриди старший, Анастас Иванович, по дороге скончался в 1942 г., а Харлампия арестовали сотрудники НКВД в городе Кропоткине в конце февраля 1943 г. В это время фашисты оккупировали эти территории и на допросе спрашивали Харлампия, не сотрудничает ли он с фашистами? «Конечно, нет», — твёрдо и уверенно отвечал Мавриди. Но ему не верили, ведь он был иноподданный. В результате его обвинили в «шпионской деятельности» и подвергли аресту и тюремному заключению.
Приведу текст заявления мамы Начальнику НКВД г. Кропоткина от 27 февраля 1943 года:
«Мой муж, Харлампий Анастасович Мавриди, арестован и находится при НКВД. Я не знаю, в чём он виноват, но хочу рассказать, кто мы, может, это поможет выяснить ошибку и вернёт моей семье кормильца. Во время войны из Геленджика, где мы жили постоянно, нам предложено было выехать, как иностранным подданным. Выехали мы в Курский район Орджоникидского края, впоследствии этот район заняли немцы. Ни мой муж, и никто из семьи у немцев не работал. Вся семья болела малярией, и мы вынуждены были куда-нибудь переехать. Переехали в г. Прохладный 10 октября, немцы (фашисты) ещё и не думали отступать, но нас нигде не прописывали. Старик отец умер от малярии, а мать и ещё трое маленьких детей болели, мы поехали дальше и застряли в г. Кропоткине. Не только мы, но никто из наших знакомых — греков — никогда не работал у немцев, и никто не поступал к ним в армию, не поехал в Германию. Я прошу разобраться в деле мужа скорее и освободить его, так как он единственный кормилец-чевяшник у нас: мать старуха, дети 13, 10 и 4-х лет и я, ни квартиры, ни средств к жизни нет».
Но никто её голос и мольбу не услышал.
Умер Харлампий от коматозного состояния при тропической малярии 16 марта 1943 г. в г. Кропоткине. Так было написано в свидетельстве о смерти. А на самом деле его расстреляли. Ему было всего 32 года.
Маме исполнилось 22 года, когда она стала вдовой с 4-летним сыном на руках. Шла жестокая война, до 1944 года она не могла выехать к своим родным. Находилась вместе со свекровью на оккупированной немцами и румынами территории. Прятались от бомбёжек. Как выжили в это трудное время, и сама не знает. Приходилось подрабатывать, где придётся, только чтобы прокормиться. Мама рассказывала, что румыны были ещё более жестокие, чем немцы. Я хочу обратить внимание читателя на то, что политика Сталина и руководства НКВД не пускала на войну лиц греческой национальности. На войне они могли бы больше пользы принести и умереть за родину, за землю, на которой жили, страдали и любили. В результате они погибли от рук сотрудников НКВД, которые участвовали в допросах, но не слушали и не слышали заключённых. Им надо было физически уничтожить человека.
Прошли годы, и в 1994 г. прокуратурой Краснодарского края пересмотрено уголовное дело в отношении Мавриди Харлампия Анастасьевича и в соответствии с Законом РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18. 10. 91 г. он полностью реабилитирован. Мой брат Ваня в 1990 г., в перестройку, стал разыскивать могилу своего родного отца. В результате поисков ему сообщили, что «захоронен он на старом кладбище г. Кропоткина. Но вначале пятидесятых годов кладбище начали сносить. Часть захоронений было перенесено на новое кладбище родственниками умерших. В настоящее время вся территория бывшего кладбища застроена промышленными предприятиями и жилым массивом».
Конечно, в 50-е годы никто не знал о перезахоронении родных, об этом маме не сообщали. Следовательно, его тело покоится под «жилым массивом». Страшное было время; ни за что сын лишился отца, а жена — мужа.
Бабушка Мария и родные сёстры переживали за маму и Ваню. В 1944 г., когда от немцев освободили территорию Краснодарского края, выехала из Геленджика в Кропоткин сестра мамы — Оля. Она помогла добраться маме с Ваней до родных мест. По дороге, в сутолоке, на железнодорожном вокзале мама чуть не потеряла Ваню, какая-то незнакомая женщина увела его незаметно…
Хорошо, что он был «рыжий», приметный и его удалось быстро найти. По приезде домой в г. Геленджик мама устроилась работать в артель имени 2-й пятилетки. Шила бушлаты, брюки, рубашки и всё остальное, что нужно было для фронта и флота. Вся семья бабушки Шихиди жила на 6-м км (пос. Светлый). К ней съехались все родственники из г. Геленджика, у кого разбомбили дома, и жить было негде. Семья родного брата Фёдора Спиро, его жена Варвара с двумя детьми всю войну прожили на 6-м км.
Бабушкин дом был примечателен ещё и тем, что во время войны (1943 г.) там был размещён военный штаб, и однажды заезжал туда маршал Жуков. Из воспоминаний моей мамы и родной тётушки Надежды Пантелеевны: «Когда приехал Жуков Г. К. на 6-й км (пос. Светлый), у нас жили советские офицеры, их было человека четыре. Им готовил кушать повар, по фамилии Балин, еврей по национальности. Мы ему помогали, чистили картошку, мыли посуду, а он нам давал еду, тогда мы вкусно ели. Помню, что Жуков проводил совещание для офицеров. Когда разошлись, остался Жуков и несколько человек. Накрыли стол, все сели, и нас детей посадили, мы пели песни, меня на колени посадил Жуков, я хорошо пела частушки. Мы были за столом не долго, затем ушли на речку, а военные ещё сидели за столом. С речки пришли, но Жукова уже у нас не было.
Во время войны нас поселили жить в амбаре — это такой сарай, где хранили колхозное зерно. В нашем доме находились раненые, они лежали на земляном полу, одних привозили, других увозили. Мы, дети, им пели, это всё я хорошо помню, как будто сейчас всё перед глазами. Если не находили место в доме, так раненых поднимали на чердак. Аня наша (сестра) писала письма под диктовку родителям от имени раненых. Подъехала машина, всех раненых погрузили на носилки, они очень стонали, мы плакали, было очень их жалко.
Вся армия двигалась по нашей дороге. Она проходила от Новороссийска до Туапсе, через Михайловский перевал. Беженцев гражданских было много, люди с городов убегали, прятались в горах. С 6-го км никто не убегал, фашистов мы видели, когда их, пленённых, вели по дороге. Иногда летали немецкие самолёты, несколько фугасных бомб упали около нашего дома, в основном бомбы падали в горах. Было очень страшно».
Бабушка Мария по-русски плохо говорила, но всё-таки она отважилась и спросила Жукова: «Нам надо тикать?». Он ответил: «Никуда бежать не надо. Крепитесь, матери и дети. Скоро война закончится, и дети пойдут в школу». Бабушка ему поверила и никуда из этих мест не уходила ни во время войны, ни после.
Во время короткого пребывания Жукова у бабушки он попросил одну из её дочерей (Анну) пришить ему оторванную пуговицу на мундире. Аннушке исполнилось 13 лет, она была очень стеснительная, но просьбу его исполнила.
Мама часто вспоминала в старости места своего детства (Бжид) и очень хотела поехать и побывать там, как бы попрощаться. Но ей не довелось осуществить эту мечту, так как у неё был перелом шейки бедра (в 2007 г.) и была прикована к постели почти 2 года. Свои воспоминания и желания она выражала вслух, а брат мой записывал в тетрадь. Приведу несколько эпизодов из этой тетради.
Как дедушка Пантелей и бабушка Мария чуть не потеряли свою дочь Прасковью?
Действие происходило в Бжиду, примерно в 1924–1925 гг. Родители работали в поле, попросили родственника Анастаса Дерменчиди присмотреть за дочкой, ей было 3–4 годика. Дядя Анастас работал на берегу реки Бжид приёмщиком дров. Он сортировал брёвна, ставил номера сортов деревьев, складировал. Всегда был на виду, никуда не уходил. Он согласился присмотреть за маленькой девочкой. Был жаркий день, вначале она бегала вдоль моря, бросала камешки в воду, а потом захотела спать. Залезла глубоко в щель между дровами, где было прохладно, и заснула. Вернулись родители с работы, спрашивают Анастаса о дочке, он только руки разводит и не может ничего сказать, не видел он, куда она ушла. Поднялся переполох. Дед Пантелей на бабушку кричит: «Мария, если Паша не найдётся, я задушу тебя этими руками». Бабушка плачет, искали и на берегу моря, на гору поднимались, в речку заходили, нигде не было её. Вдруг тётя Варя Спиро (золовка бабушки) услышала детский плач между дровами, которые придавили девочке спину, бока, и она подала голос. Радости не было предела… Бабушка и дедушка взяли её на руки и пошли домой, а тётя Варя Спиро шла сзади и приговаривала: «Яврум (ласкательное слово), как она не утонула, слава тебе Господи, нашлась!».
Из воспоминаний мамы следует, что жизнь в Бжиду была тяжёлой, особенно после смерти отца. Все тяготы по уходу за младшими детьми легли на плечи старших, а она была самой старшей, поэтому доставалось больше всех. Зимой, когда было холодно, все дети спали на большой печке, она вмещала 6 детей и бабушку. У всех во дворах были печки. Запах был слышен, когда что-нибудь жарили. Из двора Дерменчиди шёл запах мяса (они держали барашек), а рядом были соседи Забуниди, тётя Назлу хорошо пекла хлеб, иногда она на корку хлеба мазала масло и давала нам, этого хватало на целый день. Во дворе у нас тоже была печка из кирпича (папа сделал), мы жарили хамсу, которую приносили рыбаки.
В каждом дворе был сад. У Дерменчиди росли сливы, терновка, у Забуниди персики, у других груши, абрикосы, у Ираклия было много фундука вкусного, айвы, а у нас росли яблоки и грецкие орехи, шелковицы. У речки мы рвали лопухи, дикий виноград, на полях собирали крапиву, лебеду, и готовили суп. Благодаря этим растениям и фруктам мы смогли пережить голодные времена.
Однажды, продолжает вспоминать мама, это происходило в Бжиду:
«Моя родная тётя София (Дерменчиди) кипятила молоко, делала брынзу и творог, попросила меня подержать бурдюк (это сумка кожаная из шкуры телёнка). Она стала выливать горячее молоко в сумку, но я её не удержала и уронила, молоко разлилось на обе мои ноги. Я обожглась, появились волдыри, все испугались и вызвали папу с работы. Он прибежал, взял меня на руки и понёс в медпункт, к фельдшеру. Там мне ножницами порезали волдыри, обрезали края, обработали рану, и мы с папой пошли пешком по берегу моря, но вначале он купил мне в магазине конфеты. Я бросала плоские камушки в море, от них расходились круги и бульбы, от этого на душе было радостно, и я пела. Мама нас встретила с тёплым хлебом и молоком, а тётя София думала, что она немного виновата, всё время давала мне кусок брынзы или свежего творога. Больше никогда не просила меня подержать сумку с горячим молоком».
На этом приключения не заканчивались, потому что детство запоминалось на всю жизнь, если были какие-то случаи, которые, как правило, вспоминаются в старости.
Бжид. Как мама чуть не сломала себе ключицу?
(Воспоминания из её тетради)
«В детстве, мы девчонки, ходили в лес, собирали траву, рвали кислицу (дикие яблоки), алычу, кизил, мама варила варенье. Собирали жёлуди для поросят, они хорошо их ели и были сытые. Купались на речке, ныряли, бегали за лягушками. Недалеко находился «гарман» (где складируется солома), в народе называют скирдами, и мы сверху катались, спускались быстро и опять бежали наверх и прыгали вниз. Однажды (мама вспоминает в своём дневнике), я так сильно упала, что чуть руку не сломала. Я подумала, что её сломала, так как было очень больно и я не могла её поднять. В это время работали женщины (армянки) в поле, одна из них, по-моему, эта была тётя Сапер (по-русски Зина), взяла меня за плечо и за руку, как дёрнет… Я сильно закричала, у меня, оказывается, была вывихнута ключица, и она поставила её на место. Предупредила меня, чтобы я больше не прыгала, так как внизу лежат палки с крючками, они находятся прямо у скирды, и можно при падении распороть живот. Я это хорошо запомнила и больше не прыгала, но мы всё равно бегали вокруг скирд, и играли в прятки. Хорошее было время, везде всё было зелёное и красивое, воздух был чистый и здоровый, мы ели всё из земли, поэтому выросли крепкими, выносливыми и красивыми».
Эпизоды, связанные с животными тоже остались в памяти на всю жизнь.
(Продолжения воспоминаний моей мамы):
«1. В Бжиду у нас был сарай для кур, где они ночевали. Но они почему-то не хотели в сарае нести яйца, паслись в огороде, уходили в лес. Однажды мы не досчитались курицы-несушки и думали, что она пропала или лисица её съела. Оказывается, она в конце огорода нашла куст, там несла яйца и всё это время высиживала квочкой, грела их, поэтому её не было видно. А через какое-то время она привела с собой около 30 штук пушистых, жёлтых цыплят. Мы так удивились и обрадовались, что она нашлась.
2. Вся семья работала в поле на табачной плантации, брали с собой маленьких детей. Когда родился Костя, мама его взяла в поле. Под деревом сделали ему люльку из мешков (гамак), и он спал на свежем воздухе. Мама кормила его ещё грудью. А змеи очень чувствительны к запаху молока. Через некоторое время мама попросила меня посмотреть: спит ли Костя? Я подошла к люльке и увидела его спящим, сладко улыбающемся во сне, а на груди его лежит змея. Голова змеи находилась около его лица. Я как закричу: «Мама, ма-ма, у Кости змея около рта!». Первой прибежала Нюра Бедросова (мама Вани Спиро), она была очень смелая, ничего не боялась, её за это все уважали. Она схватила змею за голову, прижала сильно пальцами ладони, а змея вокруг руки стала извиваться, она её быстро сбросила с руки на землю и растоптала… Костик маленький даже не проснулся, он причмокивал губами, вероятно, хотел кушать… Счастью нашему не было предела, что братик наш остался жив».
Маленький Костя, а ныне Константин Пантелеевич Шихиди, мой дядя, к счастью, жив (83 года) и вместе со своей женой Натальей Ивановной проживает в посёлке Светлый. Они оба и их дети заботились о моей маме до конца её дней, привозили ей из своего сада фрукты, овощи, черешни, яблоки, вишню, всё, что у них росло в саду и на огороде.
Он — старейший и уважаемый житель этого посёлка, был бригадиром тракторной бригады, о которой писали в газетах. Ныне ветеран труда, почётный гражданин, награждён медалью «За достойный вклад в развитие муниципального образования город-курорт Геленджик» в 2016 году, а также медалью Г. К. Жукова, и юбилейными медалями к 50-летию Победы ВОВ, к 60-летию, 65-летию и 70-летию Победы ВОВ, медалью ВДНХ за успехи в народном хозяйстве и Орденом Трудовой Славы 3-й степени, ударник труда XI пятилетки, победитель социалистического соревнования 1979 года.

(Продолжения воспоминаний моей мамы):
«3. Мама меня любила и жалела, я ей помогала во всём. Как-то она попросила меня собрать яйца, которые несли куры в кустах, в конце огорода. Дала мне ведёрко небольшое, я нашла среди кустов белые яйца, только вытянула руку, чтобы их забрать, как между моими пальцами что-то холодное проползло. Это была змея, я её спугнула, но она успела высосать всё содержимое из яиц. Пришла я с пустым ведром, а мама мне сказала, чтобы я не боялась, вернулась туда и забрала всё, что там осталось. Она скорлупу помяла и вместе с пшеницей и остатками пищи бросила на корм курам. В следующий раз я ходила собирать яйца раньше, чем приползали туда змеи. Следила за курами, как только они снесут яйца, я брала палку и прежде чем подойти к ним, била палкой по кустам и отгоняла змей, а потом забирала яйца.
4. Змеи нас преследовали всюду. Однажды мы купались в речке. Я купала детей младших и мыла их тело и головы травой, которая мылилась, она росла вдоль речки. Был выходной день, моя сестра Оля помогала мне купать Надю, Тамару, Костю. Они вели себя хорошо и любили всегда купаться. Приведя их домой, накормила, я стала постель разбирать. Откинула одеяло на кровати и вдруг вижу лежит большая змея на постели и спит. Я очень испугалась и позвала маму, она попросила бежать за дядей Ираклием (родственником). Он прибежал с вилами и стал её ловить, но она свернулась кольцами, вытянула голову из кольца и стала подниматься по стенам до потолка, но оттуда упала и уползла через открытую дверь в огород. Дядя Ираклий не успел её убить. Она уползла туда, где куры несли яйца.
Дядя Ираклий и дядя Анастас Дерменчиди были родными братьями, бабушке Марии они доводились родственниками. После побега из Турции они вначале жили в Бжиду, а потом поселились на 6-м км (пос. Светлый), но жили не в самом центре посёлка, а вдалеке, надо было идти больше километра по Адербиевской дороге. Два дома стояли в лесу, у речки. Дядя Ираклий работал на мельнице, он молол муку для колхоза и немного для себя. Шёл 1937–1938 год, который запомнился не только репрессиями, но и страшным голодом. Семья бабушки Марии жила уже без деда Пантелея, его расстреляли или он сам умер от болезни, по сей день сегодня неизвестно, так как архивы не сохранились. У бабушки на руках 6 детей. Съели уже крапиву, лебеду, но не было в доме ни одного зёрнышка пшеницы. Бабушка попросила старшую дочку Пашу (мою маму) сходить на мельницу и попросить у дяди Ираклия немного пшеницы, чтобы накормить детей. Но мама побоялась шакалов, которые разгуливали по лесу, к тому же была зима, дул сильный ветер, и шёл снег. Бабушка оделась потеплее и пошла к родственникам за 2 км. Когда они открыли дверь, то не узнали в маленькой женщине Марию, она по дороге чуть не замёрзла. Отогрели чаем, добрым словом и дали немного муки. Бабушка вернулась под вечер, дети волновались, но когда увидели её улыбающееся лицо и мешочек небольшой с мукой, все обрадовались. Бабушка пекла блины и добавляла туда травы, было очень вкусно».
Мама об этом эпизоде вспоминала перед смертью и говорила, что семья Дерменчиди часто им давала муку.
Были в этой трудной жизни и свои маленькие радости, которые устраивали сами родственники, соседи, разыгрывая друг друга. Так, собрались однажды бабушка Мария, тётя Варя Спиро и соседка бабушки тётя Мотя Силизиди и решили под какой-то праздник разыграть стариков Дерменчиди, дядю Ираклия и тётю Анну. Пришли на мельницу (это 2 км). И не лень им было идти в такую даль? Залезли в сарай, надели на шею «балаболки» — колокольчики — и стали руками их сильно трясти. Тётя Аника смотрит в окно, но ничего не видит и говорит мужу: «Ираклий, пойди в сарай и посмотри, наверно, опять коровы Софии и Анастаса пришли кушать наше сено». Ираклий зашёл в сарай и ничего не увидел, коров в сарае не было. А тем временем шкодницы притаились в углу, спрятались в сено и не дышали. Ираклий ушёл, они опять зазвонили в колокольчики. И так несколько раз повторялось, пока не понял Ираклий, что его разыгрывают. Но обиды на это у него не было, так как он знал, что иногда коровы Анастаса действительно заходили покушать сено не в свой сарай. Они не паслись с колхозными коровами и «гуляли» сами по себе, недалеко от 2-х домов, путая в какой сарай надо зайти, чтобы подкормиться.
Раньше, когда не было долго дождя — колдовали. В этом участвовали бабушка Мария и тётя Нюра Бедросова. Они делали чучело из соломы и ходили долго вокруг домов: пели песни, ночью смотрели на луну, что-то шептали. Если дождь шёл, то они считали, что это их заслуга.

Как мама познакомилась с папой?
Закончилась Великая Отечественная война (1941–1945 гг.). Праздник Победы (9 Мая) они не встречали вместе. Но каждый из них пережил такое, что лучше бы быстрее забыть и не вспоминать ужасы и последствия этой войны. Мама была вдовой, ей исполнилось 24 года, на руках маленький сынишка Ванечка 6-ти лет. С 1944 года она работала заготовщицей и мастером сапожного цеха в артели «им. 2-й Пятилетки» в Геленджике, проживала в доме Харлампия (Степная, дом 6).
Как-то раз она приехала продавать молоко в Фальшивый Геленджик (Дивноморское) и навестила родственников. Вечером ей предложила золовка Лена Забуниди (сестра бывшего мужа) сходить в воинскую часть и посмотреть кино. На что мама быстро согласилась, ибо такого предложения и не ждала. Пришли вечером в клуб, зал полон моряков, мест свободных нет. С трудом нашли два места, и вдруг в середине фильма лента обрывается, и она видит лицо одного моряка. Он сидел впереди, рядом с другом, а между ними находилась её знакомая односельчанка — Люба. Она узнала маму и представила ей своего кавалера. Он оказался другом моего будущего отца. Фильм продолжали смотреть, а мама всё не могла вспомнить, где она видела знакомое лицо моряка… После сеанса галантные моряки вызвались проводить своих дам до дома. Люба пошла со своим женихом пешком на 6-й километр, а мама осталась ночевать у Лены. Немного постояли у калитки, поговорили и разошлись. А через некоторое время она вспомнила, что видела моряка во сне.
Под новый год она гадала вместе с сёстрами на суженого, съели много селёдки и не пили воду. Ей приснилось, что она стоит у калитки какого-то дома, где недалеко находится колодец. Проезжает машина с военными, и один моряк прыгает из машины, идёт ей навстречу и просит воды напиться. Этим суженым и оказался мой будущий отец.
Моряки из воинской части, где служил папа, получали увольнение и через гору, разделяющую Фальшивый Геленджик от города Геленджика шли на свидания пешком, как они говорили, «через шарик». Как-то раз, через Любу папа передал маме письмо и признался в том, что она ему понравилась, просил встретиться. Судьбоносное свидание произошло в сильный дождь, который застал папу и его товарищей в городе, где они были в увольнении. Мама находилась в своём доме и вдруг услышала стук в дверь, открывает, а на пороге стоит Николай, весь до ниточки промокший. Конечно, она его впустила в дом, высушила одежду, накормила, но попросила утром рано уйти, чтобы соседи не видели. Они стали встречаться и полюбили друг друга. Папа захотел на маме жениться, несмотря на то, что у мамы был сын от первого брака. Его отговаривали и его родные, и некоторые друзья. Но отец был человеком смелым, искренним и большой широкой души. Об этих качествах характера говорили все родственники мамы и друзья, кто его хорошо знал. Через некоторое время, в декабре 1945 года, моряки пришли сватать маму. Она спросила разрешения на брак у своей мамы и близких родных. Бабушка ей ответила так: «если он нравится — выходи за него замуж». Мнение старшего поколения после войны изменилось, по поводу межнациональных браков. Мужчин в стране не хватало. У моей бабушки все дочери были замужем за русских и один сын женат на русской. Никогда в нашей родне не было упрёков и скандалов на национальной почве. Все любили и уважали друг друга, слишком много горя пришлось пережить всем за годы войны и до войны (репрессии). 25 декабря 1945 года состоялась у мамы с папой свадьба в Геленджике, а 17 декабря 1949 папа усыновил Ванечку, ему было 10 лет. Стал он Иваном Николаевичем Кузнецовым, вместо Яниса Харлампиевича Мавриди. За этот гуманный жест отца мой брат остался отцу (отчиму) благодарен, так как у него была «зелёная» улица для поступления в любой вуз, он нигде не значился сыном репрессированного отца. Такие тогда были времена. Удивительно то, что встреча мамы с моим отцом произошла на том же месте, в том же посёлке, где она познакомилась с Харлампием (первым мужем).
Жить они стали в Фальшивом Геленджике, в служебном доме, который был выделен отцу от руководства воинской части, где он служил после войны. Здесь родилась я и моя сестра. Прежний дом в Геленджике по ул. Степной мама продала соседке. Из воспоминаний моей тёти — Надежды Пантелеевны: «Дом продали за 3 тысячи рублей, поехали в Сочи и накупили много всяких вещей, и мне досталось пальто, которому я была бесконечно рада». Бабушка не советовала маме продавать этот дом, но она её не послушала, и об этой ошибке она сожалела всю жизнь.
Когда папу перевели служить в г. Севастополь (1953 г.), мама поехала за ним вместе с нами. Выделили отцу небольшую комнату в коммунальной квартире двух этажного дома, недалеко от Херсонеса. Детство наше проходило в живописном районе, на развалинах когда-то древнего греческого государства. (Этот дом и сейчас сохранился по улице Древняя, 23.) Комната была маленькой, и мы жили впятером, в тесных условиях. Папа служил в воинской части, которая находилась рядом с домом, но он часто отлучался по работе. Его направляли в Балаклаву, Очаков, Поти, Новороссийск.
Мама в те годы не работала, но она стремилась дать нам хорошее воспитание и образование. Ведь самой ей не пришлось окончить школу в детстве и юности, и эту боль она пронесла через всю жизнь. Причина была не в ней, а в том трудном времени и семейном обстоятельстве, в котором приходилось выживать. Она закончила 2 класса греческой гимназии в г. Геленджике. Однажды её взяла к себе родная тётя — Амалия, которая проживала в Каменобродске с мужем и двумя детьми. Тётя Амалия уговорила мою бабушку (свою родную сестру) отдать маму на время, чтобы определить её в школу. Оказалось, она ей нужна была, как домработница. Один раз тётя Амалия послала её за хлебом и солью. Мама всё купила и возвращалась домой. Но была зима, шёл сильный снег, мела метель. Мама присела на пенёчек и чуть не заснула. Мимо шёл мужчина и обратил внимание на сидящую, замерзающую девочку. Заговорил с ней и понял, что она заблудилась, сказала только фамилию и имя тёти. Он довёл её до дома и отругал родных, что отпустили девочку одну так далеко. С тех пор бабушка её никому больше не отдавала, она ей самой нужна была как большая помощница по дому и досмотру детей. На этом закончились «университеты» мамы, но всю свою любовь к знаниям она передала нам. Всегда говорила: «неграмотный человек — это как слепой».
Вспоминаю, как с детства она заставляла нас писать письма и была строгим цензором, выставляла нам оценки за каждое письмо. Мы очень старались, чтобы заслужить «5», таким образом, она разбудила в нас интерес к сочинительству и любовь к литературе. В течение всей своей 88-летней жизни она никогда не ленилась, и, стесняясь своих ошибок, она всё-таки сама писала нам письма в Москву и Санкт-Петербург. Мысль излагала всегда чётко, мы её понимали и были ей за это благодарны. Не зря папа звал её «ПЧЁЛКОЙ».
В 1957 году папу вновь перевели служить из города-героя Севастополя в город-герой Новороссийск. Мы оставались в г. Севастополе до тех пор, пока я не окончила 3 класс общеобразовательной школы, а сестра — 1 класс. Я уже стала активно выступать в художественной самодеятельности, и мама боялась нас срывать из школы, но пришлось. Брат остался проживать в Севастополе, после 10 классов он поступал в техникум. Мы с сестрой Жанной и мамой вскоре вернулись в Новороссийск.
Здесь мама устроилась в 1961 году на работу в «Плавстройотряд № 1» (Плавучий строительно-монтажный отряд треста «Новороссийскморстроя»). Она работала на катере с водолазами качальщицей, затем транспортной рабочей. Раньше всё делалось вручную, и с помощью «помпы», которая выглядела как колодец с ручкой, посменно, по два человека, качали воздух водолазам под воду. Кроме того мама меняла водолазам салфетки в скафандрах и готовила им очень вкусные обеды.
Она выходила в море 16 лет, не боясь морской качки, была выносливая и трудолюбивая. Пользовалась большим уважением и заслуженным авторитетом среди работников. И администрация треста неоднократно награждала её за хорошую работу многими благодарностями, грамотами, памятными подарками.
В 1980 году в связи с пенсионным возрастом, она ушла на заслуженный отдых, проработав в одной организации 19 лет. С гордостью я рассказываю своим детям, что благодаря и её труду построен в Новороссийске пирс морского вокзала, а также морской порт в г. Туапсе, где она часто бывала в командировках. Когда она уже находилась на пенсии, сотрудники треста никогда не забывали её, всегда поздравляли с Днём строителя и выделяли материальную помощь.
Ни дня мама не умела сидеть без дела. Пенсии ей хватало, но она всё равно своими руками шила прихватки, фартуки и что-нибудь по мелочи; ходила на рынок и продавала. Понимала, что своим умением и добрым отношением, общением она доставляла удовольствие и себе, и людям. Забывала о своём горе и скрашивала одиночество. Мы её постоянно навещали, приезжали в гости в свои отпуска, но переехать совсем и жить рядом с ней никто не мог по семейным обстоятельствам. Мама нам говорила и в шутку, и всерьёз, что мы «изменники малой родины». Она была права, потому что, вернувшись в свои родные края, я только сейчас поняла, что мы многое потеряли.
Хотя жизнь в столицах (Москве, Санкт-Петербурге) была насыщенной, интересной, но мы лишили себя родительской заботы. Жизнь стремительно промчалась.
Мама после смерти нашего отца (1990 г.) жила одна в Новороссийске, ей было 69 лет. Потерю мужа она переживала очень тяжело, они родились в один год и месяц (1921 г., в феврале месяце). Прожили 45 лет вместе и несмотря на все трудности, а у папы был очень существенный изъян, он после войны выпивал, но у неё никогда не было мысли его оставить. Она боролась за него, так как ценила его человеческие качества, всегда выделяла среди других мужчин. Подчёркивала его смелость, мужественность и скромность, проявленные во время войны и после. Как говорили родственники, он был «золотой души человек».