Владимир СПЕКТОР
СКВОЗЬ ВРЕМЯ ПОГРАНИЧНОЙ ПОЛОСЫ
СКВОЗЬ ВРЕМЯ ПОГРАНИЧНОЙ ПОЛОСЫ
Владимир Спектор — поэт, публицист. Родился в 1951 году в Луганске. Окончил машиностроительный институт и Общественный университет (факультет журналистики). После службы в армии 22 года проработал конструктором, ведущим конструктором на тепловозостроительном заводе. Автор 25 изобретений, член-корреспондент Транспортной академии Украины. Работал главным редактором теле- и радиокомпании в Луганске. Член Национального Союза журналистов Украины и Cоюза писателей XXI века, главный редактор литературного альманаха и сайта "Свой вариант", научно-технического журнала "Трансмаш". Автор 20 книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат международных литературных премий имени Юрия Долгорукого, "Облака" имени Сергея Михалкова, имени Арсения Тарковского, "Круг родства" имени Риталия Заславского, а также ряда республиканских премий. Член жюри литературных фестивалей "Славянские традиции", "Русский стиль", "Пушкинская осень в Одессе". Руководитель Межрегионального Союза писателей, сопредседатель Конгресса литераторов Украины, член исполкома Международного сообщества писательских союзов (МСПС) и Президиума Международного Литературного фонда.
* * *
"Верхи не могут, низы — не хотят".
А хоть бы наоборот!
Дорога им выпала будто в ад
Тогда, в семнадцатый год.
"Кругом — измена, обман и вражда" —
Глухо сказал Николай...
Как выстрел в себя или в никуда,
Нелеп и случаен рай.
А хоть бы наоборот!
Дорога им выпала будто в ад
Тогда, в семнадцатый год.
"Кругом — измена, обман и вражда" —
Глухо сказал Николай...
Как выстрел в себя или в никуда,
Нелеп и случаен рай.
* * *
Предательство всегда в прекрасной форме.
Ему оправдываться не пристало.
Полузабытый бог геноссе Борман
Простит и даст команду: "Все сначала".
И в жизни, как в недоброй оперетте,
Зловещие запляшут персонажи…
Вновь темнота видней на белом свете,
А свет опять заманчив и продажен.
Ему оправдываться не пристало.
Полузабытый бог геноссе Борман
Простит и даст команду: "Все сначала".
И в жизни, как в недоброй оперетте,
Зловещие запляшут персонажи…
Вновь темнота видней на белом свете,
А свет опять заманчив и продажен.
* * *
Забываются сны, по окраинам мозга плутая.
Отражение дня преломляется, сходит на нет.
Что имел там и что потерял — не пойму, не узнаю,
Разгадать не умея летящий, предутренний свет.
Где-то "Вам и не снилось" звучит, как вчерашнее эхо,
Неопознанным инеем тает не выпавший снег…
Жизнь похожа на сон, как комедия, только без смеха,
Где открытая дверь в никуда, как всегда, не для всех.
Отражение дня преломляется, сходит на нет.
Что имел там и что потерял — не пойму, не узнаю,
Разгадать не умея летящий, предутренний свет.
Где-то "Вам и не снилось" звучит, как вчерашнее эхо,
Неопознанным инеем тает не выпавший снег…
Жизнь похожа на сон, как комедия, только без смеха,
Где открытая дверь в никуда, как всегда, не для всех.
ДОМ У ЗАВОДА
Кузнечно-прессового цеха тревожащие ахи-охи —
В звучащей памяти, как эхо полуразрушенной эпохи.
Казалось время неизменным. Куда ни глянь, —
везде начало.
Дыханье пресса в третью смену баюкало и означало,
Что после гимна и курантов ночные страхи не тревожат
Жильцов, поэтов, музыкантов. А гул окрестный —
он надежен
Тяжелой мерностью и ритмом. Но ты не жди привет оттуда.
Дороги нет, хоть дверь открыта туда,
где "был" сменило "буду".
В звучащей памяти, как эхо полуразрушенной эпохи.
Казалось время неизменным. Куда ни глянь, —
везде начало.
Дыханье пресса в третью смену баюкало и означало,
Что после гимна и курантов ночные страхи не тревожат
Жильцов, поэтов, музыкантов. А гул окрестный —
он надежен
Тяжелой мерностью и ритмом. Но ты не жди привет оттуда.
Дороги нет, хоть дверь открыта туда,
где "был" сменило "буду".
* * *
Город молчит на своем языке, и мне язык тот понятен.
Слышу и то, что уже вдалеке, вижу, как солнце без пятен,
Детские страхи, вчерашнюю боль,
нынешних вздохов истому.
Памяти прошлой сухой алкоголь режет меня по живому...
Слышу и то, что уже вдалеке, вижу, как солнце без пятен,
Детские страхи, вчерашнюю боль,
нынешних вздохов истому.
Памяти прошлой сухой алкоголь режет меня по живому...
* * *
Под лежачий камень просочилась вода.
Это дождь проливной целый день напролет.
Это — камень лежачий… Но не навсегда.
Это память пустынь и молчанье болот.
Это капля за каплей в упор, наугад,
Это страх забыванья, что больно вдвойне.
И любовь, что зовет: "Возвращайся назад",
И страна, где водой стала кровь на войне.
Это дождь проливной целый день напролет.
Это — камень лежачий… Но не навсегда.
Это память пустынь и молчанье болот.
Это капля за каплей в упор, наугад,
Это страх забыванья, что больно вдвойне.
И любовь, что зовет: "Возвращайся назад",
И страна, где водой стала кровь на войне.
* * *
Этот воздух такой же, каким был, когда
Разрушалось прошедшее время.
Угасала звезда, утекала вода…
Насовсем? Не совсем. Не со всеми.
Этот воздух уснувший не просто воскрес,
Он вернулся, а время пропало.
Как в дрова превращается сказочный лес,
Так и память не помнит начала…
Разрушалось прошедшее время.
Угасала звезда, утекала вода…
Насовсем? Не совсем. Не со всеми.
Этот воздух уснувший не просто воскрес,
Он вернулся, а время пропало.
Как в дрова превращается сказочный лес,
Так и память не помнит начала…
* * *
Как у ящиков — двойное дно,
Так и люди — "нашим-вашим".
Говорят — и слышится "вино",
А на деле — "простокваша"
Слушать и не слышать нелегко.
Привыкаю постепенно.
Вижу, хоть смотрю на молоко —
Убегающую пену.
Так и люди — "нашим-вашим".
Говорят — и слышится "вино",
А на деле — "простокваша"
Слушать и не слышать нелегко.
Привыкаю постепенно.
Вижу, хоть смотрю на молоко —
Убегающую пену.
* * *
Дым воспоминаний разъедает глаза.
Память о доме, как воздух, закачана в душу.
Дом пионеров. Салют! Кто против? Кто за?
— Ты ведь не струсишь поднять свою руку? — Не струшу.
Трусить — не трусить… Любишь вишневый компот?
Помнишь рубиновый цвет и обманчивость вкуса?
Память с трудом отдает. Но зато как поет...
Дым превращая в дыханье. А минусы — в плюсы…
Память о доме, как воздух, закачана в душу.
Дом пионеров. Салют! Кто против? Кто за?
— Ты ведь не струсишь поднять свою руку? — Не струшу.
Трусить — не трусить… Любишь вишневый компот?
Помнишь рубиновый цвет и обманчивость вкуса?
Память с трудом отдает. Но зато как поет...
Дым превращая в дыханье. А минусы — в плюсы…
* * *
Вдоль шерсти, против шерсти — как в гору и с горы,
И, кажется, удача поет, как Пугачёва.
А память — это песня про школьные дворы,
Где если скажешь слово, оно важней второго.
Там тени фотовспышек — как мушки в янтаре,
И мы с тобой там, помнишь, — планируем вернуться.
Вдоль шерсти, против шерсти… Пока что мы в игре,
Как сморщенные яблочки на разбитом блюдце.
И, кажется, удача поет, как Пугачёва.
А память — это песня про школьные дворы,
Где если скажешь слово, оно важней второго.
Там тени фотовспышек — как мушки в янтаре,
И мы с тобой там, помнишь, — планируем вернуться.
Вдоль шерсти, против шерсти… Пока что мы в игре,
Как сморщенные яблочки на разбитом блюдце.
* * *
"Ну, что с того, что я там был…"
Юрий Левитанский
Юрий Левитанский
Ну, что с того, что не был там,
Где часть моей родни осталась.
Я вовсе "не давлю на жалость"…
Что жалость — звездам и крестам
На тех могилах, где война
В обнимку с бывшими живыми,
Где время растворяет имя,
Хоть, кажется, еще видна
Тень правды, что пока жива
(А кто-то думал, что убита),
Но память крови и гранита
Всегда надежней, чем слова.
Ну, что с того, что не был там,
Во мне их боль, надежды, даты…
Назло врагам там — сорок пятый!
Забрать хотите? Не отдам.
Где часть моей родни осталась.
Я вовсе "не давлю на жалость"…
Что жалость — звездам и крестам
На тех могилах, где война
В обнимку с бывшими живыми,
Где время растворяет имя,
Хоть, кажется, еще видна
Тень правды, что пока жива
(А кто-то думал, что убита),
Но память крови и гранита
Всегда надежней, чем слова.
Ну, что с того, что не был там,
Во мне их боль, надежды, даты…
Назло врагам там — сорок пятый!
Забрать хотите? Не отдам.
* * *
Летучий дым болгарских сигарет —
Забытый символ дружбы и прогресса.
"Родопи", "Шипка", "Интер", "Стюардесса" —
Не в небесах клубится легкий след,
А в памяти, где тень яснее света,
Где хорошо быть просто молодым,
С беспечностью вдыхая горький дым
Отечества, как дым от сигареты…
Забытый символ дружбы и прогресса.
"Родопи", "Шипка", "Интер", "Стюардесса" —
Не в небесах клубится легкий след,
А в памяти, где тень яснее света,
Где хорошо быть просто молодым,
С беспечностью вдыхая горький дым
Отечества, как дым от сигареты…
* * *
И музыка играла, и сердце трепетало…
Но выход был все там же, не далее, чем вход.
Не далее, не ближе. Кто был никем — обижен.
Я помню, как все было. А не наоборот.
Я помню, помню, помню и ягоды, и корни,
И даты, как солдаты, стоят в одном ряду.
А врущим я не верю, Находки и потери
Приходят и уходят. И врущие уйдут.
Но выход был все там же, не далее, чем вход.
Не далее, не ближе. Кто был никем — обижен.
Я помню, как все было. А не наоборот.
Я помню, помню, помню и ягоды, и корни,
И даты, как солдаты, стоят в одном ряду.
А врущим я не верю, Находки и потери
Приходят и уходят. И врущие уйдут.
* * *
Бессмертие — у каждого свое.
Зато безжизненность — одна на всех.
И молнии внезапное копье
Всегда ли поражает лютый грех?
Сквозь время пограничной полосы,
Сквозь жизнь и смерть — судьбы тугая нить.
И, кажется, любовь, а не часы
Отсчитывает: быть или не быть…
Зато безжизненность — одна на всех.
И молнии внезапное копье
Всегда ли поражает лютый грех?
Сквозь время пограничной полосы,
Сквозь жизнь и смерть — судьбы тугая нить.
И, кажется, любовь, а не часы
Отсчитывает: быть или не быть…
* * *
Лумумба, Дэвис, Корвалан…
Кто помнит звонкость их фамилий?
От "жили-были" до "забыли" —
Тире, как от "пропал" до "пан".
А я вот помню. "Миру-мир"
Кричал на митингах со всеми.
Прошло свое-чужое время.
Конспект зачитан аж до дыр.
А мира не было, и нет.
Похоже, здесь ему не рады.
И эхо новой канонады
Летит, как бабочка, на свет.
Кто помнит звонкость их фамилий?
От "жили-были" до "забыли" —
Тире, как от "пропал" до "пан".
А я вот помню. "Миру-мир"
Кричал на митингах со всеми.
Прошло свое-чужое время.
Конспект зачитан аж до дыр.
А мира не было, и нет.
Похоже, здесь ему не рады.
И эхо новой канонады
Летит, как бабочка, на свет.
* * *
В той старой квартире, где лица сменились на лики,
Невидим и даже неслышим, гуляет мой смех,
И с ним разговоров забытых витают обрывки,
И быль сновидений, в которых тот смех не для всех.
И я там незримо гуляю по памяти детства,
Для нынешних я незаметен, как воздух в окне,
Забытый, но все ж различимый для цели, как средство.
Я вновь возвращаюсь. И ты оживаешь во мне.
Невидим и даже неслышим, гуляет мой смех,
И с ним разговоров забытых витают обрывки,
И быль сновидений, в которых тот смех не для всех.
И я там незримо гуляю по памяти детства,
Для нынешних я незаметен, как воздух в окне,
Забытый, но все ж различимый для цели, как средство.
Я вновь возвращаюсь. И ты оживаешь во мне.
* * *
Не торопись, а вдруг еще вернется
Звезда надежды и звезда любви...
Не торопись, а вдруг взорвется солнце,
Но перед этим выдохнет: "Живи"...
И, кажется, знакомы эта бездна,
И этот край, мерцающий во мгле.
Не торопись – все честно и нечестно,
Как в первый день творенья на Земле...
Звезда надежды и звезда любви...
Не торопись, а вдруг взорвется солнце,
Но перед этим выдохнет: "Живи"...
И, кажется, знакомы эта бездна,
И этот край, мерцающий во мгле.
Не торопись – все честно и нечестно,
Как в первый день творенья на Земле...
* * *
Заиндевелый лист резной с ноябрьским деревом расстался
И карусельно распластался над городом и тишиной.
Заиндевелый миг шальной летит,
пространство ветром меря,
И что терять, когда потеря — ты сам. И кто тому виной,
Что осень, жертвуя тобой, швыряет с щедростью банкрота
Твою резную позолоту в пустынность улицы ночной?
Заиндевелый мир сквозной,
мелькнувший за стеклом оконным,
Летящий над землею сонной…
Связной меж летом и зимой.
И карусельно распластался над городом и тишиной.
Заиндевелый миг шальной летит,
пространство ветром меря,
И что терять, когда потеря — ты сам. И кто тому виной,
Что осень, жертвуя тобой, швыряет с щедростью банкрота
Твою резную позолоту в пустынность улицы ночной?
Заиндевелый мир сквозной,
мелькнувший за стеклом оконным,
Летящий над землею сонной…
Связной меж летом и зимой.
* * *
Билетов на поезд нет,
Но у меня – проездной.
Мигает зеленый свет
У осени за спиной.
И думаешь – все путем,
Проснешься – и благодать.
Но каждый – лишь о своем.
И есть еще, что терять...
Но у меня – проездной.
Мигает зеленый свет
У осени за спиной.
И думаешь – все путем,
Проснешься – и благодать.
Но каждый – лишь о своем.
И есть еще, что терять...
* * *
Когда она уходила, все было вокруг, как всегда.
Солнце светило? Светило. И ехали в ночь поезда.
Только она уходила, взорвав за собою мосты.
И, значит, ничто не светило. "Я" отрывалось от "ты".
Падало новое утро в соленую пропасть без слов.
В горле застряло как будто колючее слово "любовь".
Солнце светило? Светило. И ехали в ночь поезда.
Только она уходила, взорвав за собою мосты.
И, значит, ничто не светило. "Я" отрывалось от "ты".
Падало новое утро в соленую пропасть без слов.
В горле застряло как будто колючее слово "любовь".
* * *
Она говорит: "Начинайте сначала",
А он говорит, что не помнит всех нот,
Что песня без слов невзначай отзвучала,
Как жизнь и любовь, или наоборот.
А я говорю: "Начинается осень",
И в нотной тетради сквозит листопад.
Как снегом, молчанием песни заносит…
Но ветер вздыхает. И листья дрожат.
А он говорит, что не помнит всех нот,
Что песня без слов невзначай отзвучала,
Как жизнь и любовь, или наоборот.
А я говорю: "Начинается осень",
И в нотной тетради сквозит листопад.
Как снегом, молчанием песни заносит…
Но ветер вздыхает. И листья дрожат.
* * *
Небо сменило кожу, деревья меняют краску.
Это — не новый имидж, это — возврат к судьбе.
Значит, почти что прожит этот подарок царский.
Снова небесный Китеж птиц призовет к себе.
Дождь превратив в чернила, раскрашивая неярко
Дни, и траву, и листья, осень дарует час.
Час для любви и света, посланье с небесной маркой,
Где листья, как поцелуи, и все — как в последний раз.
Это — не новый имидж, это — возврат к судьбе.
Значит, почти что прожит этот подарок царский.
Снова небесный Китеж птиц призовет к себе.
Дождь превратив в чернила, раскрашивая неярко
Дни, и траву, и листья, осень дарует час.
Час для любви и света, посланье с небесной маркой,
Где листья, как поцелуи, и все — как в последний раз.
* * *
День осенний, дым осенний.
На костер восходит лето,
Продолжая представленье
С неоконченным сюжетом.
Время кружит, ветер веет,
Снова смена декораций.
Только небо голубеет, да беспечно зеленеют
Листья мерзнущих акаций.
На костер восходит лето,
Продолжая представленье
С неоконченным сюжетом.
Время кружит, ветер веет,
Снова смена декораций.
Только небо голубеет, да беспечно зеленеют
Листья мерзнущих акаций.
* * *
Кленовых вертолетиков полет,
Потом — паренье листьев под дождем.
И осень полушепотом поет,
Как мы на разных улицах поем,
Встречаясь и прощаясь, находя
Забытый голос и случайный взгляд…
Под искрами кленового дождя,
Идя вперед и падая назад.
Потом — паренье листьев под дождем.
И осень полушепотом поет,
Как мы на разных улицах поем,
Встречаясь и прощаясь, находя
Забытый голос и случайный взгляд…
Под искрами кленового дождя,
Идя вперед и падая назад.
* * *
Осень поспит еще,
Летний снимая стресс.
Под дождевым плащом —
Память цветных небес.
Время уходит вспять,
Сонно глотая свет.
Жаль, что учиться ждать
Времени больше нет.
Летний снимая стресс.
Под дождевым плащом —
Память цветных небес.
Время уходит вспять,
Сонно глотая свет.
Жаль, что учиться ждать
Времени больше нет.
