Книжно-Газетный Киоск


ПРО СИДОРА ИВАНОВА И МИХАИЛА БЕЛОВА, ИЛИ БУМЕРАНГ

С эмигрантом третьей «волны» Мишей Беловым Сидор Иванов познакомился на улице Бродвей в городе Нью-Йорке. Около десяти лет назад. Иванов передавал Белову письмо от одной своей не близкой (тогда) знакомой. Передал. Разговорились. Почувствовали симпатию друг к другу. Обменялись телефонами и адресами.
С тех пор, когда Иванов прилетал в Нью-Йорк, Белов всегда встречал его и отвозил домой к той (ставшей уже близкой) знакомой.
Потом Иванов со своей нью-йоркской подругой расстался, уехал назад, в Москву. Связь и с Мишей, и со всем остальным заокеанским миром потерял.
Миша объявился спустя несколько лет. И не просто объявился, а буквально зачастил в Москву — он здесь открыл какой-то бизнес. В каждый свой приезд Белов радостно звонил Иванову, заезжал в гости. Приятели выпивали, размышляли о смысле жизни, вспоминали Нью-Йорк и т. д.
Однажды летом (Белов приехал тогда в отпуск один, без семьи) он печально пожаловался Иванову:
— Сидор, я устал от своей дурацкой семейной жизни. Танька меня не удовлетворяет, точнее, вообще со мной не трахается. Только пилит и пилит, гидра, по пустякам.
Я хочу изменить свою жизнь. Познакомь меня с какой-нибудь красивой девушкой.
И Сидор, взяв грех на душу, «помог» женатому товарищу. Познакомил его с Машей, своей давней знакомой, с которой у него были, как ни странно, вполне нейтральные, неинтимные, спокойно-дружеские отношения.
Иванов и Белов приехали в гости к Маше. Пили, ели, танцевали, разговаривали. Мужчины постоянно шутили, вспоминали Нью-Йорк, словом, хотели произвести на дам (Маша привела еще свою подругу Лену) неизгладимое впечатление.
Миша и Маша понравились друг другу. И уже следующую ночь они провели вместе.
Через неделю Миша улетел в Нью-Йорк и стал оттуда названивать Маше. Пригласил ее в гости, пообещав оплатить все расходы. Маша, не будь дурищей, приехала. Миша снял ей на две недели квартирку. Они гуляли, обнявшись, по городу, Центральному парку, ходили в рестораны, театры. Казалось, Миша даже забыл о бизнесе и жене и все время уделял только Маше. Впрочем, вечером Миша, стабильный, как расписание швейцарских поездов, возвращался домой, в семью.
Предложения Маше он не сделал. Она и улетела восвояси.
По возвращении позвонила Иванову и трезво предположила, что, видимо, ничего путного из их романа с Мишей не выйдет.
Иванов резонно, хотя и несколько грубовато ответил:
— Это исключительно ваше дело. Разбирайтесь сами. Через полгода в Москву прибыл Миша. Приятели встретились в кафе. Взяли пива, закусок. Миша начал расспрашивать Сидора:
— Ты видишься с Машей, ты с ней разговаривал?
Иванов отвечал правду:
— Не вижусь, но изредка, примерно раз в месяц, разговариваю с ней по телефону.
Выпив большую кружку зубодробительной «девятки», Миша начал жаловаться:
— Ты понимаешь, у меня такое ощущение, что меня обманули, обокрали.
— Почему?
— Она приземлилась в аэропорту, увидела меня и сказала: «Как здорово, что я в Нью-Йорке!» Представляешь, она не сказала: «Как здорово, что я вижу тебя!»
— А мне ее слова понравились бы. Из них выходит, что Маша — девушка честная. Во всяком случае, она не имитировала чувства. По-моему, это достойно уважения.
— Да, но потом она и вовсе отказалась от меня. Зачем же она приезжала?
— Наверное, она хотела узнать тебя поближе.
— Но почему, почему она не захотела быть со мной?
— По-моему, ты сам себе внушаешь, что это она так решила. Дело, на мой взгляд, не в ней. Если бы ты хотел ее — ты бы ее имел. Страсть рождает страсть. Женщины (как сама природа) признают только сильных мужчин. Только они, сильные, имеют право на размножение. Такова селяви в нашем животном мире.
— А разве я слабый?
— Извини, но если ты спрашиваешь об этом, то — да. Впрочем, судить не мне. Я знаю только, что женщина — существо крайне рациональное, намного рациональнее нас, мужчин, наивных и романтичных дураков. Женщина видит в каждом мужчине сумму функций. Если положительные функции превалируют над отрицательными — она начинает тебя любить. Искренне и нежно, не отдавая себе отчета в том, что на самом деле она всего лишь совершает выгодную сделку. Мне кажется, твоя проблема, старик, в том, что ты сам до конца не определился — чего ты хочешь? Ты не хочешь жить с Таней, но ты с ней живешь. Ты хочешь быть с Машей, но ты ничего для этого не делаешь.
— Это не правда! Ты передергиваешь! Я ведь пригласил ее в Нью-Йорк, потратил на нее три тысячи долларов… Дарил ей подарки.
— Ну и что?! Ты ведь и трахал ее за эти деньги. Твои действия говорят о том, что ты ничего в своей жизни менять не хочешь, но хочешь немножко романтического, красивого секса. И ты его получил. Но, видимо, Маше этого оказалось недостаточно.
— Но я же не могу бросить семью, у меня сын растет.
— Тогда зачем вообще было заваривать эту кашу?
— Я хотел посмотреть, что у нас получится. Мы должны были привыкнуть друг к другу.
— Ты забываешь, что времени ни у тебя, пятидесятилетнего мужчины, ни у нее, тридцатилетней женщины, на обдумывание нет. Биологические часы идут полным ходом. А у нее наверняка к тому же нет желания сохранить свой статус незамужней дамы. Ты же фактически предложил ей тривиальную роль любовницы, содержанки, пытаясь привлечь ее Нью-Йорком. А он ей на хрен не нужен. Ей семья нужна. Твоя проблема, видимо, в том, что у тебя не оказалось ни страсти (она прошибает любую женщину!), ни большого количества денег (чтобы ее купить). Поэтому вы и расстались.
— А я думаю, причина в другом.
— В чем?
— Она в тебе. Мне кажется, вы — любовники.
— Тогда зачем я вас познакомил?
— Ну, если не любовники, то бывшие любовники.
— Это неправда. И вообще, я люблю худых, болезненно худых женщин.
— Но Маша как раз и есть худая.
— Для меня — нет. На вкус и цвет и товарища нет. Надеюсь, хоть с этим ты не будешь спорить.
— Не буду. Давай вообще сменим тему. Мы же с тобой по-прежнему друзья. В любом случае, был ты с ней или нет — это уже не важно. И я тебя ни в чем не виню.
Приятели встали и пошли к метро. На прощанье они не обнялись, как обычно, а пожали друг другу руки.

1998
Есенинский бульвар