Сколько себя помню, мама всегда просила отца записать при жизни воспоминания о войне. Ведь то, что он в начале войны остался жив после психической атаки рукопашного боя, в этом есть Божье провидение. Рассказывать он не мог, слишком волнительно и болезненно было вспоминать о прошлом. Хотелось выпить и забыть навсегда. Иногда, в семейном застолье, я помню, как он рассказывал об одном фашисте с голубыми глазами, который шёл на него со штыком. Спасли товарищи, которые находились рядом, в тройке. Они подняли этого немца на штык, и тот скончался, а папа остался жив. Таких суровых эпизодов в его военной биографии было немало, но лучше прочитать его личные воспоминания, записанные им в разные годы:
«Родился я 6 февраля 1921 года в семье рабочего в Саратовской области Екатерининского района, село Красновидово. В 1926 году семья переехала в г. Астрахань. В возрасте 8 лет пошел в школу № 25 им. Ворошилова, где проучился до 1939 года, окончил 7 классов. Мы с мальчишками крепко дружили и защищали честь своего квартала в соревнованиях по футболу и других играх. Юность моя и детские годы проходили на Волге, среди рыбаков. Когда разливалась наша красавица-река Волга и заливала своими водами лиманы, вместе с водой заходила рыба, в основном судак, лещ, сазан, но заходила и красная рыба осётр, сом.
И вот тогда мы вооружались вёдрами и корзинами без дна и ходили в воде по лиману. Строго высматривали, где вода «зашевелится», осторожно подходили и накрывали корзиной или ведром. Лезли вовнутрь, нащупывали там свой счастливый улов, иногда этого улова хватало, чтобы прокормить большую семью. Варили уху, жарили рыбу и это было большим подспорьем для семьи. Время было тяжёлое, шёл 1933 год. Отец и мать, также брат и сёстры были мной довольны, а это для меня была большая радость.
После окончания 7 классов я поступил учиться в ФЗУ № 8 (фабрично-заводское училище) при рыбоконсервном комбинате им. Микояна. Учился хорошо как в школе, так и в училище. За хорошую учёбу не раз был премирован в школе, а в ФЗУ путёвкой в Дом отдыха «Смирновское ущелье» города Саратова. В 1940 году окончил ФЗУ, стал работать резчиком рыбного филе при комбинате. На первых порах, я не смог обеспечить рыбой двух девушек-зачищец. Они меня торопили: «Коля, давай, давай, а то мы план не выполним». К концу рабочего дня я еле стоял на ногах, правая рука была как деревянная, и пальцы с болью разжимал. Мастер Урюпин подбадривал нас, успокаивал и говорил, что всё будет хорошо, со временем будет норма и сверх нормы. Через 3 дня он дал мне ещё два ножа и сказал, чтобы я отдавал на заточку два ножа, а двумя работал и чаще менял их при работе. Какое это было для меня облегчение, когда я стал резать острыми, как бритва, ножами. Своих девушек-зачищец стал сам подгонять, чтобы быстрее работали. В тот день мы перевыполнили норму в два с лишним раза, показали пример старым кадровым рабочим. Нас похвалили, и мы шли домой до трамвайной остановки радостные и не замечали за собой усталости. Шура, одна из зачищец, предложила завтра прийти на час раньше, чтобы три нормы выполнить, Нина её поддержала. Я посмотрел на них обеих и сказал, что так делать нельзя. Вы разве не заметили, как на нас косо и не довольным глазом смотрели все старые кадровые рабочие, когда нас хвалили? Лучше мы будем работать, как все рабочие работают, вовремя начинать и заканчивать, но будем всё делать быстрее. Я не курю, и, когда другие будут уходить на перекур, мы в эти минуты будем уходить вперёд. Вот так мы и работали, давали по две, три нормы. Наши фамилии красовались на красной доске, мы были ударники и зарабатывали неплохо по тем временам. На празднике 1 Мая мне вручили часы, а моим девчатам отрезы на платья. Так я проработал на комбинате до октября 1940 года, до призыва в армию. Распрощался со своими работницами, дирекция, профсоюз и комсомол наградили меня денежной премией и хорошими напутственными словами, чтобы я служил хорошо и не забывал писать им письма.
Приехал домой, а дома уже собралось много людей: родных, знакомых, соседей. Столы были накрыты во дворе, так как погода была тёплая и солнце грело по-летнему. Все были радостные, взволнованные событием, желали мне здоровья, хорошей службы и скорого возвращения. Танцевали под патефон до 11 вечера. За столом я сидел рядом со своим другом Алексеем Кулагиным, мы оба были призваны служить на Военно-морском флоте, мечтали попасть на один корабль. Завтра, к 10 утра нам надо было быть в военкомате. Гости уже почти все разошлись, и мы с братом, отцом и сёстрами начали убирать стол, стулья, табуретки, и, когда управились, отец сказал: «Пойдём, сынок, в комнату и посидим». Когда все расселись и отец собрался что-то говорить, я вспомнил про свой пиджак и спросил: «Кто видел мой пиджак, ведь там деньги, мой расчёт и премия?» Сестра сказала мне: «Не волнуйся, я его убрала, сейчас принесу». Вынесла с другой комнаты пиджак, я полез во внутренний карман и достал оттуда пачки денег и положил на стол. Сказал матери, чтобы она их убрала, потом вспомнил, взял 4 штуки по 30 рублей и дал сестре 30 руб., брату — 30 руб., отцу — 30 руб. и племяннице — 30 руб. «Остальные, мама, забери себе». — «А сколько там денег, Коля?». — «Вот в этой пачке 150 рублей, это премия, а остальные расчётные деньги 250 рублей». Отец спросил: «А себе, что ж, не хочешь взять ничего?». — «Зачем они мне там нужны?». — «Как — зачем, а фотографироваться надо, на ситро (воду), мороженое, так что возьми на все эти расходы рублей 50». — « Ладно, 30 руб. хватит».
В 10 часов утра мы уже были с вещами в военкомате, все родные нас ждали на улице. В 11 часов нас вывели, и мы пошли на пристань, попрощались с родными. Играл духовой оркестр. Нам скомандовали идти на теплоход «Володарский», и мы поплыли вверх по Волге. Утром мы пришвартовались на пристани у города Сталинграда (ныне Волгоград). Была команда сойти всем на берег, мы построились и пошли на железнодорожный вокзал, там пробыли часа два, затем сели в вагоны и через 30 минут тронулись. Куда нас везли, мы не знали. Когда пришёл сопровождающий предупредить нас о том, чтобы мы ни на какой станции не выходили и вели себя хорошо, мы его спросили: «Куда нас везут?». Он ответил, что мы едем в город Севастополь, к месту службы».
Лёша Кулагин меня спросил: «Что ты знаешь о городе Севастополе?». Я ему ответил, что читал в книгах о войне 1854–1855 г., там был Лев Толстой, герой матрос Кошка. Адмирал Нахимов командовал обороной Севастополя, там он и погиб. Есть панорама «Оборона Севастополя», туда мы должны с тобой обязательно сходить.
На второй день мы прибыли в город, вышли из вагонов, построились и пошли в учебный отряд Черноморского флота. Вскоре нас повели в баню, там подстригли под нулёвку (Котовского), и, выходя из бани, мичман спрашивал: «Какой размер носим костюма, фуражки, ботинок?» Как только ему ответишь, сверху по деревянному жёлобу к твоим ногам падают: трусы, тельняшка, роба брезентовая, бескозырка без ленточек. Вышли мы во двор, и все стали смеяться друг над другом, так как не сразу узнали себя в новом наряде. Ночь мы переночевали в учебном отряде, а на второй день нас отобрали, построили и привели на пристань. Мы сели на катера и нас переправили на северную сторону, где находилось большое каменное здание. Это была Электромеханическая школа Черноморского флота, там готовили специалистов для кораблей и катеров флота. Здесь мы прошли два месяца строевой подготовки, в горах проводили тактические учения, ползали по снегу по-пластунски. Зима была в 1940 году холодная. После прохождения строевой подготовки мы торжественно приняли военную присягу, нам вручили ленточки к бескозыркам и выдали весь комплект обмундирования, целый морской мешок. Разбили нас по группам, по специальности кто на кого будет учиться. Мой друг Алексей Кулагин пошёл учиться на машиниста турбиниста, а я на моториста торпедных катеров. Учился я хорошо, хотя с техникой никогда не был связан. Закончил школу с отличием и был направлен вместе с шестью товарищами для дальнейшей службы в город Очаков, во вторую бригаду торпедных катеров. Командовал бригадой капитан 2 ранга Мельников, а комиссаром был капитан 1 ранга Николаев. В Севастополе мы сели на пассажирский теплоход и прибыли в город Одесса, там нас встретил мичман Прядкин и повёл по молу, где стоял торпедный катер. Мы сели на него, взревели моторы, и мы, как вихрь, пошли в море. Через час уже швартовались у причала, где базировались катера бригады. Вышли на берег, и мичман повёл нас в гору, к зданию, где размещался личный состав бригады катеров. Вначале мичман завёл нас в баталерку, указал нам места, где мы должны были оставить свои вещи, мешки с обмундированием. Дал по листочку бумаги и сказал, чтобы мы написали свою фамилию, имя, отчество, звание-краснофлотец и наклеили на своих местах. Когда всё было сделано, он попросил нас отдать свидетельства и направления, мы пошли на приём к комиссару. Комиссар пригласил всех в кабинет, разрешил нам сесть на стулья, взял наши документы и стал с ними знакомиться. Через 10 минут в кабинет вошёл комбриг, мы сразу же все встали и дружно поздоровались с комбригом. Ему, видно, это понравилось, и он сказал нам: «Спасибо, садитесь, товарищи красноармейцы!». Он сам сел рядом с комиссаром и спросил его, как мы учились? Комиссар ответил, что только начал знакомиться с документами, но вот уже вижу свидетельство с отличием краснофлотца Кузнецова. Я встал, оба на меня смотрели, а я на них. Комиссар спросил меня: «Откуда призывался?». Я ответил: «С Астрахани».
Комбриг сказал: «О, волжанин, значит земляк мой!». Комиссар подхватил его мысль: «Волжане люди хорошие, вот мы его и направим на лучший катер, подаренный нам ленинградскими комсомольцами. Командир там хороший, настоящий моряк, и командир отделения Коржавин тоже хороший, правда, механика там нет, но он скоро прибудет с новыми катерами. Экипаж будет комсомольский, отличный». Когда всех нас распределили по катерам, комиссар и комбриг встали и поздравили нас с прибытием. Мичману Прядкину сказали, чтобы он в первую очередь распределил нас по койкам, познакомил с командирами отделений и отвёл в столовую. Я представился своему командиру, он в свою очередь мне, и сразу же у нас завязалась дружеская беседа, он осмотрел мою койку, как я заправил постель и одобрительно сказал: «Пойдёмте во двор, в курилку, до ужина там поговорим и пойдём ужинать». В курилке не было никого. Он предложил мне сигарету, я ответил, что не курю. «Это хорошо, краснофлотец Кузнецов, что Вы не курите, на наших катерах курить строго-настрого запрещается, авиационный бензин. А мичман тапочки Вам не дал?» — Я сказал: «Нет». — «Но это ничего, получим. Значит, Вы школу закончили с отличием?». Я был удивлён его осведомлённостью. «Не удивляйтесь, Кузнецов, я шёл мимо кабинета комиссара, дверь была открыта, и он меня увидел и позвал к себе и кое-что рассказал о Вас. Значит, Вы с комбригом земляки?..». — Дежурный объявил строиться на ужин, и он сказал, что после ужина поговорим. Когда зашли в столовую, я был удивлён чистотой: столики на 4 человека, цветы, салфетки белые. Обслуживают официантки, столы и стулья расписаны по катерам, но ресторан, а не столовая. Командир заметил моё удивление и сказал: «Это не учебный отряд, где кушают в две очереди по 1000 человек, да и кормёжка не та. Здесь Вы должны не стесняться, кушать хорошо, пока не наберёшь свои калории, так что кушай без стеснения. У нас хорошие коки, готовят вкусно и аппетитно. Командир базы Каневский-герой испанской войны, он может нас летом кормить фруктами и арбузами, дынями, так что через месяц Вы должны войти в норму своего веса и роста». Ужин был очень хороший, я две порции второго съел и выпил два бокала какао. Я подумал, что попал в рай, и за это надо служить усердно, хорошо.
В июне месяце были проведены малые и большие флотские учения, на которых мы с командиром отделения Виктором Коржавиным отличились. Командир бригады Мельников объявил нам по 10 суток отпуска и чтобы мы в понедельник были отправлены. Учение закончилось, мы прибыли на базу в 19 часов, катер подняли на кильблоки и пошли в столовую ужинать. Коржавин был рад всему, особенно отпуску, он служил уже 4-й год, а мне казалось всё это чудом, как во сне. После ужина мы пришли в своё помещение, где жили, и Коржавин предложил мне взять обмундирование (брюки, форменку, тельняшку), в общем, в чём я должен был ехать в отпуск и пойти в гладильную комнату. Мы всё погладили и приготовили до отбоя. На завтра Коржавин обещал мне в увольнении показать памятник Суворову, он здесь воевал, и другие места. После отбоя мы разобрали свои постели и легли спать, но ещё долго говорили, как поедем. Но нашим радостям не пришлось сбыться.
22 июня 1941 года, в 2 часа ночи нас дежурный по дивизиону поднял всех по боевой тревоге. Как обычно, надев тапочки, робу под мышку, и — бегом, на катер. Но уже были выставлены часовые береговой базы, и приказали нам идти в баню, там нам выдали противогазы. К этому времени уже к катеру пришли командир и боцман, была команда спускать катера и грузить боезапас и торпеды, всё боевое, а не учебные торпеды. Мы ещё в этой горячей работе не могли понять, что произошло, но уже догадывались, что произошло что-то очень важное и страшное.
В 6 часов утра наш отряд был готов полностью к выходу в море, и мы вышли. Наш катер был штабной, всё начальство дивизиона было на борту, курс был на Одессу, шли полным ходом, и в 7 утра мы пришвартовались у мола, в Одессе. Комдив, капитан 3 ранга Местников собрал весь личный состав на молу, произнёс речь и сказал, что мы находимся в войне с Германией. Многие были возмущены, так как знали, что мы с Германией заключили договор, враг напал на нас вероломно.
В 8 часов утра на Одессу налетели немецкие самолёты «Ю-88», 6 штук, и начали бомбить город и порт. Катера на этот раз не пострадали, был ранен в ногу командир Рыбаков, одного лётчика «Ю-88» сбили, но кто, неизвестно, то ли зенитки, или с кораблей. Он задымил и пошёл в сторону моря, по приказу комдива был послан один катер, чтобы поднять на борт лётчика, но он ушёл под воду вместе с самолётом, вероятно, был убит. Вот здесь я впервые увидел бомбёжку вражеских самолётов. С этого дня началась боевая наша жизнь на торпедных катерах. Вечером мы вышли в море и пошли в Днестровский лиман. Вот здесь я увидел ещё одну бомбёжку фашистских лётчиков, где они бомбили беженцев на переправе парома. Паром был на тросах, руками его тянули на другой берег. Люди с повозками, детьми и своим скромным скарбом, что могли взять… И их начали безжалостно бомбить и расстреливать из пулемётов. Это была для меня ужасная картина, лошади ревут, и кричат дети, в общем один страх и неурядица во всём строю беженцев. И вот тогда я дал клятву, что никогда не прощу этим извергам и буду их бить до тех пор, пока во мне будет сила, а она была нужна для будущих боёв, о которых, я ещё не имел понятия, какое мне будет в дальнейшем испытание, а оно только начиналось. Ведь война идёт всего несколько дней…
Вскоре начались боевые выходы в море торпедного катера «ТК-135», на котором я служил, к берегам Румынии, для перехвата и уничтожения кораблей противника. Были прорывы в бухту Констанца. В июле 1941 года, когда немец подходил к Одессе, мы начали минировать фарватер и одновременно сопровождать наши транспорта. Торпедный катер-135 до последних дней находился в Очакове и острове Первомайск, и уже при подходе немцев мы ушли в Севастополь, в распоряжение командира бригады торпедных катеров (БТК) тов. Филиппова, начальником штаба был Ларионов.
Позволю себе вспомнить один эпизод: это случилось на Тендоровской косе перед тем, как уйти в город Севастополь. Ввиду сильного урагана наш «ТК-135» был выброшен на берег, где был занесён песком, а немец подходил. Я не помню, чья была команда оставить «ТК-135». Мы оставили катер и были брошены в психическую атаку. Это был первый рукопашный бой, где я лицом к лицу встретил врага. Это был трудный бой. Многие мои друзья пали смертью храбрых. Атака и рукопашный бой были такие, что многие красноармейцы сошли с ума. Мы, моряки, шли в атаку в первых рядах, в тельняшках, так как знали, что русская тельняшка наводит ужас на немцев. После боя и рукопашной схватки с врагом мы откопали «ТК-135» и спустили его на воду. После спуска катера по распоряжению сухопутного командования вышли минировать форватер подступа к Тендровской косе и Первомайскому острову. Всё это происходило в ноябре 1941 года. В этом же году мы прибыли в Севастополь, в распоряжение БТК (бригады торпедных катеров) тов. Филиппова. Здесь мы продолжали минировать форватер и сопровождать наши транспорта, и одновременно разминировать ЭММ (электромагнитные и акустические мины). В начале 1942 года наш «ТК-135» был переброшен в г. Скадовск, для уничтожения боевого запаса Дунайской флотилии. В декабре наш катер перебросили в Тамань для высадки десанта на Керчь. В этом же году нас направили в район Новороссийска, под Геленджик, в распоряжение командира Новороссийской базы торпедных катеров. Выходили в районы: Керчи, Ялты, Анапы для уничтожения плавательных единиц противника.
Р. S. Продолжение следует».
На этом рукописи отца, написанные им при жизни, закончились, но не закончилось его участие в Великой Отечественной войне. Я не преследую цель подробно описывать все его боевые подвиги, об этом лучше всего написано его командиром, Черцовым А. Е., Героем Советского Союза, в книге «В огне торпедных атак». Когда Андрей Ефимович начинал работу над книгой, он к тому времени закончил журналистский факультет Московского Государственного Университета. Стал собирать данные о своём экипаже. Прислал письмо и нашему отцу, с просьбой выслать ему фотографии и немного написать о себе, семье, и работе. В 1943 г. отец был мотористом на торпедном катере «ТК-93», под командованием Черцова А. Е. В этой книге очень ярко описаны высадка десанта на «Малую землю» в 1943 г., о жизни и подвиге юнги Вальки Лялина, в прошлом беспризорника, и о Победе в Крыму (Севастополе). В операции освобождения Новороссийска участвовали все рода войск, но катерникам доставалось больше всех, так как они выходили в море дважды: вначале разминировали причалы и снимали бонно-сетевые и минные ограждения, которые устанавливали фашисты. Второй раз они выходили для высадки десанта. По мнению ветеранов, книга Черцова А. Е. одна из самых правдивых книг о войне.
Что такое «Малая земля»? Она «малая», но великая. Это территория меньше 30 км, на которой находилось 12 000–15 000 советских воинов. 225 дней, почти семь месяцев, стояли насмерть бойцы под беспрерывным огнём, сутками не выходили из укрытий и окопов. У фашистов были выгодные позиции. Они находились в лесу и в горах, а мы на берегу моря, на маленьком клочке земли. Немецкая разведка докладывала, что в апреле месяце 1943 года сбросят наших бойцов в море. Чтобы выстоять и победить, надо было проявить массовый героизм. Около 30 000 тысяч наших воинов полегло на этой земле. Бывший командир Новороссийской военно-морской базы Герой Советского Союза вице-адмирал Г. Н. Холостяков вспоминает: «Каждый вечер от городской пристани Геленджика в сторону Мысхако направлялся караван небольших судёнышек. Чаще всего это были мотоботы, труженики тяжкой фронтовой поры, нагруженные боеприпасами, продовольствием, пополнением на смену павших в боях. Караван уходил на «Малую землю», постепенно скрываясь в дымке летнего заката.
И все в Геленджике: и военные, и жители многострадального прифронтового города, — с трепетом ожидали его возвращения. Насквозь просматриваемый и простреливаемый фашистами участок моря у берегов Мысхако каждую ночь становился ареной неравного боя. Оттуда доносился гул артиллерии. Это били немецкие дальнобойные батареи. И всё же караваны прорывались к «Малой земле». На рассвете следующего дня они приходили обратно: изрешечённые осколками, с обгоревшими палубами и снастями. Многие не возвращались… Больше двадцати железнодорожных эшелонов снарядов выпустили фашисты по десанту на «Малой земле», по полторы тысячи боевых вылетов совершали на неё ежедневно вражеские лётчики. Милые мои, родные — мысленно напутствовал я их, — прорвитесь без потерь! Не посылать Вас я не могу, а терять вас так невыносимо тяжко…».
Прошли годы, и спустя 20 лет ветераны стали посещать эти места. Мы с сестрой учились в школе, в Новороссийске, но хорошо запомнили первые встречи ветеранов. Они приезжали в наш город, чтобы вспомнить про былые суровые 40-е годы. Узнав, что отец живёт здесь, приходили к нам в гости. Мама гостеприимно всех принимала, и поэтому мы хорошо знали папиных боевых друзей. Торпедный катер «ТК-93», которым командовал Черцов А. Е., неоднократно высаживал десантников на Малую землю и прошёл под Новороссийском все круги ада. В одном из рейсов в 1943 году все члены экипажа были ранены, в том числе и командир. Катер из боя вывел 13-летний юнга Валька Лялин, который спрятался в машинном отсеке и оказал вовремя самую большую помощь. Он подставил ящик под ноги, своими слабыми ручонками еле-еле доставая до руля, вывел катер из боя. В это время отец тушил пожар, задраивал дыры от осколков бомб, затыкал ветошью пробоины и успевал переносить раненых вниз. Механику катера Ченчику Николаю Филипповичу он вытащил осколок из 7-го ребра, хотел сделать это плоскогубцами, но ничего не получилось. Тогда вытащил зубами и сломал зуб, наложил мастерски повязку и отправил его в госпиталь. После этого случая Николай Филиппович стал называть отца «доктором».
Валька Лялин после войны стал капитаном дальнего плавания и проживал в г. Ленинграде (Санкт-Петербурге). Черцов А. Е. разыскал его через 20 лет и написал о нём книгу «Подвиг юнги». Я помню сколько было радости в нашей семье, когда мы видели на странице столичной газеты «Пионерская правда» улыбающееся лицо Вальки Лялина и Черцова А. Е.
В 1975 году по инициативе командира долгожданная встреча ветеранов экипажа произошла в Москве. Черцов А. Е. пригласил весь свой экипаж из 7 человек на Центральное телевидение для участия в съёмках «Голубого огонька». Тогда на встречу приехал и Валька Лялин из Ленинграда. За столом бывших фронтовиков-черноморцев сидела легендарная Клавдия Шульженко, исполнявшая для них песню «Руки». Эта видеозапись хранится в нашем семейном архиве.
Сегодня Черцов А. Е. живёт в Москве, ему исполнилось 4 июня 2012 года — 95 лет! Я поддерживаю связь с его семьёй, дочерью Татьяной Андреевной и внучкой Наташей, правнучкой Софией. Высылаю заметки журналиста Е. Лапина из газеты «Новороссийский рабочий», где печатаются материалы о Черцове А. Е. и его экипаже, об отце. В последние годы по каналу «Новая Россия» в городе-герое Новороссийске и по Краснодарскому краю к Дню победы и в другие праздничные дни показывают телевизионные видеофильмы «Лицо победы« (о ветеранах ВОВ, в том числе о Черцове А. Е. и о моём отце и видеофильм «Быль, похожая на легенду» о торпедных катерах, участвующих в военных операциях на Малой земле. Автор — телеведущий Савельев В. В.).
У экипажа был такой уговор: кто последний останется в живых, тот закроет последнюю страницу вахтенного журнала торпедного катера. Очевидно, что это сделает командир Герой Советского Союза Черцов А. Е., ибо все члены экипажа после войны, в разные годы ушли из жизни в мир иной.
…Пока я готовила книгу к выпуску, пришла печальная весть от дочери Черцова Татьяны о том, что 22 сентября 2016 года ушел из жизни Герой Советского Союза Андрей Ефимович Черцов, в 99 лет. Я участвовала в похоронах вместе с его семьей и советом ветеранов Черноморского флота. Похоронили его в Москве, на Троекуровском кладбище, со всеми воинскими почестями.

Как ни печально сознавать, но самый молодой из членов экипажа Валька Лялин умер от инфаркта сердца в 1977 году, в Ленинграде (Санкт-Петербурге). У него осталась жена Нина Алексеевна и дочь Лена. Мой брат поддерживал с ними связь, он вёл большую переписку со многими боевыми друзьями отца. В 1970–1980 годы пионеры под руководством классного руководителя Лошаковой Веры Владимировны из средней школы № 20 города-героя Керчи присылали письма отцу с просьбой рассказать о боевом пути. Они открывали музей «Боевой славы» и вели поисковую работу. Папа высылал свою биографию, фотографии и адреса боевых друзей, с кем освобождал город Керчь. Письма ребят и учительницы хранятся в нашей семье.
Ежегодно, начиная с 1968 года, 2–3 февраля, вот уже более 40 лет проходит всероссийская патриотическая операция «Бескозырка», рождённая в городе-герое Новороссийске. (Автор — писатель Константин Подыма.) Эта акция посвящена памяти воинов–малоземельцев. В ней принимает участие вся молодёжь города. На Малую землю идут шествием моряки и ветераны, горожане во главе с Мэром и администрацией города. Всероссийская «Вахта памяти» проходит торжественно у Вечного огня. Зажигаются факелы от Огня вечной славы, возлагаются цветы к памятникам, спускают на воду Цемесской бухты «Венок Славы» и матросскую бескозырку. В память о подвиге малоземельцев жители города выключает свет в квартирах и зажигают Свечу памяти. Мемориальная акция «Свеча в окне» никого не оставляет равнодушным.